ТОЧКА ОПОРЫ
Благотворительность в первом поколении
Новейшая история российского
меценатства
Возможно ли в нашей
стране такое: человек заработал немалые деньги и
вкладывает их… в образование нового поколения?
Возможен ли меценат-романтик, ставящий перед
собой предельные вопросы, думающий не о выгоде
завтрашнего дня, а на столетие вперед?
Сергей Гутцайт – нетипичный бизнесмен.
Практически все свои «капиталистические доходы»
он тратит на са-
мое, казалось бы, безнадежное для филантропии
дело – школу. В чем-то он поступает талантливо, в
чем-то наивно, но что не может не вызывать
уважения – последовательно и упорно.
И хочется верить, что – дай Бог! – благой пример
окажется заразителен и среди многочисленных
наших небедных соотечественников найдутся те,
кто рискнет вложить состояние не в бизнес, не в
футбольный клуб или политическую партию, а...
просто в школу.
Однажды я услышал, будто какой-то новый
русский открыл школу – современную версию
Царскосельского лицея. Подумал: мало ли в жизни
бывает…
Потом стали попадаться факты.
Афиша о благотворительном концерте
М.М.Жванецкого в пользу школы им. А.М.Горчакова
(знаменитого министра, школьного приятеля
Пушкина).
Восстановленный в Павловске зал, где дирижировал
Штраус…
Ресторан мецената-предпринимателя, в котором
обедал Путин. А при ресторане – столовая для
бомжей.
Деревня, то ли купленная, то ли построенная новым
Мамонтовым и заселяемая мастерами разных
профессий. Говорили, что этот человек собирается
создать там образовательный центр.
Доктор наук, петербургский профессор,
променявшая заманчивое предложение
вице-губернаторства… на школьное директорство.
Случайные, разрозненные факты складывались в
цепочку. Кто-то делал точные, умные шаги. И я решил
съездить в Павловск…
Эти записки оттуда, с перерывом в два года.
Несколько вопросов, которые я пытался прояснить
– для себя в первую очередь. Зачем состоятельный
человек вкладывается в школу? Возможны ли в наше
время люди, похожие на тех, из позапрошлого века
– с представлениями о чести, достоинстве, со всем
тем, что, казалось бы, обесценилось за прошедшее
столетие.
Могут ли такие люди частным образом что-то
сделать в образовании?
Бывая в Павловске, я вел дневник, получились
дневниковые записи, заметки. А потом собрал их
вместе.
Павловск в получасе езды от Питера, предместье.
От прежних времен остался чудесный, устроенный
по-немецки парк с дворцом. Остальное, из разных
эпох, – в развалинах: императорский бастион, дом
коменданта Роттаста, дачи художника Карла
Брюллова, архитекторов Клодта, Лансере…
На станции меня встретил здешний учитель и
сопроводил до школы. Она находится на даче
Брюллова, которую восстанавливают в точном
соответствии с оригиналом. Каменная башня для
астрономических наблюдений, светлая терраса,
балконы…
В доме еще пахнет деревом. Внутри дух старинных,
антикварных вещей (реставрируемых по соседству,
где у дома инвалидов арендован этаж под
мастерскую и классы).
Елена Ивановна Казакова, директор школы, спешила
на урок и пояснила мимоходом: школа – частная. Ее
финансирует Сергей Эдидович Гутцайт. Дачу
Брюллова под школу ему долго не давали, только
когда башня чуть не рухнула, передали. А идея была
в том, чтобы создать не типовую школу, а особую,
что-то вроде современной версии Царскосельского
лицея. Взять детей с периферии и показать, что
получится, если им дадут образование блестящие
педагоги, если дети будут расти в окружении
прекрасных вещей.
«А почему Царскосельский лицей?» – спросил я.
«Служение Отечеству… Oн считает, – сказала
директор про мецената, – что у тех, в лицее, было
острое чувство служения Отечеству. Поэтому – кто
пошел в декабристы, а кто, как Горчаков, – в
государственные деятели…»
Оброк на образование
Человек, который содержит школу, Сергей Эдидович
Гутцайт – очень похож на писателя Михаила
Михайловича Жванецкого. Тоже из Одессы, из того
же Института инженеров флота, учились в разное
время, но одному и тому же. Дружат. Жванецкий –
член клуба попечителей школы имени А.М.Горчакова,
куда входят политики, бизнесмены, деятели
культуры…
Мы встретились с Гутцайтом в школьной
библиотеке. Она совершенно замечательная,
наподобие тех, что существовали у людей
определенного круга в XIX веке: просторный
кабинет, шкафы, старинные книги в сафьяновом
переплете с золотым обрезом. Карта, барометр,
телескоп…
Не думаю, что нынешние средства обучения,
обучающая среда (за исключением компьютера)
шагнули далеко вперед. Все тот же глобус, та же
«лейденская бочка»… И задачи те же. «Надо
научить их придумывать задачи. Решать – это
хорошо, но мало. А вот если может придумывать…» –
первое, что я услышал от Гутцайта. «Сейчас Елене
скажу», – и ушел с осенившей идеей искать
директора.
Оригинальный человек Сергей Эдидович, необычный
тип. Не похож на бизнесмена...
Вот они в школе имени А.М.Горчакова приобрели
старинные журналы, книги Царскосельского лицея
– о распределении по службе, карьере, какие
должности занимали выпускники. Если просмотреть
судьбы этих выпускников, а их же огромное
количество – лицей существовал 100 лет, – можно
увидеть: это были люди неординарно мыслящие и,
видимо, думали о судьбах России…
«…В первую очередь я пытаюсь притянуть людей, у
которых есть деньги, а потом уже – влияние…
Смысл эксперимента – сделать его «жирным», –
говорит Гутцайт, внешне похожий на Жванецкого. –
Что получится, если денег не жалеть? У нас здесь –
дорогое образование. Но я бы хотел, чтобы оно
стало еще дороже. У нас нет, может быть, денег на
какую-то особую форму одежды, но на поездки, на
путешествия по стране, миру есть. Мне интересно –
что же получится, если не жалеть денег, не
экономить на образовании?»
Где же это мы находимся?
В России. В Павловском парке и примыкающей к нему
Мариентальской долине. В бывшем Еленинском
квартале, как назывался он в начале прошлого
века. Культурно-образовательный заповедник, его
еще нет, он в проекте, но уже начал
реализовываться.
Они хотят, чтобы тут возник образовательный
центр. И мы в нем образовывались, ну, как
нормальные люди.
То же самое – насчет окружения школы. Хочется,
чтобы в окружении были не случайные люди. То же –
деревня. Поезжайте, говорят мне, в деревню, надо
там пожить хотя бы три дня…
Продолжение.
Начало на 1-й странице
О деревне, которую он построил
Как я понял, это туристическая деревня: стоянка
для теплоходов, идущих в Китеж, на Валаам, в
Соловки. Десяток домов, гостиница, ремесленная
слобода, трактир, охотничьи хозяйства…
Заповедный остров… Называется Мандроги.
Вначале хотел просто бизнес строить, признается
Гутцайт. Река Свирь, по ней плывут пароходы с
туристами. Шлюзы, очередь. Туристам надо куда-то
выйти размяться. И вот он выбрал красивое место.
Построил причал. Начали разворачивать продажу
сувениров – а жилье, дороги, электричество? В
итоге вышло сочетание деревенской избы с
космической антенной связью. Связь цифровая со
всем миром, интернет в каждом доме, телефон…
«И вот, – говорит мне Гутцайт, – мы эту деревню
чуть-чуть подделаем, и будет интересная такая
детская страна: а в ней вместе с детьми – мастера,
художники, орнитологи… Зоопарк построим».
И все это на фоне окружающего развала.
«Ну хорошо, – говорю Гутцайту про сказочную
деревню, – а какое отношение все это имеет к
школе?» «Как какое, – удивляется он, – деревня и
строилась как источник финансирования школы…»
И рассказывает совсем уж сумасшедшие вещи.
Только послушайте: деревня, зарабатывающая на
туристах, обкладывается «оброком», который идет
на школу. Есть программа, где все расписано. И все
живущие в деревне знают, что платят оброк – для
того, чтобы школа развивалась.
Первый этап, говорит Гутцайт, «чтобы начали жить
жирно». И, начав жирно жить, стали вкладывать в
школу.
«Я человек романтический, как выяснилось, –
говорит нетипичный бизнесмен Гутцайт, – и
соответственно людей подбираю таких же. Я
понимаю, что изменить ничего невозможно. Но я
все-таки каким-то образом сумел заработать
деньги и вот трачу их на некоторые любопытные,
рискованные идеи… А сейчас пришел к выводу, что
на каком-то этапе даже государство может
присоединиться. Понятно, почему? Настолько
интересные бывают проекты, что, несмотря на всю
косность, бюрократию и прочее, государство
присоединяется.
В Павловске – они же не только школу строят, все
здания – замки, дачи реставрируют. Ну кто может
сказать плохое, что мы старый Павловск
воссоздаем?»
И все-таки, говорю ему я, это сказки. «Оброк на
образование», дружба с государством... По
определению невозможно.
Можно, отвечает он.
«Государство, – объясняет он свою странную для
России позицию, – не может до бесконечности не
замечать. Выскочек не любит, белых ворон не любит,
чиновники пытаются задушить. Но критическая
масса – и пробиваешь. Там где-то пробил, тут
что-то сумел сделать…»
Рыцарская мечта и пачка у.е.
«Шеф имеет слабость к старинной мебели, –
говорит мне учитель истории Борис Владимирович
Неупокоев. – В соседнем здании – склад мебели,
реставрационные мастерские. Покупаем старинную
мебель, дешевую, у старух, и мастера делают. И в
школе начали вести уроки труда…»
«Нашим детям очень много дано – на каждого
ученика в месяц тратится тысяча, полторы тысячи
уже реальных у.е.». И может возникнуть желание: а
еще, а еще… Понятно, что они должны хорошо
выглядеть – если едут за границу или приходят на
концерт к Жванецкому – нужно одеться
соответственно. Но чтобы не было
потребительского отношения к жизни, они себя
обслуживают – убирают парк, колют лед, чистят
дорожки сами.
Чем-то все время заняты. Устраивают концерт перед
бабушками из дома отдыха одного дня. Занимаются
танцами. Зайдите посмотрите – ирландские танцы,
шотландские, еврейские – для ансамбля мальчиков.
А Сергей Эдидович еще хочет бальные, но с
девочками трудно. Те, что вокруг, в окрестностях,
выражаются матом.
По поводу восемнадцати ребят. Вообще-то их
особенно и не отбирали. Знакомились с семьей,
чтобы была нормальной, родители – не алкоголики,
не бомжи… Чтобы были дома книжки. Приходили
домой поговорить: а где твоя комната, покажи
книжки…
Потом более определенно: письма родителям,
распространение информации – если хотите,
можете написать о своих детях. Детям: если хочешь,
пришли рисунки, и так далее в этом роде. Затем
приглашали к себе, и ребята собирались здесь,
собирались весной, осенью, на каникулах…
Все-таки интернат. Дома бывают раз в три недели,
на выходные. Отношение у нас к тому, что дети
ездят домой, говорил учитель Борис Владимирович,
сложное. С одной стороны, семья, ласка, да и по
дому помочь надо, стул там починить… Но по
возвращении из дома семьдесят процентов болеют.
Другой режим жизни. Здесь – каждый день зарядка в
парке, обливание на снегу, баня, массажист очень
квалифицированный. В этом году, тьфу-тьфу, даже
гриппом ни один не переболел. Большинство
болезней из дома...
Режим дня здесь такой: подъем в семь, сок, фрукты,
уроки пятьдесят минут, второй завтрак. С
двенадцати – спорт, танцы, с трех – математика,
час интеллектуальных игр, английский, после
полдника самоподготовка, симпозиум, бассейн,
чтение, и так до вечернего чая и «спокойной ночи».
Домашних заданий нет…
«Сергей Эдидович, – говорит мне учитель истории
Борис Владимирович Неупокоев, – ничего в
педагогике не понимает, но у него потрясающее
чутье. Он считает, что детям нужно хорошо
питаться, одеваться, находиться среди прекрасных
вещей. Что в этой школе должны появляться люди,
добившиеся успеха в жизни.
Заманивает президента, Жванецкого… Учителям
говорят: господа, вы должны найти людей, которые
придут сюда и что-то расскажут. Находим
египтолога, едем к нему в университет, и он им
что-то рассказывает и показывает какие-то вещи…
Насыщение людьми, успешными.
Гутцайт взял разваленный дом коменданта
Павловска – Роттаста и восстанавливает, чтобы
была гостевая зала, в которой можно принимать
Ростроповича. Чтобы дети могли общаться».
«Кстати, а что у вас на вывеске, – спросил я, –
средняя школа?» Учитель пожал плечами. «У нас и
вывески нет…»
Тут было полно корреспондентов – из Би-би-си,
«Свободы», финны, англичане, японцы. Кто-то из
учителей готовил еду, кто-то колол лед –
иностранцы не поняли, кто историю преподает, а
кто дворник.
Гутцайт всегда говорит: команда, капитан. Но он не
хочет быть капитаном, капитан – директор школы
Елена Ивановна, а он – кораблестроитель.
Гутцайт хотел, чтобы тут были лучшие. «Кто у нас
лучший математик в городе? А историк?»
Потом поняли, что у нас действительно «лучшие» –
но в другом смысле. Вот был человек:
энциклопедист, играл на музыкальных
инструментах и прочее. Но после уроков уходил, с
детьми никуда не ездил. А здесь надо жить… в этом
парковом, историческом пространстве.
«Вот это, – показал мне учитель истории, –
остатки игры, наши готовились к поездке в Англию.
Темы на выбор: Вальтер Скотт; Фрэнсис Дрейк и
английские пираты; Великие ученые Англии;
Стоунхендж; Роберт Бернс; Загадка озера Лох-Несс;
Английский юмор; Шерлок-Холмс; Зарождение
футбола и его современное значение…
Везде какие-то записки, бумажки. Типа: «С какой
это стати мне, рыцарю Круглого стола, сворачивать
с Тропы, коя мне угодна?»
Дух частной школы повсюду…
Человечество все же светлеет
Наконец добрался до директора, пригласившего
меня в эту школу.
Из всех известных мне директоров Елена Ивановна
Казакова – одна из самых необычных. Она, когда
сюда шла, уже была доктором педагогических наук,
профессором, проректором, председателем
всяческих почетных советов и прочее и прочее,
откуда нормальные люди сами обычно не уходят. А
тут вообще получила сногсшибательное
предложение: стать вице-губернатором Петербурга.
И раздумывала, как бы помягче отказаться.
Как раз в это время Елена Ивановна и встретилась
с бизнесменом-меценатом Сергеем Эдидовичем
Гутцайтом, который создавал свою школу, ходил по
разным людям, советовался. И начал он ее, Елену
Ивановну, уламывать, уговаривать, рисовать
всякие перспективы. Она ему не поверила. Тогда
много всяких сумасшедших ходило вокруг
образования, а тут еще – Павловск, Брюллов,
кругосветка…
Хватило одного заезда.
«Чем, – говорит мне профессор – школьный
директор Казакова, – Сергей Эдидович купил меня?
Наглостью. «Я построю современную версию
Царскосельского лицея…» Гм… Ну, я лекции читала,
огромными школами руководила, а тут маленькая,
частная… А вдруг?»
С Казаковой мы говорим чисто профессионально.
Концепция, механизм реализации, мониторинг…
«Если о модельных вещах, – раскрывает Елена
Ивановна замысел эксперимента, – то построение
по модели другого, принципиально открытого
образования…
Второе – поддержка социально одаренных детей.
Школы для интеллектуально одаренных в разных
науках, искусствах есть, а вот для социально
одаренных…
Третье – здесь собралось много специалистов по
игровой деятельности, и мы пытаемся
синтезировать и реализовать концепцию,
технологию игры как одну из основ школы.
Что еще может быть модельного? Сам Сергей
Эдидович, который вкладывает деньги в
образование. Может быть, еще найдутся такие…
Еще модельное – попечительский совет,
финансовое и моральное участие разных людей – от
Путина до Ростроповича – через Жванецкого. Это в
основном друзья Сергея Эдидовича, но сейчас уже
кто-то покупается на идею – хочется во что-то
верить.
Здесь прекрасные садовники, менеджеры,
реставраторы, это само по себе образование –
общаться с этими людьми. Жить вместе с детьми, но
так, чтобы детям хотелось так жить, – тогда,
говорит Елена Ивановна, все получится.
Два образовательных путешествия в год за
границу, два путешествия по стране, музыка,
спорт…
Педагогический коллектив – восемь с половиной
учителей, плюс почасовики. Эти люди дают уроки,
дежурят, ведут какой-то процесс.
Двенадцать мальчиков – из Подпорожья, где
находится деревня Мандроги. Дети в основном
райцентровские…
«Мы в первую очередь, когда в семьи едем, –
рассказывает Елена Ивановна, – смотрим – есть
книги? Если ребенок сказок в детстве не читал,
надо погружать, обогревать, «отчитывать». Если
этого нет, мне безумно страшно…
Большинство педагогов мне говорили: из этого
материала ничего не выйдет. Но я им отвечаю –
давайте искать, давайте свой путь… Предмет – это
не проблема. Проблема – сотрудничества, проблема
души…»
«Кем же они станут?» – спрашиваю я директора. Она
задумывается. Сергей Эдидович часто им говорит:
«Я очень надеюсь, что вы получите такое
образование, чтобы достичь личного успеха и
сделать жизнь окружающих вас людей максимально
лучше…»
«…Поэтому для меня, – поглядывая на часы,
завершает экскурс в теорию директор Казакова, –
очень важно, чтобы вместе поднимались школа
Горчакова и Павловский заповедник. Чтобы вместе
со школой восстанавливался парк, строились
здания… Ну, да мы в этом находимся. Так бы надо
было исхитряться, что-то выдумывать, а так –
естественный, восстанавливаемый кусок жизни…»
Задача – создать прецедент
Все-таки мне не совсем понятно, что за человек
Сергей Эдидович Гутцайт и зачем ему все это
нужно. «Современная версия», «лицей» – это
облака. А вот я считаю, сказал я ему, цель
государственной политики – воровство. Он
ответил: но это же не основание, чтобы готовить
неприличных людей…
Поживешь тут, походишь, пообщаешься – начинает
проясняться. По-моему, у Сергея Эдидовича
Гутцайта, некоторым это, может быть, покажется
странным, – особое отношение к понятиям «честь»,
«долг», «дружба», у него дворянство
ассоциируется с этим.
«Может быть, – говорит он мне, – я идеализирую. Но
мне кажется, что в царском лицее это было. «Война
и мир», князь Андрей – у меня это с детства
осталось. Аристократизм, «аристос» – замешенный
на особом чувстве повышенной ответственности,
повышенной этики, а не «что попало, то пропало».
Если бы создать это. Взять людей, которые так
живут, так думают и так делают, и погрузить детей
в мир, где есть понятие – что предательство
невозможно. Что ловчить нельзя. Что врать нельзя.
У нас никто не хочет говорить правду. Не стыдно,
что вор. Вор, а не стыдно. А тут… стыдно быть
плохим. Стыдно быть не лучшим. Да, игра в
дворянство, пусть на современном уровне…
Если даже этого нет в истории России – все равно
надо опираться на это…
«У меня, – говорит мне Гутцайт, – нет интереса к
реформам, глобализму. Надо с малого начать.
Вырастить традицию, воспитать элиту – в смысле
нравственных людей. Создать этот прецедент. Мне
интересно сделать не просто хорошую школу, а
именно версию того лицея».
«А в чем ваша версия?»
«Для меня Царскосельский лицей, применительно к
его знаменитым выпускникам, означает, что все же
они были участниками заговора. Это были не просто
люди, они были готовы отдать жизнь за
переустройство Отечества на других основаниях. В
чем-то ошиблись, но все же – высокие помыслы,
высокие чувства. Человек думал: «Если я этого не
сделаю, я умру». Как они говорили – «мы должны
спасти Россию, мы должны это сделать».
И ведь лично себе они ничего не приобрели.
Сегодняшние – думают о сиюминутном. А мне
интересно, как человек поднимается над
обстоятельствами. Почему Сахаров поднялся? Кто
его сделал таким: семья, школа?..
Может быть, я романтизирую воспитанников
Царскосельского лицея? Но ведь было много. Была
создана такая школа, среда, что их было много –
честных, благородных и ответственных лидеров,
которые воспринимали благосостояние как
возможность сделать что-то для Отечества. Как
«делаются» такие люди?
Мы все время надеемся на чудо. Что вот придет
благородный… А в банде этого не может быть. Наша
страна – это банда. Но нельзя же опустить руки…
Ничего не попишешь, несмотря на плохих хозяев,
надо строить хороший дом. Несмотря на то, что
образование в стране ухудшается, строить
хорошее…
Для меня задача – создать прецедент. Если я
создам отличную школу, другой создаст, третий…
Если уж правительство не может, то снизу нужен
прецедент. Правительство увидит и…»
А что, думаю я вслед за Гутцайтом, копаясь в
исторической памяти: было ли что-нибудь подобное?
А ведь было: в ответ на частную школу, в
особенности земскую, боясь потерять бразды
правления, правительство создавало образцовые
министерские училища. И церковно-приходские –
при обер-прокуроре К.П.Победоносцеве. Были ли они
«отличными»? Вряд ли. Но все же – да, частная
инициатива и общественная провоцировали власть
на шевеление, вели к конкуренции. Правительство
было вынуждено вкладывать в образование.
«…Я понимаю, – говорит Гутцайт. – Я понимаю, что
не увижу результатов при жизни. Но делать нужно. А
вдруг мы создадим такой прецедент, – говорит мне
этот неисправимый романтик, русский Сорос. – И
школа будет существовать 100 лет. И возникнут
традиции… Какова вероятность, – размышляет
Гутцайт, – что ученик обычной школы станет
президентом? Можно математически это подсчитать.
А вероятность того же – из нашей школы? Она выше,
эта вероятность уже выше. На сколько выше? В 10 раз?
В 100? Ну вот и все…
Это же делать интересно. Я хочу, допустим,
изменить мир. Первый путь – идти во властные
структуры. А есть второй путь, может быть, это
утопия – через воспитание. Но ведь есть
прецеденты, традиция. Итон, Гарвард, Йель –
президенты оттуда…
Доказательство от противного
На уроке у директора Елены Ивановны Казаковой.
Седьмой класс, математика.
«Итак, друзья мои, разберемся с Его Величеством
окружностью, сферой и шаром…»
Дима, Женя, Саша, Антон, Вадим, Максим, Илья, Миша,
Егор, Леша, Ваня, Сережа, Варя…
На урок пришел Сергей Эдидович, сел на диванчик
рядом с пианино – слушать про круг.
«Бывают окружности с такими-то радиусами, бывают
круги, бывает, что они равны. А бывают
концентрические окружности. Что это такое? Я
хочу, чтобы вы сконцентрировались. Кто-нибудь
может по слову догадаться, что это значит. «Надо
думать…» – «Отлично, очень полезное занятие…»
«…Я думаю, – говорит Вадим, выйдя к доске, – что
это окружности с общим центром». – «Блеск! –
отмечает Елена Ивановна. – Кто-нибудь еще может
нарисовать?»
Слово «версия» часто звучит на уроке.
Гутцайт по-ученически тянет руку. Это здесь
никого не удивляет. Сергей Эдидович: «Давайте я
докажу от противного». Елена Ивановна:
«Пожалуйста, Сергей Эдидович. Этот метод мы еще
не рассматривали…»
Он выходит к доске и доказывает: предположим
то-то, из этого следует то-то и то-то, но этого не
может быть, абсурд.
А в жизни, думаю я?..
Нет, ребята, конечно, не дворовые…
…Диалог, диаскоп, диаметр… «Не может никто
объяснить, что такое “диа”?» – «Два». – «Нет,
насквозь». – «Проходящий насквозь».
Гутцайт: «А по-английски «диа» – дорогой…»
Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ
Окончание читайте, пожалуйста, в
следующем субботнем номере
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|