РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА
НАСТРОЕНИЕ

О чем же мы тогда поговорим?
Как жаль, что для общения с близкими людьми нам бывает достаточно очень скудного набора слов

Каждый день в два часа дня я принимаю по телефону ответы читателей на несложные задания нашей газеты. Телефон трезвонит чуть ли не с утра, без двух минут два не выдерживаю, снимаю трубку и строго напоминаю о времени. На другом конце провода сникают, начинают извиняться и готовы положить трубку. И каждый день мне становится жалко этого человека, прорвавшегося через сотни звонков:
– Давайте две минуты поговорим, и в два часа вы, именно вы будете первым.
Как мне приятна эта готовность разговаривать со мной хоть о погоде, хоть о вчерашнем полнолунии. Мы медленно разжевываем две минуты, которые сами отвели себе на красивые и добрые слова.
Дорога домой, знакомая до каждой тротуарной плитки, расцвечивается сезонами: то палит солнце, то широкое открытое шоссе упирается в закат, осенью гвалт птиц, собирающихся на ночлег, заглушает грохот автомобилей, а ближе к зиме в шесть часов вечера они уже спят, и стоит тишина. Только поломанная скамейка в парке все та же, и двое все стоят в переходе метро и выясняют отношения, молча уставившись в носки своей обуви.
Открываю дверь в квартиру, и беспорядок в коридоре заставляет преобразиться в капитана “Очага”. Рулить кому-то надо. Мужа пришлось записать в самую слабую группу матросов, способных выполнять несложные задания (вынести мусор, например). Каков он на работе, я не вижу, передачи по телевизору смотрим разные, обсуждать давно уже нечего, и если и были когда-то восторги и восхищение, то давно сошли на нет. Психологи в глянцевых журналах приписывают мужчинам полное равнодушие к цвету занавесок и даже к их наличию, но как-то забывают, что все дворцы построили и обставили мужчины, тщательно продумывая самые мелкие детали великолепных интерьеров. Так что если у меня на диване валяется совсем другой тип – это лично мой промах.
Призываю лучшую часть своей команды – Сашку и Дашку. Пятилетнего Сашку назначаю главным матросом:
– Поставить ботинки на полку!
– Есть поставить!
– Вымыть руки!
– Есть вымыть!
Но это ж надо еще командным голосом все прорявкать, а если перейти на обычное нытье – ноль реакции.
У старшеклассницы Дашки свои заботы, про посуду она, конечно, забыла и только сейчас заняла место у раковины. Как же ей, должно быть, надоело слушать занудные слова о том, что у всех есть свои обязанности и что же ей свекровь когда-нибудь скажет. После ужина начинается резь в горле от не тех слов и боль в висках от собственного голоса. Пытаюсь переключить программу, почти за руку тащу к телевизору посмотреть историю Янтарной комнаты, открываю и кладу на кровать журнал с блестящей статьей о Жанне Д’Арк.
– Хочу спать, – отмахивается Дашка.
Мы обе знаем, что она хитрит: сейчас закроется дверь ее комнаты, погаснет свет, и она включит магнитофон.
“Очаг” явно кренится. Я даже представляю себе серый берег, к которому прибьется семейный корабль с этим креном. Дочь соглашается идти на концерт, если там “будет что-нибудь смешное”, сын любит “стрелялки”. Прочтут ли они когда-нибудь “И дольше века длится день”? Не прочтут. Страшно, грустно и тяжело. А к берегу хочется веселому, заваленному всякими техническими штучками, и вопроса “зачем?” не существует. А кончится все новыми боями на французских (и не только!) улицах. Потому что дать сытость – не значит осчастливить. И если умеешь управлять кнопочками лифта, но не понимаешь природу страха и восторга в глазах Сикстинской мадонны, то не надо в Париж. Дашка не видела Сикстинской мадонны. Репродукций Дрезденской галереи дома нет, историю искусств в школе не преподают. А откуда ее знаю я, уж и не припомню. Знаю и все! Как знаю, что солнце встает на востоке.
А вы? Читаете детям вслух? Вместо чего? Прогулок, ужинов, уроков? И умеете делать это выразительно? И не засыпаете на третьей строчке после рабочего дня? Мы все больше делимся не только на богатых и бедных. Мы делимся на тех, кто культуру создает, кто ее потребляет, и тех, кто потреблять не в состоянии. Я засыпаю с тяжелым чувством неверности маршрута моего “Очага”, но ни уволиться, ни понизить себя в должности невозможно. Невозможно – и точка. Очень жирная.
Утро требует постоянного набора слов. Их меньше, чем у Эллочки-людоедки: вставай, умойся, оденься, ешь, пей, через пять минут звонок. Чувствую от них неприятный привкус и втайне сочувствую детям – в свою жизнь они перенесут этот же убогий словарь.
Ночью наконец-то прошел дождик, робко прибил осеннюю пыль, и теперь можно не шарахаться от дворников. Знакомая женщина с метлой соглашается со мной, что мокрый лист тяжел, но зато хорошо просто шуршать, не завязывая нос платком. И хорошо просто так поулыбаться, не давить своей волей, не принимать решения.
Без двух минут два я снова предлагаю незнакомому человеку:
– Давайте поговорим. Возможно, вы выиграете билет в театр, а кто пойдет? Дочь? А вы? Вы любите театр?
Я даже не мечтаю об этом. Но вдруг? Сойдется место и время, я сниму трубку и услышу Дашкин голос:
– Здравствуй, мама.
И у нас будет две минуты на красивые и добрые слова. О чем же мы тогда поговорим?..

Ангелина ОДНОЛЬКО
Ташкент

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"