Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №80/2005

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N50 
ВОЙНА 

Алексей МИТРОФАНОВ

Окончание Кранца

В начале улицы Московской стоит статуя советского солдата. Голова его опущена, каска – в руке. Солдат скорбит по сотоварищам, которые лежат здесь же, в земле.
Ведь это – братская могила воинов, погибших при захвате Кранца.

Композитор, дирижер и педагог Сергей Никифорович Василенко вспоминал: “В конце мая 1914 года я был сильно огорчен продолжительным недомоганием Татьяны Алексеевны (его спутницы жизни. – А.М.). Врач определил у нее аппендицит и настаивал на немедленной операции. Она обратилась к доктору Э.В.Готье. Тот не нашел ничего подобного, но посоветовал поехать отдохнуть и покупаться в море. 11 июля мы выехали в Кранц – курорт на Балтийском море вблизи Кенигсберга...
В Кранце (полчаса езды от Кенигсберга) все отели оказались почти пустыми. Мы поместились в отеле, принадлежащем дальней родственнице Левинсона. Нам предложили или взять комнату, или нанять отдельный домик на берегу за баснословно дешевую цену. Мы взяли домик с прекрасной обстановкой из кедрового дерева, с шелковыми розовыми занавесками на окнах и старинным камином...
Правы были те, кто не советовал ехать в Кранц. Хорошего там мало. Холодное Балтийское море, северная, суровая природа... Но зато мягкий, прохладный климат, превосходный стол и полное отсутствие народа... Последнее было по-своему показательно, но мы не обращали на это внимание, так же как на массу других странных явлений.
В пивной мы едва удерживались от смеха, как немцы с искаженными красными лицами и со слезами на глазах пели патриотические песни... Однако про войну никаких разговоров не было... Но однажды в ресторане кельнер вместо меню довольно нахально разложил перед нами газету и ткнул в нее пальцем (кельнеры обычно отличаются неизменной любезностью и подобострастием). Тогда только Лева Левинсон встревожился и решил поехать в Берлин: “Я все узнаю и через день к вам вернусь...” Но больше мы его так и не увидели... Прошло еще томительных два дня. Погода сделалась холодная, ветер вздымал тучи пыли на пустынном пляже...
20 июля старого стиля в 8 ч. вечера мы кончали обед в столовой нашего отеля... Вдруг раздался звон набата... Все вышли наружу. Незабываемая картина. Перед нами гремело и бурно вздымалось потемневшее море, багряная заря занимала все небо, и непрерывно несся зловещий звон набата... Мобилизация. Я взял газету... Много страшных новостей. “Николай II приказал погасить все маяки на морях... Война неизбежна... Русские произвели всеобщую мобилизацию, но и мы, немцы, не будем застигнуты врасплох...”
Решили на другой день ехать в Берлин. Всю ночь не спали. Мертвый Кранц вдруг ожил. По пляжу ходили толпы народа. Звучали песни: “Германия, Германия выше всего на свете...”, “Стража на Рейне...”. Мальчишки пронзительно, нестройно орали: “Каждый может стрелять” – и все заканчивалось ритмическими выкрикиваниями “раз, два... раз, два...”.
Когда я брал билеты в Берлин, меня арестовал какой-то детектив и отвел к коменданту... К счастью, комендант держал меня не долго:
– Почему в Германии?
– Лечился в Кранце.
– Зачем едете в Берлин?
– Собираюсь оттуда ехать в Голландию.
– Почему вы так хорошо говорите по-немецки?
Я дал ему свою карточку: “Профессор консерватории, директор Исторических концертов”. Меня тотчас отпустили”.
Так Кранц вошел в Первую мировую войну. И совсем, совсем иначе вышел из Второй.

* * *

Странно себе подобное представить, но в курортном Кранце сохранялась удивительная безмятежность вплоть до конца января 1945 года. Лишь 22 числа, когда из Кранца в Кенигсберг ушел последний поезд, обыватели задумались. И сразу впали в панику.
Вот одно из воспоминаний: “Мы знали только, что русские почти окружили Кенигсберг и продвинулись до Эльблонга. В этой неразберихе некоторые жители Кранца принимали тяжелое решение о бегстве. Семьи мучились в раздумьях: как мы доберемся до Пиллау, сможем ли переправиться по морю?
С другой стороны, если мы останемся здесь, мы ничего не бросим, русские не должны быть плохими. От восточной группы NSDAP или бургомистра не было никакой помощи; партии и бургомистра в решающие дни не существовало. Единственной организацией, которая помогала жителям Кранца, был вермахт. Многие уехали на его транспортных средствах. В последние дни января фронт подошел к Кранцу”.

* * *

А войскам 43-й армии, перед которой ставилась задача овладеть восточным побережьем Земландского полуострова, тоже было несладко. Ее командующий, А.Белобородов, вспоминал: “Овладев Лабиау, 43-я армия продолжила наступление вдоль южного берега залива Куришес-Хафф на город Гранц. Мы приближались к рубежу, где противник должен был бросить в бой все свои силы. К этому его вынуждала обстановка, это был его последний шанс удержаться в западной части Земландского полуострова. Рубеж обороны, пересекавший полуостров с севера на юг, прикрывал важнейшую рокадную дорогу Гранц – Кенигсберг, с одной стороны, и основание косы Курише-Нерунг, связывавшей земландскую группировку фашистов с Мемелем, – с другой.
Уже 24 января из Мемеля через Гранц была переброшена в нашу полосу 95-я пехотная дивизия с задачей “остановить продвижение русских на Кенигсберг”. Следом за ней появились и другие части из состава 40-го немецкого танкового корпуса. Видимо, гитлеровское командование, взвесив свои возможности, поняло, что надежно прикрыть Кенигсберг с севера и одновременно удержать мемельский плацдарм не хватит сил.
Сопротивление фашистов на дальних подступах к Гранцу резко возросло. Между тем мы были вынуждены выделить для охраны всей огромной полосы освобожденного побережья Куришес-Хаффа 90-й стрелковый корпус. Это, естественно, ослабило наши силы на главном направлении. Тем более что армия по-прежнему не располагала ни одним танком и мало имела тяжелой артиллерии.
Темпы продвижения снизились до 4–10 км в сутки. Противник попытался остановить нас на рубеже канала Вест, но был сбит. Большую роль в этом эпизоде сыграли разведчики 126-й дивизии 54-го корпуса. В ночь на 27 января группа из 12 человек во главе с лейтенантом Андреевым незаметно переправилась через канал и внезапным налетом захватила мост, подготовленный фашистами к взрыву. Эта готовая переправа помогла главным силам корпуса быстро форсировать канал.
Сутки спустя завязались напряженные бои за Гранц. В первый же день противник предпринял более 20 контратак крупными силами пехоты и танков. Он сосредоточил здесь сильную группировку – 286, 95 и 58-ю пехотные дивизии и несколько боевых групп, созданных из остатков разгромленных “народно-гренадерских” дивизий. Кроме того, эта группировка с каждым часом пополнялась за счет других частей 40-го танкового корпуса, которые под натиском войск 1-го Прибалтийского фронта оставили Мемель и отходили к Гранцу по песчаной косе Курише-Нерунг”.
Бои были отнюдь не шуточные. Подполковник Я.Маршавин о них вспоминал: “2 февраля 1945 года 292-й стрелковый полк, которым я в то время командовал, вышел к сильно укрепленной полосе обороны немцев в 7–8 километрах восточнее города Кранц. Противник оказал нам очень сильное сопротивление. Бои не затихали ни днем, ни ночью. Передний край обороны немцев имел мощные оборонительные сооружения. Их железобетонные сооружения не смогла разрушить артиллерия среднего калибра. В течение двух суток наш полк вел ожесточенные бои и не смог прорвать оборону немцев”.
Другой участник тех боев, сержант В.Моисеенко, рассказывал: “Вспоминаю, когда мы подошли к рубежу обороны немцев перед городом Кранц, враг нам оказал очень сильное сопротивление. Контратаки следовали одна за другой, в бой немцы шли, как обреченные. Одна высота в районе обороны переходила из рук в руки несколько раз, и мы перетаскивали свое орудие вместе с пехотой. Артиллеристы вели огонь по целям такими темпами, что горела краска на стволах орудий, артиллеристы-снабженцы не успевали подвозить снаряды. Мы вели бои днем и ночью, так как фашисты, чуя свою близкую погибель, атаковали наши позиции непрерывно. Чем ближе наши войска подходили к Кранцу, тем плотнее становились боевые порядки врага, упорнее его сопротивление”.
А командир 2-го батальона М.Васильев вспоминал: “Батальон должен был зайти в тыл немецкой обороны и захватить поселок внезапной атакой в ночное время. По густому кустарнику со своим батальоном, в котором было 35 человек, я стал пробираться в тыл немецкой обороны. Пройдя около часа, на рассвете слева мы заметили поселок и господский дом. От кустарника до поселка было чистое поле с небольшим подъемом. Я развернул батальон в цепь и повел в атаку на поселок. Прошли цепью более половины расстояния. Из поселка выстрелов не было слышно, но когда мы приблизились на 150 м, по нам открыла огонь большая группа немцев в гражданской одежде. Открылись ворота в кирпичной стене забора, и из двора выехали 3 танка и открыли огонь. Но мы уже были настолько близко к танкам, что попали в непростреливаемое пространство, а за нами метров через 300 пули и снаряды буквально пахали землю. Батальон по моей команде с криком “ура!” бросился в атаку на оборонявшихся немцев и захватил скотный двор с толстыми каменными стенами. Первую стену скотного двора немецкие танки пробили болванкой, с крыши сыпалась битая черепица. Из поместья на дорогу начала выходить большая группа кадровых немецких солдат, которые вместе с гражданскими под прикрытием танков начали отходить по дороге на Кранц. Мы ворвались во двор поместья, где захватили 15 пленных, 18 автомашин и артиллерийскую батарею. Немцы опомнились и, поняв, что сражаются с небольшой группой, пошли в контратаку, чтобы выбить нас из поселка. Их атака была отбита, и мы заняли прочную оборону вокруг хутора. Более суток батальон в тылу врага отбивался от яростных атак гитлеровцев. У нас кончились боеприпасы, в ход пошло трофейное оружие и гранаты, захваченные у немцев. Только на следующие сутки, глубокой ночью, 114-й стрелковый полк прорвал оборону немецких войск и соединился с батальоном. Полку пришлось с ходу вместе с нами отбивать очередную атаку на поселок танков и пехоты противника... Как потом выяснилось от пленных немцев, батальон сумел разгромить роту фольксштурма, насчитывавшую более 300 человек, и потрепанный в боях кадровый батальон немцев с тремя танками.
Очередным препятствием на пути наступающего 114-го стрелкового полка был широкий и глубоководный канал. Лед на канале был взломан немецким ледоколом, и при наступлении в полынью ушла полковая пушка с двумя лошадьми, искупались в ледяной воде и стрелковые подразделения. Преодолев водную преграду, 114-й стрелковый полк вышел на дорогу и, считая, что противник отступил, построился в колонну и двинулся в сторону Кранца. Но противник сделал засаду. Пропустив нашу разведку, а за ней шло командование полка, он буквально в упор расстрелял большую группу офицеров. Почти все командование полка было выведено из строя. За штабом полка двигался мой батальон. Видимости не было, так как это происходило ночью. Когда немцы открыли огонь, мы сразу же залегли в неглубокую дорожную канаву. Во время стрельбы немецкие танки на тихом ходу пошли на наши боевые порядки, давя гусеницами наших раненых”.

* * *

Кранц между тем жил своей, мягко скажем, незавидной жизнью.
«В субботу, 3 февраля 1945 г. пехота моторизованная и в упряжках артиллерия, а также отдельные штурмовые орудия прошли по Кенигсбергской улице, мимо вокзала, по старой Хеерштрассе и Кейзерлингштрассе на побережье в направлении имения Варгенау – Розенен. Отступление проходило в условиях полного порядка и дисциплины. Картина, производящая впечатление, но также глубоко поражающая, так как мы знали, что наступает конец.
Русские попытались расстроить отступление воздушными налетами, но безуспешно. С 31 января до 3 февраля 1945 г. Кранц находился некоторое время под советским артиллерийским обстрелом. Снаряды небольшого калибра взрывались в районе Гогенцоллернштрассе, Лютерштрассе и Райфайзенбанк. Во второй половине дня 3 февраля артиллерийский огонь переместился на запад.
2 и 3 февраля 1945 г. окончательно были покинуты военные учреждения и многочисленные продовольственные склады вермахта. В “Курхаусе” было складировано большое количество мешков с мукой. Во дворе гастхофа “Поттиен”, напротив вокзала, находилась масса консервов всех видов, колбасные изделия, сушеные овощи и алкоголь.
Начался лихорадочный штурм продовольственных складов гражданским населением. Оставшиеся жители Кранца начали запасать продукты питания в подвалах, используя для перевозки санки и ручные тележки.
Многие материалы вермахта не могли быть увезены. Место от водонапорной башни до зданий на Кенигсбергской улице было заполнено брошенными орудиями, грузовиками, инженерным оборудованием, особенно частями понтонных мостов. Немецкие солдаты попытались во второй половине дня 3 февраля сжечь снаряжение, что удалось сделать только частично.
Последние немецкие воинские подразделения покинули Кранц вечером 3 февраля 1945 г. Между 20 и 21 часом раздались взрывы, возможно, на вокзале. Затем в Кранце наступила зловещая, таинственная тишина. В западном направлении и в направлении Кенигсберга виднелось зарево пылающих деревень. Издалека слышались пушечные выстрелы. Жители Кранца собирались при свечах вместе с соседями и с ужасом ожидали следующего дня.
В ночь с 3 на 4 февраля 1945 г. Кранц был “ничейной землей”. Оставленный немецкими войсками, в то время как русские замерли, ожидая за пределами города”».

* * *

И вот наконец-то свершилось. “3 февраля 1945 г. Последние солдаты убыли. Жуткая тишина. Мы ожидаем команду подрывников, которая должна прибыть из Заркау, мы хотели уехать с ними... Артиллерия не стреляет. Тишина, как будто бы и не было войны. Мы крепко спали до 7.00. Чемоданы упакованы, если прибудет машина, мы уедем... Мы хотели разжечь огонь. На улице полнейшая тишина. Никакого звука войны или солдат. Неожиданно раздались голоса... Возможно, это наши солдаты! Возможно, русские! Это были русские – пехота с легкой артиллерией, запряженной лошадьми”.
Кранц был взят. Лейтенант Ф.Корытко рассказывал: “На рассвете мы достигли окраины Кранца, увидели двухэтажные домики. В один из них я с разведчиком вошел и постучал в квартиру. Нам открыла немка. Увидев нас, она от страха не смогла произнести ни одного слова, так и осталась стоять с открытым ртом, пока мы не ушли. Доложили в штаб, что мы в городе, и получили приказ произвести его разведку.
В Кранце никаких войск не обнаружили, было тихо и чисто. Продвигаясь дальше, поймали верховую лошадь под седлом. После разведки города мы вышли на его окраину. Справа от нас стояло большое деревянное здание, рядом с ним мы в кустах заметили неизвестных людей. Я решил узнать, что за люди. Когда подъехал ближе, оказалось, что это немецкие солдаты, которые тут же побросали оружие и подняли руки. Я дал им команду следовать за мной”.
Иной раз нервы не выдерживали. Сержант А.Щеголев признался: “Огонь по городу из орудия мы не открывали, и лишь пехота иногда вела одиночную перестрелку. Свое орудие мы установили в центре города и направили в сторону леса. На окраине города был взят в плен генерал немецкой армии, переодетый в гражданскую форму. Получилось так, что я оказался близко к нему, и когда узнал, что это генерал, не выдержал, бросился к нему со словами: “Хотел Сталинград – получай!” – и рукой ударил его по шее. В городе, где было множество гражданских немцев и тех, кого фашисты угнали в рабство в Германию во время войны, мы пробыли часов восемь и пошли дальше вдоль берега моря”.
Курортный город явно не был стратегическим объектом.

* * *

Голос Юрия Борисовича Левитана объявил на всю страну: “В течение 4 февраля севернее и северо-западнее Кенигсберга наши войска вели бои по очищению от противника Земландского полуострова и овладели при этом городом и железнодорожной станцией Кранц, а также заняли более тридцати других населенных пунктов”.
Для самого же Кранца наступила новая эпоха. Подполковник Я.Маршавин вспоминал: “Рано утром 4 февраля 292-й стрелковый полк первым вошел в Кранц. В городе противник не оказал сопротивления, а сразу же начал отходить вдоль берега моря. Появление в городе советских войск для немцев было неожиданностью. В городе продолжали работать магазины. Увидев наших солдат, местные жители поспешно начинали закрывать магазины, а другие бросали их открытыми и разбегались. В городе находилось большое количество гражданского населения, а также переодетых военнослужащих фашистской армии. Мной было приказано первому батальону майора А.И.Ковалева занять оборону в сторону косы, а второму батальону майора С.К.Полищука – с западной окраины города, в сторону города Нойкурен (г. Пионерский). С прибытием в город мне нужно было разместить штаб и доложить командиру 115-й стрелковой дивизии генералу Блинову о взятии города Кранц. Мы зашли в угловой дом на площади и увидели портного, который шил одежду. Всюду были развешаны заготовки. На нас портной не обратил никакого внимания. Мы немного постояли, но не стали его беспокоить и вышли на улицу. Штаб полка разместился в доме на другой площади, на втором этаже во второй комнате слева (ныне ул. Пограничная, д. 2). Из этого дома был послан доклад в штаб 115-й стрелковой дивизии: “Город Кранц взят нашими войсками...”
В море на горизонте были видны два немецких корабля, которые быстро удалялись, по ним вели огонь наши артиллерийские батареи. Вспоминается такой случай: мы вышли на улицу и услышали выстрелы со второго этажа дома (раньше ул. Ленина,
д. 25, сейчас Курортный проспект, д. 25). Я тут же послал командира минометной батареи старшего лейтенанта Костышева с четырьмя разведчиками узнать, что там происходит. Поднявшись по лестнице, разведчики открыли дверь. И тут же по ним ударила пулеметная очередь. К счастью, только двоих легко ранило. Фашист был разоружен. В комнате находились трупы женщины и двоих детей, застреленных фашистом. На допросе выяснилось, что капитан СС застрелил свою семью, а сам застрелиться не успел.
Выйдя на берег моря (ныне район ветлечебницы), мы увидели, как мужчина, взяв за руку женщину, тянул ее в воду. Зайдя в море по пояс, женщина сумела вырваться и выйти на берег, а мужчина так и скрылся в пучине. На берегу моря (ныне район ветлечебницы) был обнаружен большой винный склад. Наш полк успел забрать две машины вина”.
А минометчик А.Белимов вспоминал еще более дикую историю: “Когда наш полк вошел в Кранц, поступила команда проверить все дома, улицы, дворы: не осталось ли где вражеских солдат. Проверяя один дом с солдатами роты связи, мы обнаружили немецкий госпиталь, брошенный обслуживающим персоналом.
Дом был большой, четырехэтажный. Первый этаж был для кухни и складских помещений, а на других были госпитальные палаты, в которых на койках лежали мертвые немецкие солдаты.
Как выяснилось потом, немецкие раненые солдаты были убиты самими же немцами, так как эвакуировать их не было возможности.
Это чудовищное преступление немецкие медики совершили путем введения в вену через шприц воздуха. Некоторые тела были еще теплыми.
На следующий день прибыла комиссия, в составе которой были медики-профессора, прокурор, писатель Эренбург, журналисты.
На все увиденное был составлен акт, где говорилось, что в данном госпитале было уничтожено немцами 207 военнослужащих немецкой армии.
Много зверства творили фашисты на нашей земле, но такое, как я описал выше, мы увидели впервые в Кранце”.
А майор П.Евсиков рассказывал: “Нас с радостными возгласами встречали советские люди, угнанные в Германию. Противник так поспешно ушел из города, что оставил много вооружения, в том числе шестиствольные минометы на площади и даже кухни с готовым завтраком”.
И конечно же взятие Кранца сделалось пусть и не слишком значимым, но все же идеологическим событием. “Правдинский” военкор Л.Кудреватых сообщал своим читателям: “Многое мы увидели вчера в курортном городе Кранц на берегу Балтийского моря. Курорт для кенигсбергской “элиты”, город ресторанов, гостиниц и дорогих особняков почти не тронут боем. Наступление наших войск настолько стремительно, что немецкая знать, удирая в последнюю минуту, едва успевает унести ноги. В квартирах и номерах гостиниц на столах – недопитые чашки кофе, постели не убраны, из невыключенных радиоприемников льется музыка”.

* * *

Не прошло и двух недель, а всем сделалось ясно: коренным жителям Кранца не придется доживать свой век в родном курортном городе: “Суббота, 17 февраля. Мороза нет. В эту субботу пришел приказ, мы должны оставить Кранц на следующий день. Мы начали упаковываться... Запаслись едой. Мы готовы к отправке. На улице сухо и не очень холодно... Кто знает, куда мы должны отправиться?”
И далее по хронологии: “Лето 1945 г. После окончания боевых действий Кранц пришел в запустение. Кругом росла высокая трава, валялась военная техника (прежде всего машины). В январе в районе кладбища находилось много трупов немецких солдат. К этому времени они все были погребены. Из оставшегося немецкого населения многие умерли от голода, тифа, лихорадки...
Зима 1946 г. Голод. На Рождество была только одна брюква на несколько человек. У русских тоже нечего было есть. В эту зиму умерло много народа. На кранцевском кладбище была выкопана большая могила, в которой хоронили трупы.
1947 г. Пронесся слух, что немцев выселяют. Они должны отправиться на запад. Слухи оказались действительностью. В Кранце остались только несколько специалистов-рыболовов и тяжелобольные, которые вскоре умерли. Все остальные должны были прибыть на вокзал. Там находился поезд с вагонами для скота, но чистыми. С собой только самые необходимые вещи. У всех было желание поскорее убраться от голода, смерти. Поезд тронулся. Мы не оглядывались”.
К тому времени немцы и русские успели подружиться. М.Букреева, одна из первых жительниц-переселенцев, вспоминала: “Когда я работала в Зеленоградске в воинской столовой, пошла раз коров доить. Немцы выбегли. Просют. Голодные. Я раздала все молоко (так было два раза). Начальник мне говорит: «А своих чем будешь кормить?» И когда я у генерала Кондратьева работала, две девочки ходили: “Брут, брут?”. Я их кормила. Немок брала помочь полы помыть – тоже кормила. Наш генерал немцев не обижал. Никого. Всегда, когда немцы приходили, просили, говорил: “Накорми”.
А один немец-доктор и вовсе повесился – не хотел уезжать. В том числе от своих новых русских друзей”.

* * *

Еще в 1945 году на братской могиле, где захоронены советские воины, погибшие при взятии Кранца, установили шпиль, а рядом с ней – статую женщины, держащей в руке лавровый венок. В 1950 году их сняли и соорудили над могилой новый памятник, изображающий солдата с каской.
В 1975 году рядом с памятником установили надгробные плиты с 580 именами погибших. В этом виде кранцевский мемориал дошел до наших дней.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru