ДОМАШНИЙ АРХИВ 
СОПРИКОСНОВЕНИЕ СУДЕБ 

Стоявший прямо перед лицом страха

Знаете ли вы, что одну из самых необыкновенных книг в истории мировой литературы написал учитель сельской школы?

Сейчас нам объясняют, что так больше не будет.
Что черта почти что святости в русской культуре навсегда отошла в прошлое.
Что же, живы будем – посмотрим.
Но не забудем поклониться каждому из старших, кто вчера в одиночку, сам по себе,
силой своей личности защищал перед лицом страха и равнодушия традицию русских подвижников…

С.С. Аверинцев

Русские подвижники… Если бы вышла в свет энциклопедия с таким названием, то она не могла бы обойтись без имени Адриана Митрофановича Топорова.
Он родился на исходе ХIХ века в Курской губернии, там же окончил церковно-приходскую школу, получил звание учителя и с 1908 года стал преподавать в сельских школах. С 1920 года и по начало 30-х годов учительствовал в школе при коммуне «Майское утро».
Во всех селах, куда судьба забрасывала молодого учителя, Адриан Топоров читал детям русскую классику. Зимой на эти чтения собирались и взрослые. В коммуне «Майское утро» каждый вечер с поздней осени до ранней весны вся деревня собиралась в клубе, чтобы послушать учителя и обсудить прочитанное. Среди тех, кто, затаив дыхание, слушал учителя, был и отец будущего космонавта Германа Титова. За двенадцать лет работы в коммуне Адриан Топоров прочитал крестьянам сотни книг!
А еще он собрал расхищенную при пожаре церкви библиотеку, добыл музыкальные инструменты и костюмы для самодеятельного театра, краски для уроков живописи. Со взрослыми и детьми он занимался стихосложением, выпускал с ними стенгазету, дирижировал струнным оркестром, руководил хором, организовал в селе краеведческий музей и написал учебник эсперанто. Не имея под рукой пособия для обучения игре на скрипке, составил настольную книгу скрипача...
Когда крестьяне обсуждали прочитанное, Топоров старался не вмешиваться. Слушал, удивлялся глубине и точности крестьянских размышлений. Расскажи кому в Москве, что вся деревня допоздна спорит о Фете и Блоке, никто не поверит. Решил записывать эти крестьянские обсуждения в особую тетрадь. Постепенно собралась огромная рукопись, которую учитель решился послать А.М. Горькому. В 1930 году в Москве вышла книга Адриана Топорова «Крестьяне о писателях».
В предисловии автор с невероятной для того времени дерзостью утверждал: «Гомер, Лев Толстой, Шекспир, Пушкин, Грибоедов, Тургенев и другие классики ближе к крестьянам по языку, чем советские авторы». И это сказано в самый разгар беспощадной коллективизации! Дальше Топоров писал: «Совершенно ошибочно оказалось утверждение, что крестьяне любят и понимают больше те художественные сочинения, содержание которых взято из деревенской жизни. Нет! Они любят все, что талантливо. Им одинаково любы “Орлеанская дева” Шиллера, “Вешние воды” Тургенева, “Фауст” Гете, “Лукреция Борджиа” Гюго…»
Если поверить учителю из затерянной на Алтае коммуны, то получилось, что вся пропагандистская машина работала вхолостую. И главное – нет никакой «темной и реакционной крестьянской массы». На Топорова обрушились доносчики и завистники. В одной из докладных записок говорилось: «Чтением, тоскливыми скрипичными мелодиями Чайковского и Римского-Корсакова учитель Топоров расслабляет революционную волю трудящихся…»
В 1932 году крестьянского просветителя лишили работы и вынудили навсегда уехать с Алтая. Прощаясь с коммунарами, Адриан Митрофанович сказал: «С чистой совестью говорю: я сделал, что умел; кто может, пусть сделает лучше…»
«Майское утро» разорили, музейные экспонаты и музыкальные инструменты растащили. Последнюю скрипку мальчишки нашли на чердаке в начале войны. В 50-х годах на месте коммуны уже рос бурьян.
Из автобиографии Адриана Топорова: «17 мая 1937 года я был арестован. Как и многие тысячи ни в чем не повинных людей, я прошел 6 тюрем и 2 лагеря. Валил вековечную архангельскую тайгу. Много раз был при смерти. Выжил чудом… В то время, когда я проходил свой крестный путь, моя жена и два сына добровольно ушли на фронт, защищать Отечество от гитлеровцев. 25 апреля 1943 года я был освобожден из заключения. Работал в колхозе “Кашка”. Там узнал вкус хлеба из ильмовой коры. В июне 1944 года получил разрешение вернуться в родное село. Работал в колхозе чернорабочим. Голод в 1946 году погнал меня в Талды-Курган. В этом городе я зарабатывал на хлеб насущный игрой на скрипке в ресторане кооперативного союза. Почти 12 лет я не видел свою семью. Нашел ее в Житомире, где старший сын Юрий служил на телеграфе…»
Семья Топоровых после многих лет гонений осела в Николаеве. Этот город Адриан Митрофанович полюбил и остался в нем навсегда. В Николаеве и сегодня кто-то еще помнит голос его скрипки (Топоров умер в 1984 году). Неугомонный старик и здесь боролся за правду, писал статьи в местные газеты, воспитывал внука Володю, унаследовавшего исключительную музыкальность. Играть на скрипке и читать Володя начал одновременно. После окончания музыкального училища поступил в Московскую консерваторию и вскоре стал прекрасным альтистом. Почти два десятилетия альт Владимира Топорова звучал в составе Государственного симфонического оркестра СССР под управлением Евгения Светланова. В 2003 году Владимир получил приглашение от маэстро В.Спивакова – играть в Российском национальном филармоническом оркестре. К несчастью, осенью того же года Владимир Адрианович умер…

* * *

Адриан Топоров учился в самой обычной деревенской школе, но тогда, сто лет назад, расходы на образование в России были самыми высокими в Европе. Проблемами школьного и высшего образования занимались самые выдающиеся умы того времени. Все богатые люди тогда строили школы – духовные, художественные, музыкальные, ремесленные… Да что богатые! Две школы построил Антон Павлович Чехов, чья семья порой перебивалась с хлеба на квас.
Сегодня те же самые школы, что были открыты сто лет назад, повально закрываются под туманными предлогами «реструктуризации» и «оптимизации». Недавно закрылась даже газета «Сельская школа со всех сторон». Неудивительно, что опыт Адриана Топорова, да и само его имя почти забыты.
«Как это ни удивительно, – с горечью писал в конце жизни Адриан Митрофанович, – а мой опыт в коммуне «Майское утро» был и остается первым и единственным во всем белом свете. Странно, что никто и нигде не продолжил начатого мною…»
Неужели никто, нигде и никогда?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"