КНИГА ИМЕН 
ИМЕНА ЭТОЙ СТРАНИЦЫ:
Курбан Саид – Эссад-Бей – Лев Нуссенбаум (1905–1942)
Фред Вандер (род. 1917) 

СТРАНСТВИЕ – ИМЯ СУДЬБЫ

В ХХ веке – веке «перемещенных лиц» и «перемещенных» судеб – странствие перестало быть просто священной метафорой человеческой жизни. Наоборот, жизнь слишком непосредственно стала превращаться в «бытие-в-пути», а человеческая мысль – в путевой дневник, записанный или воображаемый. Даже тогда, когда этот дневник – дорожные впечатления от путешествия в ад истории. Поэтому и литература у этого века особая – большей частью литература трагических странствий, созданная эмигрантами и вечными постояльцами отелей, чей единственный документ, удостоверяющий личность, – билет на пароход…
Эта полоса как будто случайно свела вместе двух людей, которые вполне могли ходить по одним и тем же улицам Вены конца 1930-х годов, может быть, даже пили кофе в одном и том же кафе… При иных обстоятельствах линии жизни мальчика из бедного венского квартала и маленького нефтяного принца из того дореволюционного Баку никогда не прошли бы на таком близком расстоянии друг от друга.
Но общая трагедия их народа, вливаясь в трагедию эпохи, смела все различия. Обоих вынудили стать изгнанниками. Оба нашли прибежище в слове – единственном пространстве, которое могли бы назвать своей родиной. Сказать такие слова о таких судьбах нет права ни у кого. Но Фред Вандер сам сказал о себе: «Никто так не открыт для образов и знаков, как чужак, изгой, одиночка, растворившийся в толпе. Или это тоже некая полнота жизни – переживать мир, наблюдая его, такая особая радость всматривания?..» Что касается Курбан Саида, он все сказал уже тем, что превратился в персонажа своей главной книги – собственной жизни.
Переизданная в этом году лагерная повесть 88-летнего Фреда Вандера «Седьмой источник» заняла первую строчку в литературном рейтинге австрийской телерадиокомпании ORF. А роман Курбан Саида «Али и Нино», переведенный на 27 языков, по-прежнему остается классикой азербайджанской литературы и литературы европейской, не говоря уже о той особенной маленькой нации, имя которой – бакинцы…

Бегство в изгнание

О человеке, всегда мечтавшем окончить свои дни на той же улице и в том же доме, где родился...

В начале девяностых годов американский журналист Том Райс приехал в Баку собирать материал для статьи о новом нефтяном буме. Именно тогда приятель-иранец посоветовал ему прочесть роман «Али и Нино». Книга была опубликована в 1937 году в Германии на немецком языке и в семидесятых переведена на английский. На суперобложке значилось: «Это история любви Али, молодого мусульманина, храброго как лев, потомка старинного рода, и Нино, девушки из богатой семьи грузинских христиан». Автором романа оказался некто Курбан Саид (по слухам, то ли азербайджанский поэт, погибший в ГУЛАГе, то ли сын бакинского миллионера-нефтепромышленника, завсегдатай венских кафе, который умер от гангрены в Италии). От имени своего героя Курбан Саид рассказывал о заре нефтяных промыслов, Нобеле, учебе в русской гимназии, революции, родовых связях и кровной мести – одним словом, о Баку начала двадцатого века: «...Наш старый город полон секретов и тайн, потайных ходов и закрученных аллей. Я люблю эти мягкие шепоты ночи, луну над плоскими крышами, люблю жаркие полдни во дворике, примыкающем к мечети, где царит атмосфера молчаливой медитации. Бог положил мне родиться здесь мусульманином шиитского исповедания, да будет Он милостив дать мне умереть здесь, на той же улице, в том же доме, в котором я родился. Мне, а также и Нино, христианке, которая ест, пользуясь вилкой и ножом, глаза которой смеются и ноги которой обтянуты прозрачными шелковыми чулками...»
Действительно, бакинские знакомые Тома Райса могли показать почти все улицы, скверы и дома, где разворачивались события «Али и Нино». А потом в магазине подарков в отеле Хайат Ридженс Райс обнаружил еще одну книгу на английском – это была «Кровь и нефть на Востоке» некоего Эссад-Бея. В скобках стояло настоящее имя автора – Лев Нуссенбаум. В предисловии филолог-азербайджанец пояснял: «Эссад-Бей перешел в иудаизм и взял имя Лев Нуссенбаум. В тридцатые годы переехал в Берлин, где присоединился к кругу немецких интеллектуалов. В конечном счете он опубликовал свой замечательный роман «Али и Нино» под псевдонимом Курбан Саид... Пытаясь спастись от нацистов, уехал в Италию. Там в 1942 году он проколол себе ногу и умер от этой раны».
Перед самым отъездом из Баку Том Райс познакомился с Сарой и Мириам Ашербелу – последними свидетельницами нефтяного бума начала века. Сестры показывали ему старые фотографии, на которых люди в смокингах и фесках спешат в оперу, а на оживленных улицах «роллс-ройсы» соседствуют с верблюдами. Среди этих снимков нашлась фотография с детского праздника: по словам сестер Ашербелу, это было последнее Рождество перед Первой мировой войной. Дом всегда был полон гостей, невзирая на национальность и веру.
– А это маленький Лев Нуссенбаум, – сказала одна сестра, улыбаясь. – Он был на два года моложе нас.
– Вы уверены, что его звали именно так? – переспросил Райс.
– Конечно. Он был хорошо воспитанный, приятный мальчик и прекрасно знал немецкий язык. Они уехали из Баку, и мы слышали, что он умер в Италии.
Так таинственный автор «Али и Нино» окончательно и надолго вошел в жизнь американского журналиста. Почти детективные поиски закончились тем, что в этом году в США была издана книга Тома Райса «Ориенталист», посвященная Курбан Саиду. У книги есть подзаголовок: «По пути разрешения тайны одной странной и опасной человеческой жизни».

Того, кто родился в 1905 году в Баку, звали не Курбан Саид и не Эссад-Бей, а Лев Нуссенбаум. Его отец был одним из первых бакинских нефтяных баронов, мать – социалисткой-радикалкой, близкой соратницей некоего Кобы (под этой кличкой его запомнит будущий автор «Али и Нино») и Леонида Красина – двух революционеров, действовавших в Баку в то время. «Моя мать продала свои бриллианты и вместе с Красиным, который тогда управлял бакинскими электростанциями, финансировала сталинский печатный станок, – писал Нуссенбаум много лет спустя. – Когда рябой останавливался у нас в 20-м году, он много рассказывал мне о матери, которую я практически не знал». Ему было шесть лет, когда она покончила с собой. Родственники что-то смутно говорили о том, что «у нее не было выхода», но сын не захотел простить матери ни страданий, которые она причинила отцу, ни ее революционной деятельности. Увидев в пятнадцатилетнем возрасте революцию во всей ее красе, будущий Эссад-Бей возненавидел ее и остался на всю жизнь консерватором. Мать ему заменила гувернантка-немка Алис Шульте, которая следовала за ним через все перипетии его поразительной жизни до самого последнего дня...
Скитания семьи начались в 1918 году, когда после первого захвата Баку большевиками Абрам Нуссенбаум с сыном и Алис Шульте бежали через Туркестан в Персию, но через несколько месяцев вернулись. В 1920-м, в бытность свою наркомом по делам национальностей, в Баку приезжал Сталин, и, хотя этому нет независимых доказательств, согласно записям Эссад-Бея, он останавливался у Нуссенбаумов. (Самого Абрама Нуссенбаума в это время большевики взяли на службу в нефтяную промышленность как «буржуазного спеца».)
Через много лет Эссад-Бей писал знакомой: «Я часто сиживал с рябым в гостиной. Он, как правило, читал одну из своих идиотских книг, которые предсказывали близость мировой революции... Как-то я сказал ему: мало ли той крови, что вы пролили? На что он ответил: чего ты хочешь, вас-то мы оставили в живых?..»
Знакомство со Сталиным, если оно и было в действительности, не слишком помогло Нуссенбаумам. Вскоре их выселили из дома: семье пришлось ютиться в конторе по месту работы отца. В конце концов им удалось выехать в Константинополь, откуда в 1921 году они перебрались в Париж, а затем в Берлин. Через какое-то время, как тысячи других эмигрантов из России, из людей состоятельных Нуссенбаумы превратились в нищих. Но Лев Нуссенбаум уже становился восходящей звездой берлинской журналистики. В двадцать один год он начал печататься в немецких газетах в качестве «ориенталиста» – «специалиста по Востоку» под псевдонимом Эссад-Бей…
Ему было двадцать четыре, когда вышла его первая книга «Кровь и нефть на Востоке». К тому времени, когда он умер в тридцатишестилетнем возрасте, было опубликовано по крайней мере еще четырнадцать книг под именем Эссад-Бея и два романа под псевдонимом Курбан Саид – в среднем он выпускал по книге каждые десять месяцев. Здесь были биографии Ленина и Сталина, Мухаммеда и Николая Второго, мировая история нефтяной индустрии, история царской охранки. Его книги переводились на многие языки. Он стал экспертом по Востоку в двойном понимании этого слова: с одной стороны, он писал о таинственном, «азиатском» Востоке, о мире ислама и других ориентальных религий, с другой – о Востоке русском, который назывался теперь Советский Союз. В книге «Сталин: карьера фанатика», где вождь похож на чикагского мафиози, Эссад-Бей предсказал, что правление Сталина будет долгим. В 1931 году, когда появилась книга, так думали немногие. Литературный обозреватель «Таймс», называя книгу блестящей, ставил под сомнение компетентность автора, потому что, с его точки зрения, восточные деспоты обычно долго не держатся у власти и что по мере того как Россия будет превращаться в индустриальную страну, властителю будет все труднее править при помощи одного насилия. Однако «эксперт по Востоку» лучше разбирался в восточных деспотах…

В 1934 году Эссад-Бей приезжал в Америку, где немедленно стал сенсацией. «Эссад-Бей ненавидит все революции. Одна революция в его стране следовала за другой, и теперь он человек без родины, изгнанник из всех стран, которые пытался сделать своим домом...» – писали американские газеты. Но и Америка домом ему не стала. Незадолго до смерти он напишет, пытаясь понять, почему не остался: «Не знаю, не могу объяснить. Будто какая-то невидимая сила владела мной... Невозможно было и придумать лучших условий и лучшей работы, чем та, которая ожидала меня. И в то же время при мысли, что я должен остаться в Америке навсегда, меня охватывал необъяснимый ужас. Этот ужас невозможно объяснить рационально, чувству, которое толкало меня к краю пропасти, невозможно было противиться, тут была судьба…»
Тем временем нацисты запретили издавать книги Эссад-Бея в Германии, ему пришлось бежать из Берлина в пока еще свободную Вену. В 1936-м, пытаясь обмануть своих преследователей, он придумал себе новую маску, новый псевдоним – Курбан Саид – и начал роман «Али и Нино»: «…герои романа стали приходить ко мне, как непрошеные гости... я не думал ни об издании, ни о гонораре, а просто писал, как придет на душу...» Роман было решено издавать в Германии. Авторские права на книгу оформила баронесса Эльфриде фон Эренфельс, подруга писателя: при заключении издательского договора тайна псевдонима должна была быть раскрыта, и в этом случае у автора по имени Лев Нуссенбаум в Германии не оставалось ни единого шанса.

Кадр из фильма “Золотая пропасть”, снятого по роману “Али и Нино”. Режиссер Фикрат Алиев

В 1937 году Эссад-Бей, романтический консерватор и монархист, всерьез веривший в то, что итальянский фашизм будет противостоять в Европе и Сталину, и нацизму, ринулся к Муссолини, который был для него последней надеждой на какой-то «третий путь». Он чуть было не добился разрешения писать официальную биографию дуче, хотя из этой авантюры ничего не вышло: буквально накануне аудиенции в администрации Муссолини получили сообщение, что Эссад-Бей вовсе не азербайджанский аристократ.
Петля на шее Эссад-Бея затягивалась. Теперь уже и его итальянские издатели не решались заключать с ним контракты без визы министерства культуры, которое, в свою очередь, ничего не стало бы предпринимать без консультации с «коллегами» в Берлине и Вене.
В 1938 году он переехал в Позитано – маленький курортный городок в Италии, который в то время был переполнен беженцами из Австрии, хлынувшими сюда после гитлеровского «аншлюса». Но Эссад-Бей держался в стороне от всех. Его единственным документом был шикарный билет на пароход, который местные полицейские с почтением принимали за дипломатический паспорт...

…Будучи звездой журналистики 20–30-х годов, он расхаживал по Берлину в черкеске, с феской или тюрбаном на голове и с кинжалом за поясом, придавая своему безупречному немецкому нарочитый кавказский акцент, и никто толком не знал, кто он такой. Ему это нравилось. Из всех образов, которые он создал в своих книгах, самым примечательным был все-таки тот, который он придумал в жизни для самого себя. Этот образ пережил и своего создателя, превратив его после трагически-нелепой ранней смерти в 1942 году в эпизодического персонажа путевых заметок.
В 1953 году Джон Стейнбек опубликовал в Harper’s Bazar очерки о своем путешествии в Италию, в которых, между прочим, говорится: «Десять с небольшим лет назад, в Позитано прибыл мусульманин. Городок ему понравился, и он поселился в нем. Сначала у него были средства, потом они иссякли, но он остался в Позитано. Горожане поддерживали его... В конце концов, он был их единственным мусульманином, равно как местный мэр был их единственным коммунистом. Когда он умер, последней просьбой его было похоронить его так, чтобы его ноги были направлены в сторону Мекки. И горожане полагали, что просьбу выполнили. Но четыре года спустя какой-то любопытный обнаружил, что то ли компас был испорчен, то ли карта соврала, и мусульманин лежит с отклонением на 28 градусов. Городок собрался, мусульманина откопали и перезахоронили, на этот раз положив в верном направлении...»

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"