ТОЧКА ОПОРЫ

Одна история, которую хочу рассказать, - мирная, а другая - разгромная. Но в общем-то это одна отечественная история. И национальная школа - ее зеркало.
В Татарстане в нем видишь разные лица. Трогает отношение общества к населяющим республику другим народам - чувашам, удмуртам, марийцам, башкирам… Оказывается, невзирая на удручающие образцы, которые демонстрирует федеральный центр, можно жить в мире и согласии. Связано ли это с отсутствием в Казани имперского мышления? Или, возможно, причина в том, что людям удалось сохранить национальную культуру?

Не надо бояться национальной школы
Она - фундамент общечеловеческой или, может быть, лестница к ней

Никого, кроме Менделеева

…Вдруг запели, да так, что забыл обо всем. Валерий Ахметзянов, руководитель ансамбля «Шиман» («Cеребряный родничок»), говорит, что так поют только в этой местности, в селе Марисуксы.
- Раньше мы стеснялись выступать со своими песнями, - говорит певец-руководитель с тихими колдовскими глазами. Он отвечает на мои вопросы, а хор, бабушки и дети в национальных костюмах, не слушают. - Нам говорили: у вас ничего национального нет, Менделеев один (да, тот самый, замечу в скобках, Дмитрий Иванович Менделеев, знаменитый создатель Периодической системы элементов, был марийцем).
Жители Марисуксы происходят из старых угро-финских народов. В Прикамье поселились четыреста лет назад. Здешней школе - сто двадцать. Когда-то она называлась двухклассной инородческой школой, «черемисской». «Черемисы» - означает «люди из леса».
- Это другие называли, - уточняет Валерий Ахметзянов, - а марийцы так о себе никогда не говорили.
Здешние жители знают пять колен своего рода. Однако первых неместных марийцев в селе Марисуксы увидели десять лет назад. Добравшаяся сюда финская экспедиция была очень удивлена, что сохранился язык со старинным диалектом. На нем говорят дома и в школе. И татары знают этот язык, и русские… Но жениться марийцы предпочитают на своих.
- А где находят женихов, невест? - спрашиваю у поющих бабушек, терпеливо ждавших меня с утра. Объясняют - есть еще два района, где живут марийцы. А в этой школе учатся и татары, и армяне…
Руководитель ансамбля, член Всемарийского совета от Республики Татарстан, Валерий Ахметзянов (еще он - депутат райсовета, учитель биологии, завуч) говорит, что ансамбль держится на энтузиазме. Поют дети и родители. Все и пошло от родителей.
- Семьи крепкие? - спрашиваю я.
- Разводов нет. Трудятся днем и ночью. Обычно марийцев считают самогонщиками, но в нашей деревне этим не занимаются - традицию утеряли, - смеется Валерий.
Религия наша языческая, - продолжает Ахметзянов. - Бог - это природа. И солнце, и ветер, и земля, и лес, и олени… Мы живем в природе, воспитываем через ее красоту. Ну, вы это увидите на нашем пришкольном участке…
На обед подавали слоеные блины «коман мелна» и пирог «подкогыльо» - в котле, в нутряном свином жире с чесноком. Чисто марийская еда. Марийский образ жизни.
- А когда дети в город попадают, - спрашиваю Ахметзянова, - не ломаются, выдерживают в другой жизни?
Говорит, выдерживают. Хотя с ним самим была такая история. Жил в Москве, работал на стройке. Выдавали премию. Прораб сказал: «Зачем ему деньги? Он же не пьет…» Вот тогда он и уехал.
Заведующий пришкольным участком Валерий Ахметзянов поводил меня по школе, похожей на ботанический сад: 126 видов цветов в 454 горшках! И не только из областей средней полосы. Тут были апельсины, лимоны, цвел кофе - растения со всего земного шара.
За географической площадкой, на улице - цветы однолетние и многолетние. «Принцесса Ната», «Скромница», «Оранжевый король»… Сто одиннадцать цветков, по числу учеников в школе, ни один не повторяет другой. Расцветают, в особенности с пятого класса по одиннадцатый.
- Я обычно покажу, как сеять, - говорит учитель, - и ухожу. Я им доверяю.
Пришкольный участок - два с половиной гектара, до горизонта. Семь сортов огурцов, арбузы, дыни…
На каждого ученика - пять квадратных метров, где может ставить опыты. Положим: «Влияние удаленных цветов на урожайность картофеля». В биологической литературе, поясняет учитель Ахметзянов, появилось предположение, что цветение забирает силы растения. Вот ученики и проверяют, как уродится картошка, если с кустов удалить цветы.
Еще на участке растут черемуха, калина, акация, дубки, ели с березами, посаженные лет сорок назад.
- Вы пришли в школу с традициями? - спросил я Ахметзянова.
- Да-да-да, дендрарий был, - ответил он. - Но не было ни яблок, ни вишен…
Не было еще нужды в этой вот «экологии луга» - кусочке нетронутой природы, с травами и цветами. На школьном опытном участке - лесные и луговые растения, появился муравейник. В овраге живут бобры, и учитель водит туда учеников…
В Марисуксах вспоминаешь про экологическую эволюцию, которая потихоньку происходит в мире. В школах Норвегии давно идут уроки дизайна леса: человек должен уметь сохранять его здоровым и красивым. Подстриженная Европа снова потянулась к дикой природе - но на другом уровне понимания.
У нас же типичная картина - или заплевано, или заросли. А посередине - то, что делает эта маленькая марийская школа…
Валерий водит меня по райскому саду, где растет библейская смоковница, и виноград, выращенный из семян, и земляника, что собирают ведрами. Обычно, говорит он, я узнаю что-то новое, пробую, развожу дома, а потом мы с ребятами распространяем.
- А на рынок как выходите? - спрашиваю я.
- А на рынок мы не ходим, - в тон отвечает Ахметзянов. - Сами приходят, в очередь записываются…
За местными яблоками, китайской вишней и черной малиной «Кумберлен»… За ста видами растений, ста сортами, на любой вкус и цвет.
- И дети пройдут - там, тут, - показывает он цветник, которому и название не подберешь - мир божий, - а через детей и родители начинают что-то делать.
От этой маленькой школы, маленького народа - остается чувство ошеломления.

Татарские Афины

А эта история - о другой школе, татарской, в деревне Иж-Боби.
Старая учительница математики, руководитель музея Рэмзия Арслановна Халиуллина сказала, что, когда окончила школу в 1951 году, ничего не знала про ее историю - никто не сказал. Вообще историю не любила, самый нелюбимый был предмет. А оказывается, такой интересный…
- Я, - сказала Рэмзия, - хочу вам показать книгу, которую нам подарила профессор из Калифорнии. Она написала про великих татар, и там - тридцать страниц про нашу школу…
Оказывается, основателей этой школы помнят в странах, куда в 20-30-е годы уехали шакирды-ученики. Во времена репрессий, кто успел, эмигрировали - в Турцию, Австралию, Китай и там открыли татарские школы. Ну, может, не такие замечательные, как то дореволюционное сельское медресе, где ученики свободно говорили на пяти языках - русском, татарском, турецком, персидском, французском. А располагалось оно в сельской местности, в страшной глухомани… Пароходом надо было плыть до Сарапула, это в Удмуртии, потом на лошадях до Агрыза, а оттуда - до деревни Иж-Боби, Вятской тогда губернии… Трудно представить.
В середине позапрошлого века в семье муллы Иж-Бобинской мечети Абдулгаляма родились два сына и дочка. Мулла по долгу службы учил мальчиков в медресе, а жена обучала грамоте деревенских девочек, так что можно сказать, будущие светочи просвещения Бобинские имели учительские корни.
Известно, что они получили блестящее образование. Старший сын Губайдулла пять лет учился в Стамбуле, в султанском лицее, работавшем по французской системе обучения. Проявил блестящие способности в физике, его пригласили в Сорбонну…
Младший брат Абдулла получил мусульманское образование, написал несколько комментариев классических арабских учебников богословия. А затем занялся работой, в которой пытался примирить религию с наукой, ислам с новой культурой: «Коран - центральная точка, из которой берет начало прогрессирующая человеческая культура…»
В конце века престарелый отец передал медресе в руки сыновей, и они начали, как говорят сегодня, его модернизацию. Укрепили материальную базу: просторные двухэтажные деревянные строения с высокими воротами - дар купцов-меценатов. Привлекли внимание общественности, превратили в то блестящее учебное заведение, память о котором осталась в истории. Но перемены проводили постепенно. Сперва обновили начальную школу, взяли учителей, прошедших переподготовку по новой методике в Бахчисарае. Пригласили в школу способных молодых людей из бывших воспитанников. Заменили старые учебные пособия, написали сами учебники по географии, естествознанию, логике, философии...
Это была национальная поликультурная школа. На татарский язык отводилось 2 часа в неделю, на арабский - 6 , а на русский - 12 (позднее многие выпускники стали переводчиками).
Обучение было двенадцатилетним, ученик, усвоивший курс, мог в любое время перейти в следующий класс.
По объему учебных предметов это деревенское медресе было сравнимо с гимназиями России и Турции, а по разнообразию - даже превосходило казенные учебные заведения.
В училище не было особого порядка - на стенах висела одежда, стояли сундуки, комнаты были устланы кошмой, коврами. В общежитии жили шестьдесят учеников из других селений. Везде толпились взрослые юноши и молодые учителя. В начальных классах учились от 40 до 60 и более мальчиков, с пятилетнего возраста. Ученики одной группы сидели спиной к другой, занимались разными предметами.
Проверяющим - инспекторам братья Бобинские школу показывали неохотно, говоря, что в ней «определенного порядка нет», «для порядка нужны средства» и т.п. Может быть, просто не хотели раскрывать инспектору свою педагогическую систему?
…Они много путешествовали по миру, изучали опыт. В 1907 году сестра Мухлиса открыла школу для девочек. Это была первая для мусульманок женская гимназия, готовила учительниц начальных классов. Среди учебных предметов - языки, математика, всеобщая история, уход за детьми и их воспитание… В это учебное заведение родители привозили дочерей со всей России.
В глухой деревне, на островке, между двумя ветвями речки, возникли, как их прозвали, «татарские Афины», куда стали стекаться молодые люди не только из Татарстана, но и из Средней Азии, Сибири, Турции…
В 1911 году, перед своим разгромом, медресе было в расцвете сил. В нем учились 500 учеников. Действовали курсы, проходили учительские съезды.
«Отсюда выходят всесторонне образованные люди»… «Выдающийся центр просвещения». «…И потому… небезопасный…» - сообщалось в полицейских донесениях…

За что любить историю?

Увы, я не знаю ни татарского, ни турецкого, ни персидского, ни французского. Но, судя по лицам на фотографиях, это были интеллигентные, по-настоящему образованные люди. Таких и сегодня единицы, просветителей не бывает много.
Эти люди запечатлены на снимках поодиночке и с семьями и учениками.
Губайдулла, тот что закончил турецко-французский лицей, одет в тройку c бабочкой, с аккуратно завитыми усами и бородой, в круглых темных очках (один глаз искусственный), под руку с молодой женой. Типичный турок. А через десять лет, в среднеазиатской ссылке - смягченный и седой, старый профессор, этакий татарский Альберт Эйнштейн. Его и интересовали физика, естествознание.
А брат Абдулла отвечал за религию, философию и менеджмент (на нем лежало финансовое обеспечение школы). Был немного, как все в те времена, революционен. Этакий энергичный восточный мудрец во френче - за два года до Первой мировой…
- Братья проводили «перестройку», - улыбнулась заведующая школьным музеем Рэмзия.
- Про купца скажи, - напомнила заехавшая со мной в эту деревню замглавы районной администрации Равия Мутошкина.
- Да, был местный купец, сначала себе дом построил, потом здание для медресе, а потом - мечеть. Звали его Мухаммеджан Ахмеджанов, это имя неотделимо от истории школы…
- Видите, были талантливые учителя, а потом появился меценат, который понимал роль образования, - и вот… - перевела замглавы историю на современный лад.
- А я тут училась и ничего не знала, - сказала заведующая.- В 20-е годы здание школы разобрали, только музей остался.
- Вы не смотрите, что он такой маленький, - говорят мне про тесную комнатушку, - что-нибудь возьмете - утонете в материале…
Я и сам чувствую.
Книги, рукописи, арабская вязь…
- Что это за труд? - спрашиваю я.
- Коран. Говорят, татары были неграмотные, а посмотрите, Коран могли читать. Вот учебник по медицине, математике…
- А история, которую вы не любите? - спросил я заведующую Рэмзию.
- У моего отца, - сказала она, - все конфисковали, даже забрали лестницу в подпол. В сорок первом году, зимой, отца с сестрой послали на передовую рыть окопы. Он, больной, простудился и умер. Мы остались одни, за учебу в школе надо было платить, а всех меценатов отправили в Сибирь. Как любить историю?
- Ну, не любить - знать, чтобы не повторялась, - сказал я.
Пожилая учительница математики искоса взглянула на меня, перебирая старые книги.
- Знать-то надо… немножко, - пробормотала она.

Турецкие шпионы

Зимней ночью 1911 года в училище неожиданно нагрянул конный отряд жандармов. Педсовет был арестован и заключен в Сарапульскую тюрьму. Литература опечатана. Начался беспрецедентный для дореволюционной России судебный процесс над педагогами национальной школы.
Следствие «по делу Бобинских» продолжалось более года. В разных местах прошли обыски и изъятия рукописей, писем, книг у представителей татарской интеллигенции. Материалы предварительного следствия составили одиннадцать томов.
Что им инкриминировали?
Учителей обвинили в распространении «панисламизма» в России. А что это такое?
- Я даже не понимал значения этого слова, пока не был допрошен ротмистром, - признался на допросе Губайдулла Бобинский.
- Думаю, - сказал его брат, - что панисламистского движения не существует в действительности…
Но в жандармской ориентировке оно существовало. Проект разрабатывали с восьмого года, в нем мусульмане всех стран и народов объединялись против России.
Нужен был подрывной центр, и авторитетное медресе на эту роль подходило. Просветителей уличили в контактах с преступниками («Да, я несколько раз встречался с ним в мечети в Константинополе, где учился, - оправдывался Губайдулла, - но мне совершенно неизвестно о том, что он государственный преступник»).
Утверждали, что в изданной братом брошюре под названием «Правда» (так на русский язык перевели «Истину») содержатся заявления против царя.
- И было? - поинтересовался я.
- Да там на арабском, никто и прочесть не мог, - засмеялась Рэмзия.
Доносили, что в мечети по пятницам больше не читают молитву за здоровье государя. Что на подпольном станке печатают на татарском «Марсельезу» и исполняют в школе - по-турецки (к слову, учителя Бобинские не только писали учебники, но и перевели на татарский Салтыкова-Щедрина).
Но в жандармском управлении его, видимо, не жаловали.
В вину были поставлены даже неправильное преподавание наук, то, что ученики садятся без приглашения «и вообще по отношению к учителям держатся как товарищи».
И тогда не нравилась приставам педагогика сотрудничества.
А может быть, дело вообще было педагогическое? Автор новаторской системы Губайдулла Бобинский предположил, что они стали жертвой наветов педагогов-консерваторов (и не без основания: «старометодисты» действительно писали доносы). «…За то, что я, - говорил он на допросе в Сарапульской тюрьме, - являлся поборником нового, облегченного метода преподавания, а именно звукового. Кроме того, я ввел новшества в школе, как то: парты, черную доску, европейские платья и преподавание русского языка, чего раньше не было, все это наши старики признают делом греховным и стараются мне за это отомстить».
Надо признать, в котле охранки варилась гремучая смесь: панисламизм, звуковой метод, татарская «Марсельеза»…
Чуть позже достаточно станет объявления турецким шпионом.
Но привлеченные к работе опытные следователи ничего не нашли, кроме книг и рукописей, которые были запечатаны в тюки печатью сельского старосты.
«Дело» было провалено. Педсовет выпустили.
Братьев суд признал виновными лишь в неуважении к властям и приговорил к тюремному заключению на полтора года.
На фотографии 1912 г. они по выходе из тюрьмы - стриженые.
Впрочем, знаменитое медресе было разгромлено и закрыто навсегда.

Всплеск накануне

Такая была традиция… В старой России во власти сидели неисправимые идеалисты. Не приведи Бог случится какая-нибудь неприятность: паровоз сойдет с рельсов или кинут бомбу в государя - отправляли в отставку не кого-нибудь, а министра просвещения. В народном просвещении, образовании искали причину обрушивающихся на страну неисчислимых бед и источник неиссякаемых благ.
Сколько горячих споров шло в обществе на эту тему!
Во времена Русско-турецкой войны министр просвещения граф Д.А.Толстой выдвинул благородную задачу - воспитать патриотов. А для этого предложил урезать смету по народному просвещению. Оно, дескать, мешает воспитанию патриотизма.
Но ему неожиданно ответил военный министр, фельдмаршал, граф Милютин. «Нет, это мое дело,- заявил он. - Я, как военный министр, чувствую нужду в распространении образования, для нас, военных, это первое главнейшее дело!» Так благодаря военному министру (не в пример нынешнему с общеизвестной фамилией) смета по народному просвещению была сохранена. А в Первую мировую войну даже увеличена на 30 млн рублей золотом!
Вообще всплеск интереса к образованию возникал в стране обычно накануне социальных потрясений и катаклизмов, тогда начинали спешные реформы (1905, 1916, 1920-й - была такая удивительная реформа образования у Врангеля, за несколько дней до падения Перекопа). Как правило - не успевали…

После освобождения из тюрьмы Абдулла Бобинский уехал в Китай, где возглавил татарскую школу и работал в ней до 1917 года.
Брат Губайдулла был сослан - уже новыми властями - в Среднюю Азию, работал директором школы в Коканде. Умер в 1938 году.
Сестра, Мехлиса Бобинская, общественный деятель, была первой и единственной в истории женщиной - духовным судьей, занималась семьей и женским образованием. В 1937-м была арестована как участник контрреволюционной организации и расстреляна.
Но дух просвещения неистребим в Иж-Боби.
Каждое пятилетие здесь проходит педагогическая конференция, съезжается ученый народ, приобщается к источникам и что-то новое находит.
Школьники села ухаживают за могилой купца-мецената.
Дом основателей медресе тоже сохранился, теперь в нем правление колхоза. Хотя есть идея, сказали мне, сделать в нем музей просвещения.
Отличная идея. У жителей Иж-Боби есть родственники, участники этой истории. Бабушка нынешнего директора школы преподавала сто лет назад историю, ее тоже посадили в тюрьму - «c теми товарищами, за компанию», смеется внук.
Пятнадцать учеников и учителей написали воспоминания.
Девятнадцать - защитили дипломы и диссертации, прочесть я их не смог - для меня это, увы, турецкая грамота…
Не знаю, выявлена ли связь между переводом на татарский Салтыкова-Щедрина и педагогическим отчетом в жандармское управление? Какая оценка дана прошлому? Ведь это смешное дореволюционное время оказалось не таким смешным, и за неправдой, несправедливостью, тюрьмой для просветителей явился полный мрак, сталинское мракобесие, избавиться от которого не можем до сих пор.
И сейчас побаиваются национальной школы. Не надо бояться.
Национальная школа - это надстройка над общечеловеческой или, может быть, лестница к ней. Будем подниматься по ней потихоньку, радуясь, что расцветают все цветы. И в великих педагогах пока еще - поживем, увидим - не ищут турецких шпионов. А первоклассникам Иж-Боби дарят новые альбомы, и они каждый год записывают в них свою историю…

Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ,
Республика Татарстан

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"