ЛИНИЯ ЖИЗНИ

"Если превращать свою прошлую жизнь в литературный материал, то получится ответ на один из следующих вопросов (или на все три разом):
Что я видел?
Что я понял?
Как я жил?
…Если "Что я видел?" – получаются мемуары; если "Как я жил?" – получается исповедь. А меня больше интересует второе: "Что я понял?". …Не понимал, в долгих размышлениях понял, возникло понимание – вот, пожалуй, самое точное слово для обозначения того, о чем речь. Не открытие, не теория, не объяснение – а понимание. Оно мое. Я понимаю нечто так-то или так-то. Правильно ли оно? Истинно ли? Не мне судить; я лишь знаю, что оспорить его не так-то легко и что оно, это понимание, многое и хорошо объясняет".

Симон Соловейчик. “Последняя книга”

Биография внутреннего человека
...А настоящие повороты судьбы назревали незаметно и неторопливо

Маргарита ЖАМКОЧЬЯН
Психолог, психотерапевт, постоянный автор журналов “Знание–сила”,
“Психология/новый век”. Перевела на русский язык знаменитый учебник
Л.Первина и О.Джона “Психология личности”.
В психотерапии специализируется на проблемах личностного роста.
В настоящее время много внимания уделяет коучингу – индивидуальному
психологическому сопровождению топ-менеджеров.

Если говорить о том качестве, в котором я нахожусь, то сейчас мне кажется: я действительно оказалась там, где и должна была оказаться. Как будто осуществился замысел, который от меня в значительной степени был скрыт. А я его узнала и осознала гораздо позже, чем он замыслился.
А вот как постепенно к этому все пришло – очень непростой вопрос. Была какая-то дорога, вернее, какая-то линия кривая, которая меня выносила так или иначе. При этом я очень часто шла против того, что мне было нужно. Тогда меня выталкивало обратно.
Один из примеров – мой выбор физического факультета. На самом деле тогда я думала, что хочу быть журналисткой. Ходила на факультет юного журналиста, который был при ленинградской газете «Смена».
Самое смешное, что из моих опубликованных заметок преподаватели больше всего выделили и оценили заметку с критикой школы. Потом это отозвалось. Уже став психологом, я много писала о школе. Видимо, тема эта живее всего меня тогда уже затронула.
Но вообще об этом идеологическом периоде неприятно даже и вспоминать. Получается, все, что я выбирала сознательно, рационально, – оборачивалось ложным искусом. Мне казалось, что я отвечаю на вызовы времени, а настоящие повороты судьбы назревали внутри меня незаметно и неторопливо. Но когда созревали, то силы включались неодолимые.
Сейчас думаю, слава богу, что не пошла в журналистику. Хотя препятствие оказалось чисто внешним: требовались год или два стажа, которых у меня не было.
А физика… Меньше всего я понимала физику, но вот, поди же, взяла три тома Ландсберга (сейчас в это мне самой трудно поверить), прочла их за месяц как беллетристику и пошла сдавать. Сдала и поступила.
Вот что я четко понимала, так это то, что должна быть в университете. Что учиться буду только здесь и больше нигде. Почему? Понятия не имею.
Мне было почти все равно, на каком факультете учиться. Я ведь могла и на филфак пойти. Точно так же. У меня была целая библиотека по литературоведению, мне все это нравилось. Не говоря уж о том, что к пятнадцати годам я прочитала почти всю классическую литературу. Думаю, по большому счету я и понятия не имела, чем мне на самом деле надо заниматься. Я только видела себя в научной среде или области.
Вот это, может быть, моя первая точка. Если вначале я пошла против своего естества, то дальше меня стало выталкивать. Каким образом? Первый толчок: на первом же курсе меня отбирают как годную для парапсихологических экспериментов. Я участвую в этих опытах, мне, естественно, хочется что-то прочитать про тайны психики. Но это еще не привело меня к психологии, это был только первый выброс.
Дальше – больше: к нам приходит читать экспериментальный курс по социальной психологии Игорь Семенович Кон. Он сам выбрал второй курс физиков. И третий толчок: меня вдруг выносит к биофизике. Но девочек на эту кафедру не брали...
И вот, наконец, третий курс, время специализации. Все меняется: девочек туда берут. А я к этому времени понимаю: всё, мне надо уходить. И не просто уходить, а бежать, спасаться. Вдруг все стало чужим.
Вот тогда я впервые попадаю на факультет психологии.
И тут проявляю совершенно невиданные для себя свойства. Никогда не была социально смелым человеком, чтобы идти по коридорам власти, и вдруг начинаю пробивать себе перевод. Все начальство университета против, предлагают разные паллиативы: совмещение, индивидуальный режим, получение двух дипломов. Родители уговаривают: закончи, осталось всего полтора года. Получи специальность и занимайся чем угодно.
Но я прекрасно понимаю, что этот вариант для меня – конец пути. Если приобрету эту специальность, уже не поднимусь. Дожидаюсь, когда проректор уходит в отпуск, и подписываю все бумаги о переводе у его заместителя. Как мне это удалось, не знаю. Но я перевожусь. С потерей года. Потом оказывается, что двух. Это был первый и очень важный выбор.
Правда, все вообще оказалось не так, как я предполагала. Но тем не менее приход на факультет психологии определил мою дальнейшую судьбу.

Но что меня в действительности, может быть и не вполне осознанно, все это время влекло и какие еще события этому предшествовали?
А предшествовал этому крах предыдущей моей жизни. Прежде всего крах коммуны, которая и составляла мою настоящую жизнь. Тогда, в шестидесятые годы, юные люди с общественным темпераментом собирались в неформальных объединениях с надеждой изменить жизнь. В нашей коммуне оказалась и Галя Старовойтова. Для нее это было начало политической жизни и судьбы.
К девятнадцати моим годам наша Коммуна имени Кирова завершает свое существование. И завершает его одновременно с моим личным крахом. С шестнадцати до девятнадцати лет у меня роман с лидером нашего коммунарского движения, который на много лет меня старше. Были, конечно, этому разные причины, но факт, что крах юношеской влюбленности совпал с крахом нашей организации, и не у меня одной, как позже выяснилось, потому что влюблены в него были сразу несколько женщин и девочек моего примерно возраста.
Произошел раскол, образовалась группа, условно говоря, оппозиции, куда вместе со мной вошла и Галя Старовойтова. И вот я беру на себя смелость сказать нашему лидеру все в лицо. За мной, конечно, была поддержка, и все же я, грубо говоря, себя подставила.
Не будь этой референтной группы, я бы со своим юношеским максимализмом просто ушла и пережила эту драму внутри себя. Но тут я вынуждена была сделать все это публично.
Это закончилось болезнью. Год я провела от больницы к больнице. У меня как будто исчезло будущее. Я не знала, что делать. Но именно в больнице началась скрытая внутренняя жизнь. Вдруг я увидела себя в чужом месте, в котором неизвестно что делаю, и неизвестно, что хочу делать. Влюбляться я не могла еще долго.

А ведь поначалу у меня было даже некоторое отторжение от этой коммунарской деятельности – отталкивали кастовость и авторитарность. Но поскольку от меня все ждут роли пламенного комиссара, я начинаю увлекаться, меня затягивает.
Вот почему я так шокирована, когда все это рушится. Помню очень хорошо: выхожу со станции метро «Автово» и вдруг ясно понимаю, что я все это знала. Это, может быть, первый момент мудрости: увидеть все как есть. Повернулось что-то в калейдоскопе, и я поняла, что все видела давно, все прекрасно понимала, но просто не хотела знать. Я хотела быть слепой, и я была слепая. И это касалось не только моих личных переживаний.
Такое новое видение возникает из какой-то глубины. Случались у меня несколько раз подобные состояния, точки жизненно важные. Ощущение, что я знаю все. Вот я перестаю существовать, я совершенно прозрачна, и во мне даже не третий глаз, а какое-то смотрилище внутри. И оно знает все, что людьми движет в данный момент. Как будто и люди становятся в этот момент прозрачными. В смысле их мотивов. Я знаю, почему.
Можно сказать, что в такие моменты во мне возникает другой человек. Потом я осознаю, что такие состояния случались у меня и в пятнадцать лет. Четкое ощущение того, что я знаю, почему люди говорят именно это и ведут себя именно так. Но потом это на долгое время пропадает, и я снова верю, хочу верить тому, что люди говорят.
Я изменила той пятнадцатилетней девочке и стала жить в слепоте. И любовь была слепая. И вера в светлое общество – слепая. И наконец, вот эта переломная точка: я всегда это знала.
Получается, что меня не случайно выталкивало в психологию. Психология помогла мне осознать эту мою способность, мое жизнеощущение и то, что меня всегда интересовали человек и предвкушение метаморфозы.
Хотя сначала я иду в социальную психологию. Только потом меня начинают волновать внутренние проблемы человека, и я перехожу к психологии личности. Но до определенного момента все это происходит тоже как будто в темноте. Я все еще нахожусь в плохом, депрессивном состоянии. Мне вообще ничем особенно не хочется заниматься. Спасает только природная любознательность.

Внутреннее знание… Это очень волнующая меня штука. Я не считаю себя совершенно необычным человеком, и мне приходится признать, что вот это внутреннее знание, это мое чувство само по себе не совсем с моей обычной жизнью сочетается.
Увы, мои прозрения так не совпадали с моими страстями! Возможно, если бы я не пошла тогда на поводу у своих принципиальных друзей, которые хотели превратить этот конфликт с предводителем в публичную экзекуцию, мое состояние прозрения на ступеньках метро «Автово» повело бы меня куда-то дальше. Но я во всем этом участвовала, сама себя загнала в тупик и получила сильный удар, после которого долго не могла прийти в себя. Ведь когда по кому-то наносишь удар, всегда получаешь удар в ответ.
Все это очень долго отравляло мою мысль и сознание, я все время возвращалась туда.

Дальше происходит так. Я изучаю психологию как науку. Знаний, конечно, прибавляется, но это совершенно не задевает моей внутренней жизни. Хотя психология мне, конечно, интереснее, чем физика. Сворачиваю постепенно на личность, что-то начинаю понимать, но… Но я не реализуюсь. Я не защищаю диссертацию, хотя меня все пинками к этому подталкивают. Ведь у меня красный диплом; Лев Маркович Веккер и Иосиф Маркович Палей, светила нашего факультета, считают меня своей лучшей ученицей.
Я заканчиваю аспирантуру и ухожу из профессии. Работаю в одном, в другом месте психологом. Не то чтобы мне совсем неинтересно, но в это время я занимаюсь детьми. Единственное, что меня увлекает, – собственные дети. И только переехав в Москву и оказавшись в ситуации перестройки…
Тоже работаю в каком-то НИИ, ни во что не встраиваюсь, не делаю никакой карьеры. Но все, что надо, пишу, придумываю, правда, только когда меня заставят.
И опять меня выносит. Правда, уже в этом «плыву по течению» начинаю сознавать по отношению к своим близким, насколько я их хорошо понимаю. Сын Льва Марковича Веккера, Борис, говорит, что я его домашний психотерапевт. А еще и психотерапевтов никаких особенно не было.
И вот в какой-то момент организуется встреча с американской бригадой психотерапевтов. И как-то так совпадает, есть и время, и деньги, я еду на эту учебу. Она проходила месяц. Но за этот месяц во мне произошли очень большие изменения.
Эта внутренняя свобода, способность видеть то, что я вижу, мельчайшие душевные движения… Я вижу людей, таких же внутренне свободных и раскованных, но которые прошли уже специальный курс обучения. Для той жизни, которой я внутренне живу и которую никак не реализую, я вдруг получаю инструмент. Не инструмент даже, а такую азбуку для реализации. У меня получается все. Появилось ощущение, что я просто узнала то, что мне всегда было известно.
Ну, например, мышечные движения рта, глаз, плеч, изменение дыхания выражают внутреннее напряжение человека. Это можно наблюдать. А теперь сознательно изменим мышечное состояние, например, переменим позу, походку. Вследствие этого и сама проблема внутри меняется, она перестает быть такой значимой. Обида или озабоченность при каком-то выборе.
Все это трудно объяснить словами. Есть такая байка про балерину, которая была очень выразительна хореографически и делала танцевальные импровизации. Однажды ее спросили после блистательного концерта, что же она хотела выразить в своем танце? Она ответила: «Если бы могла объяснить, не танцевала бы».
Дело в том, что ты должен прочувствовать свое мышечное ощущение и увидеть его в другом человеке. Есть технология перевода человека в другое состояние. Попытаюсь объяснить.
Проблемное состояние: ты озабочен. Я смотрю и вижу: застыли мышцы лица, углы рта опустились вниз, скованные движения и так далее. Все видишь в комплексе. Ты фиксируешь это для человека: вот твоя проблема. Всякий раз он снова может легко погрузиться в это состояние, потому что помнит о ситуации, которая его в него повергла. После этого ты берешь подбираешь его личный, сильный ресурс, смотришь, на что он тут же прореагирует мышечно. Стойкость, допустим, интеллект или жалость. Человек выбирает свой ресурс: «Ну конечно, интеллект. В общем, да. Я знаю, что я человек умный». Но если он позволяет себе небольшие колебания, я понимаю: это не его ресурс. Он, конечно, умный человек, но не в этом его главный внутренний ресурс.
Когда человек находит свой личностный ресурс, он кивает себе головой, все его тело бессознательно подтверждает: “Да!” Один из парадоксальных случаев: жалость к окружающим является наиболее мощным ресурсом. Человек помнит те эпизоды, когда это очень сильно проявилось, кому-то помогло или ему греет душу. Вспоминает конкретную ситуацию. И вот когда он ее вспоминает, у него блестят глаза, рот раскрывается в полуулыбке, расслабляются мышцы лица. Я вижу, это его ресурсное состояние. Дальше дело технологии: наложить один ресурс на другой. То есть одно мышечное, чувственное, эмоциональное состояние на другое. Когда они соединяются, происходит потрясающая вещь – интерференция, смешение. С этим эмоциональным ресурсом он мысленно перемещается в ту проблемную ситуацию. Углы губ его опускаются и вдруг – раз! – подрагивают и приподнимаются кверху. Может быть, он не сияет, но мышцы лица расслаблены. Теперь проблемная ситуация становится легкоразрешимой. Отношение к ней изменилось.
Не сразу мне открылось, что сверху донизу не только физиологические, а и физические процессы связаны с нашим психологическим состоянием. Я не только освоила те технологии, которые уже были, но стала строить дальше. Иначе я могла бы помогать только в случае каких-то конкретных проблем. А ко мне приходят люди, которые говорят, например: «Я утратил полноценное ощущение жизни и хотел бы его обрести».
Часто годам к тридцати пяти, сорока человек обнаруживает, что его собственные реакции, реакции его тела оказываются как бы чужими для него, непонятными, неожиданными. Еще чаще он жалуется на то, что другие ведут себя таким образом, что он их не понимает. Непонятно, почему на него так реагируют либо женщины, либо сотрудники. Чувствует какое-то рассогласование, но не может его объяснить.
Я поняла, что человек способен существенно меняться в течение своей жизни, и не единожды. И что изменения часто происходят спонтанно – тебя выносит куда-то, – и это состояние надо узнавать.
И совсем не обязательно, чтобы к переменам подталкивала прочитанная книга, встреча с потрясающим человеком или какое-то событие. Мы готовы к метаморфозам, когда меняется внутреннее состояние, а сотни людей думают, что у них начинается депрессия, и бегут просить таблетки. А они на самом деле изменились внутри и не совпадают больше с предложенными реалиями. Какой шанс!
Все эти мнимые депрессии исчезают как утренний туман, как только открываешь для себя свой собственный замысел, кстати, тоже непременно в сочетании с физическим движением.
Лев Толстой за свою долгую жизнь, как никто, использовал каждый шанс личностного изменения, и каждая его метаморфоза была и физическим действием, вплоть до его ухода из Ясной Поляны.
Мы сейчас привыкли к тому, что образование можно поменять за жизнь 2–3 раза, что можно поменять семью и страну. Осталось сделать еще один шаг и признать, что мы и сами можем меняться, с каждой метаморфозой приближаясь к себе самому, к своему тайному замыслу.
Мне кажется, я об этом знала тогда в свои пятнадцать, когда жизнь Толстого завораживала меня больше, чем его романы, а в “Войне и мире” завораживали в основном метаморфозы героев. Мне кажется, я тогда еще знала, что можно стать и тем, и этим, и еще другим.
Теперь я знаю: могу помогать меняться другим и радоваться, когда человек “встает на крыло”. Но где-то в глубине души я жду, когда снова вынесет. Ведь я еще не до конца поняла стратегию метаморфозы по Толстому.

Вызов и амбиции появляются, когда открываются возможности личностного строительства. Когда ты можешь не только осознать цель, понять, чего же ты хочешь, но и буквально положить ее на разные чувства, увидеть, услышать. И тогда ты движешься приблизительно как я, которая дошла до определенного момента и вдруг узнала, что это и есть мой замысел. Человек в какой-то определенный момент узнает свою собственную цель. До этого он не может ее сформулировать, а главное, очень часто не узнает, когда он на самом деле достиг того, чего хотел. Нет узнавания цели, которое только и дает мощный энергетический взлет. Тогда у него появляются перспективы, происходит прилив сил – откуда что берется? И я, зная все это, могла бы помочь себе гораздо раньше.
Думаю, никакие эпизоды из мною рассказанных не помогли бы мне, если бы у меня не было сильного внутреннего чувства узнавания. Но теперь этому узнаванию я могу научить людей. Например, хорошо сформулировать цель и почувствовать ее. Человек, как правило, очень нелегко ответит на вопрос, чего же он хочет для себя. Он может сказать, что он не хочет лениться, хочет не беспокоиться, иметь успех у женщин…
Если человек говорит, что он хочет избавиться от помех, ну, например, от излишней эмоциональности или от лени, то он формулирует свою цель негативно. Вот первая ловушка. Психика слова «нет» не знает. Ей скажи «не падай», и все мышцы будут работать на падение, скажи «не напрягайся», и приборы зафиксируют усиленное напряжение мышц. Поэтому при формулировании цели слово «нет» отбрасывается. Когда ты говоришь «не ленись, не ленись», ты борешься с ленью и каждый раз все тяжелее поднимаешься. Если ты скажешь, что хочешь успеха у женщин, то ты попадаешь во вторую ловушку. Кто должен обращать на тебя внимание? Женщины? Таким образом, ты ставишь перед собой цель, которую на девяносто процентов контролирует кто-то другой.
Люди, которые думают, что они знают, что им нужно, на самом деле ставят перед собой ложные цели, которых невозможно достичь никогда. Нужно переформулировать цель, чтобы она была позитивна. За той же простой ленью скрываются совершенно разные цели. Один скажет: «Я хочу быть энергичным, активным человеком». Другой: «Я хочу сделать карьеру». Третий: «Хочу чувствовать себя здоровым».
Ну вот такой случай. Мать говорит, что больше всего хочет, чтобы у сына был успех. Она старается все для этого делать, загоняет ситуацию в тупик – заканчивается тем, что сын уходит из дома.
Ей очень нелегко было переформулировать свою цель. Наконец она ее сформулировала так: «Я хочу получать удовольствие от общения со своим сыном». Вот: получение удовольствия – это ее ощущение, оно ни от кого другого не зависит. Дальше мы отправляемся с ней в ту воображаемую ситуацию, когда у нее уже все получилось. Что она при этом видит, слышит, чувствует? Я могу спросить, что поменялось, а могу спросить: что вы там видите? И она видит, как она с восхищением смотрит на сына.
Спустя две недели ситуация перевернулась. Она узнала, куда ей двигаться, узнала свою цель. Она восстановила контакт с сыном, у нее все получается. Через очень короткое время сын поражает ее тем, что делает именно то, чего она хотела. Когда же она работала на успех сына, результат получался прямо противоположный.
Моя задача – привести человека к тому, чтобы он назвал в качестве своей цели то, за что отвечает он сам.

Помогли ли эти знания мне в моей собственной жизни? Несомненно. Раньше я очень часто чувствовала себя немой. Мне казалось, что то, что я говорю, не воспринимается или воспринимается неправильно. Я боялась сказать глупость, боялась, что надо мной будут смеяться. Это было очень сильное мое ограничение. В результате я предпочитала молчать либо разговаривать только с очень близкими людьми. Про себя думала, что, значит, я не честолюбива, а просто тщеславна: мне приятно, когда меня воспринимают близкие, а большего мне и не надо. Но открыв, что можно достичь внутренне свободы, я очень много стала с собой работать. И большей частью, надо сказать, помогала себе, когда помогала другим. С каждым таким внутренним расширением я получала удовольствие, которое могла передать другим. Это потрясающее ощущение, когда происходит расширение в какой-то области, и у тебя возникает чувство, что происходит расширение по всем фронтам. Ты чувствуешь больше сил, желания и просто физического удовольствия.
Первые год или два вообще происходил эффект такого волшебного прикосновения: все получалось у людей, с которыми я работала. Теперь я уже легко проверяю их своим ощущением, настолько чувствую их на любом уровне. Вплоть до того, что я знаю, какой зрительный образ у человека возникает, раньше, чем он это произнесет. Тут дело уже не в технологии. Я научилась чувствовать другого человека и в то же время научилась чувствовать себя.

В русской и вообще в христианской культуре укоренилось представление о том, что личность обретает себя через страдание. Нужно ли спасать человека от страданий? Или, может быть, сама мысль о плодотворности страдания ошибочна, такой культурно-религиозный миф?
Думаю, что да, миф, если под страданием понимается отрицательное эмоциональное переживание: тоски, чувства вины. С другой стороны, тот процесс освобождения, который я прохожу вместе с другим человеком, требует огромной душевной работы. Это очень болезненно, особенно в начале пути. Человек должен почувствовать свои больные точки.
И тут я скажу, почему наша литература права. Когда мы находим болевую точку отчаяния, осознания тупика и безнадежности, это то место, с которого идет подъем, не избавление. Дело в том, что если у тебя что-то болит, то это болит часть тебя. Твое отчаяние – это не ты, твое чувство вины – это твое чувство вины, но это не весь ты. Значит, мы выделяем это как часть, даже если она большая и сильная, очень болит. И она, как всякая часть тебя, чего-то для тебя хочет, того, что тебе действительно нужно. Она тебя толкает куда-то. И тогда мы, грубо говоря, ее запрашиваем: чего же ты хочешь для меня? Но для этого я должен понять, что это не та часть, от которой я должен избавляться. Ни от чего нельзя избавляться, ни в коем случае. В этой концепции свободы, восстановления личности или даже ее дальнейшего строительства обязательное условие: ни от чего нельзя избавляться. Наоборот, твое отчаяние тебе дано для того, чтобы ты понял, что тебе реально нужно.
В каждом страдании есть очень важный для нас сигнал, потому что страдание толкает нас к росту и поиску.

Есть анекдот про девочку-дауна, которая поймала золотую рыбку. Рыбка просит, чтобы ее отпустили, обещает исполнить любые три желания – все как положено. Девочка говорит: «А можешь мне приделать хобот, как у слона?» – «Если ты хочешь, пожалуйста». – «А можешь ты мне сделать хвост, как у крокодила?» Рыбка удивилась, но исполнила и это желание. Дальше, не помню, девочка попросила то ли уши, как у осла, то ли горб, как у верблюда. Исполнила рыбка все желания, плывет и думает: «Здесь что-то не так». Вернулась и спрашивает: «Девочка, а почему ты не попросила, чтобы я сделала тебя здоровой, счастливой и красивой?» – «А что, разве можно было?»
Человек заранее себя ограничивает, считая, что стать свободным и счастливым нельзя, что этого можно просить разве что у Бога. Он заранее себя ограничивает, и в этой ограниченности есть большая несвобода.
Даже если ко мне приходит человек, который чувствует себя совершенно разбитым, который устал от жизни и просит только покоя, я уже знаю, что даже в этом случае его цель – развитие, только он эту цель еще не умеет правильно сформулировать. Речь идет чаще всего не о покое, а об устранении каких-то препятствий, в конечном счете – о свободе. А истинно свободный человек спокойно относится к свободе других людей.

записал Николай КРЫЩУК

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"