Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №68/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ТАНЦКЛАСС

По законам несуществующего ныне жанра
Леонид Лавровский и его время

Нынешний год – год столетия Леонида Лавровского. И хотя за свою не слишком долгую жизнь он многое успел – танцевал, руководил балетом Ленинградского Малого театра и Московским хореографическим училищем, ставил в Ленинградском хореографическом и за рубежом (в Финляндии, Венгрии, Югославии), возглавлял Кировский, а затем и Большой балет, организовал первый в стране «Балет на льду», в сознании даже очень далеких от танцевального искусства людей, не говоря уж о балетоманах, имя Лавровского прочно ассоциируется с единственным спектаклем – «Ромео и Джульетта». Были, конечно, и «Кавказский пленник», и «Красный мак», и многие другие. Но все это факты истории. А «Ромео и Джульетта» – неувядающая легенда. С высшим достижением жанра, названного драмбалетом, связан небывалый взлет тридцатых и мировой триумф середины пятидесятых, когда после феерических гастролей в Лондоне русский балет вновь, как в начале века, стал законодателем мировой танцевальной моды. Среди героев этой легенды – сплошь гении: Прокофьев, Вильямс, Уланова, Сергеев, Ермолаев, Корень.
Стало быть, и имя Леонида Лавровского должно звучать триумфально. Однако в фанфарной сладости неизменно ощущается привкус горечи. Отец триумфа был свидетелем, участником, а со временем в сознании многих стал едва ли не виновником балетного кризиса, со всей очевидностью проявившего в пятидесятых.
Драмбалету (а с ним и его создателям) не повезло дважды. Его расцвет пришелся на тридцатые, а кризис совпал с закатом одиозной эпохи. Негативное отношение к уходящему невольно отбросило тень на балетный стиль. О драмбалете нередко отзываются снисходительно. Говорят о второстепенности музыки, примате пантомимы и драматизации танца, о насильственной «мхатизации». И складывается впечатление, будто явление это – нашей сцене чуждое, навязанное балетному театру едва ли не директивно.
Но стоит взглянуть на драмбалет не с политической, а с эстетической точки зрения, как станет совершенно очевидно, что он естественно вписывается в логику развития русского балета. Опора на литературную основу, последовательно развивающееся действие, «танец в образе», отанцованная пантомима и актерская выразительность – все это, можно сказать, родовые признаки русской балетной школы. Пусть не по названию, но по существу драмбалет – явление далеко не новое. Приверженцем сюжетного балета был первый русский хореограф Иван Вальберх. Вершиной его творчества стал созданный в 1799 году «Новый Вертер». После мифологических балетов необыкновенно смелым ходом казалось то, что действие происходило в современной Москве, а исполнители выходили на сцену во фраках и модных для того времени платьях. Поняв особенности русского менталитета и восприятия, в начале XIX века хореографические драмы, где все элементы подчинялись наивозможно полному выражению содержания, ставил в Петербурге Шарль Дидло. Характерной особенностью русского балетного спектакля стал примат содержания над формой. Что ни в коей мере не означало, однако, пренебрежения к форме. Существенно то, что полнота и глубина выражения содержания возможны только и исключительно через достижение совершенной формы. Таким образом, отличительной чертой русской балетной школы стал паритет виртуозной техники и актерской выразительности.
Кроме того, русский балет традиционно тесно связан с драматическим театром. Более века в Московском и Петербургском театральных училищах обучение фактически было единым, и едва ли не в приказном порядке решалось, кого направить в драму, а кого – в балет. Ермолова, к примеру, училась в балетном классе и, если б не случай, могла безвестно простоять «у воды», ибо заметных талантов в балете не выказала. А Екатерина Санковская, прежде чем стать великой русской танцовщицей, училась у Щепкина и выступала в Малом театре вместе с Мочаловым и Никулиной-Косицкой. Покинув же сцену, давала частные уроки купеческому сынку Косте Алексееву, будущему реформатору драматического театра Константину Сергеевичу Станиславскому. Позже он учил своих актеров пластической органичности, почерпнутой из векового опыта театра балетного. О какой насильственной «мхатизации» может идти речь, если русский балетный театр был «драматизирован» традиционно, так сказать, природно и исторически. Драмбалет – плоть от плоти этой традиции. Никакой сталинской эпохе ничего не пришлось навязывать. А вот кризис она, эта эпоха, действительно приблизила. Создав монополию одного направления, уничтожив альтернативы, не дала возможности питаться, обогащаться, черпать извне. Любой стиль рано или поздно ожидает кризис. Но исчезновение многих жанров, оскудение танцевального языка, невозможность самообновления через другие хореографические формы кризис драмбалета, безусловно, ускорили. Однако не умалили его достижений.
В тридцатые годы Москва была театральной Меккой. Мировая значимость русского драматического театра повлияла на театр танцевальный. К тому же в это время в балетную жизнь вошла целая плеяда блистательных по виртуозности, полноте чувств и драматическому дарованию танцовщиц и танцовщиков – Уланова, Семенова, Вечеслова, Дудинская, Лепешинская, Сергеев, Габович, Ермолаев, Чабукиани, Мессерер. Такое иногда бывает. Срастается. Все к одному. Еще раз случится в шестидесятые.
Между тем истоки побед драмбалета стали и истоками его поражений. Он являет собой конгломерат, нерасторжимое слияние компонентов, один без другого теряющих смысл. В единстве всех элементов – залог совершенства драмбалета, но и его уязвимость. Когда все сходится на высшем уровне, как в «Ромео и Джульетте» 1930–1940-х годов, получается гениально. Но волшебство рушится, как только выпадает один из элементов. Самый уязвимый из всех – исполнительство. Проходит время, приходят дублеры, не столь талантливые, не столь чувствительные, да и просто люди другой эпохи. И из спектакля точно уходит жизнь. Музыка Прокофьева гениальна всегда. Сценография Вильямса год от года становится все более притягательной и впечатляющей. А что же хореография? Оказывается, что она оптимальна именно для тех условий, для тех исполнителей, для тех законов сценической выразительности. Она создана по законам не существующего более жанра. Балетно-драматическое искусство эфемерно. Его не передашь из ног в ноги. А душами не человеку ведать. Здесь не существует драгоценных музейных экспонатов, антикварных раритетов. Оно не оставляет артефактов. Только – легенды. Одна из них – Леонид Лавровский.

Наталия ЗВЕНИГОРОДСКАЯ


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru