Я ИДУ С УРОКА

Весной от одного из наших постоянных авторов (надеемся, читателям запомнилась молоденькая учительница музыки, студентка консерватории Наташа Злобина) пришло очередное письмо. И в очередной раз мы порадовались за Наташиных учеников. И вдруг недели через две – еще одно письмо. Какая такая история увольнения?! Не может быть! Позвонили – так и есть, уволилась.
Поначалу мы стали было прикидывать: что же там произошло? С одной стороны, если Наташа так любит учеников, то ради них можно было бы и не рубить с плеча. Худо-бедно, а какой-то компромисс найти.
С другой стороны, и администрация, наверное, могла бы пойти навстречу столь ценному, талантливому молодому кадру. Допустим, кадр неуживчивый, вспыльчивый, заносчивый. Так ведь на то и молодо-зелено. Но вы же мудрее, опытнее. Вам же легче промолчать, замять, простить… Ради все тех же учеников.
Как-то грустно получается. Ведь раз участники конфликта не сумели договориться, то выходит, кому-то было не до детей? Кому? Сразу и не разберешь.
И мы подумали: а может, и не надо разбираться. Не надо искать правых и виноватых. Раз стороны не проявили должного терпения и смирения, значит, не созрели. Значит, не время еще. И зацикливаться на том, что произошло, им конечно же не стоит. Лучше двигаться вперед. Стараясь впредь не наступать на злосчастные грабли.
Ну а под конец мы и вовсе утешились: у Наташи наверняка будут новые ученики (что бы она там сгоряча ни заявляла). И им не меньше, чем Ване, Ахмеду и Нариману, будет нужен тот праздник, “который всегда с тобой”.

Мария ГАНЬКИНА, Вячеслав БУКАТОВ

История одного увольнения
Музыкальная драма в четырех актах с прологом и эпилогом

Что такое “я в школе”.
– Источник постоянного душевного тепла (для меня).
– Эксцентричное, но безобидное увлечение (для друзей).
– Низкооплачиваемое, но наследственно оправданное занятие (для мамы).
– Отнимающее силы и время хобби (для моих профессоров).
– Праздник, “который всегда с тобой” (для детей).
– Урок музыки? Тоже мне предмет (для коллег по школе).
Но я ни разу не задумалась: а что такое “я в школе” для моего начальства?
Одна из последних записей в личном дневнике

Действующие лица
и исполнители:
Д.Ш. – директор школы
Дети
Я
В эпизодах:
З.Д. – замдиректора по культурно-воспитательной работе
П.У. – просто учитель русского языка и литературы

Пролог
Я заканчивала первый курс. Мы были звезды, приглашенные музыканты, “Кредо-квартет”, лучший ансамбль консерватории. Мы блистали на юбилее Д.Ш., а потом лопали тарталетки за ее здравие.
Нас было четверо – Анька, Юлька, Сашка и я. Скрипка, альт, виолончель, фортепиано. “Нет в школе музыки, – задумалась Д.Ш. – Девочки!..” Взоры девочек обратились на меня…
Я знала, что когда-нибудь приду работать в школу. Это генетическое. И феерическая любовь к детям, которая – я верила – поможет преодолеть все. Так легко я на это пошла. Затемнение.

Перед занавесом
Летом мама (она в гимназии химию преподает) спросила меня: “А ты знаешь, чему ты будешь учить детей?” Она рассказала мне про планы, методические разработки, учебные программы. Принесла Кабалевского. Я почитала и подумала: нет, этому учить их я не хочу.

Первый акт
А в октябре был первый День учителя. И десять пятиклассников пели песенку про школу, которую я уже вспомнить не могу. А через год их было уже сорок, моих поющих. И мы пели (что мы только не пели!), и все это я уже очень хорошо помню. На два голоса пели “Широка страна моя родная…” – географичке. “Хороши весной в саду цветочки…” – учителям биологии. “Интернационал” – историкам…
“Школа запела”, – радовалась Д.Ш. “Вот закончишь консерваторию и поймешь, что твое призвание – с детишками работать”, – умиляясь, качали головами завучи. Я никого не слушала. В 13 лет на перилах балкона я увековечила увеличительным стеклом бабушкиных очков свой главный девиз: “Делай, что должен, и будь что будет”. Затемнение.

Перед занавесом
Я очень много ездила с квартетом по гастролям. Условие, что я буду периодически в отъезде, я поставила сразу. Из моих заявлений “прошу предоставить за свой счет” можно сшить манускрипт. Хотя, конечно, я больше была, чем меня не было. Дети ждали меня отовсюду, просили обязательно сфотографироваться у Колизея.

Второй акт
Отработав год, наивная, пришла в роно. Мне очень хотелось аттестацию. Очень сильно! Меня долго и внимательно разглядывали. Потом повертели в руках мой диплом училищный. Потом повертели пальцем у виска. И мне еще хватило ума сказать, что я работаю по собственной программе. Эти два слова я, пожалуй, выжгу на оставшемся пространстве перил: “Она утверждена?”
Аттестацию я прошла в школе через год. Выработала иммунитет к присутствию на уроках посторонних. Более того, вовлекала их в процесс, вынуждала их залезать под парту, бежать к доске и кричать: “Эээ!!!”
Странно, но результат моей работы их удовлетворил. Затемнение.

Перед занавесом
Потом в газете “Первое сентября” стали выходить мои статьи. Я была уверена, что так и надо. Экспериментатор, новатор, учитель новой формации, поколение next – никем таким я себя не считала. Я писала о том, что чувствовала.
Ни одна из моих коллег не видела этих публикаций. Я писала: “Я не ухожу из школы, потому что знаю, что в любой момент могу уйти оттуда”. Я писала индульгенцию самой себе, а получился реквием.
Я писала это за неделю до конца.

Третий акт
Начало конца выглядело так.
Я всего лишь приехала в школу порепетировать. На рояле. С квартетом. Любимым. Тем самым.
“Это школа, а не лавочка”, – сказала Д.Ш. и в школу нас не пустила. И произнесла речь. В тот раз мы уехали молча… Затемнение.

Перед занавесом
Уважаемая Д.Ш., вы ошибаетесь: это именно что лавочка, а не школа. Не может быть школой то место, где заместитель директора, преподаватель русского языка и литературы, составляя программку школьного концерта, пишет “Песня мамАнтенка” (через А!).
Где родители экстерната рассчитываются с учителями сырым мясом. (К слову сказать, я не брала это мясо вовсе не из гордости, как вы подумали. Просто у меня очень маленькая морозилка.)
Где учительница алгебры называет девятиклассника подонком.
Где образец объяснительной(!) на стене директорского кабинета выглядит дословно так: “Я, Сидоров Вася, прогулял урок математики, потому что… (или другая причина)”. Привет Михаилу Задорнову. Уважаемая Д.Ш., школа, где на стене директорской висит образец объяснительной, – это не школа!
И рояль расстраивается вовсе не потому, что я в свои неурочные дни играю на нем с, как вы выразились, “подружками своими”. Он, дорогая Д.Ш., расстраивается оттого, что П.У. ставит на него горшки с цветами, а потом поливает их, а потом вытирает рояль мокрой тряпкой, которой к тому же дети только что стирали с доски.
Меня действительно не было на новогоднем, февральском и мартовском праздниках – я в этом году заканчиваю не ПТУ, а дважды ордена Ленина, Трудового Красного Знамени Московскую государственную консерваторию имени Петра Ильича Чайковского. И мне показалось, что в сентябре нам с вами удалось прийти к соглашению в этом вопросе.
Д.Ш., если бы вы доступно объяснили мне, какова моя историческая роль в проведении педсоветов, я бы, возможно, находила время для их посещения. Поймите, для того чтобы узнать, сколько единиц (единиц, конечно, а не детей) в 5“А” закончили третью четверть на “4” и “5”, не обязательно посещать педсоветы. Можно спросить об этом у единиц. Еще можно взять классный журнал 5“А” и эти единицы посчитать. Этим особенно уместно заниматься, сидя в пустой школе на дежурстве в каникулы.
Боже упаси, Д.Ш., какие могут быть претензии у педагога, не удостоившего своим присутствием ни один педсовет, кроме половины августовского. Затемнение.

Четвертый акт
Я впервые приехала в школу с другим заявлением. “Прошу уволить меня по собственному желанию”.
Знаете, что она сказала?
– Я так и знала.
Всё!!! Затемнение.

Эпилог
“Лес да поляны. Безлюдье кругом. Вьюга и плачет, и стонет. Чуется, будто во мраке ночном злая кого-то хоронит. Глядь – так и есть!”
Год назад на моем концерте женщине, потерявшей ребенка, стало плохо. Я тогда играла “Песни и пляски смерти” Мусоргского. Это страшно. Музыка, находящаяся за гранью гениальности, эмоций, мастерства, силы воздействия. Я не хотела рассказывать о ней детям…
…Тот урок сначала приснился мне. Я долго решалась на это. Поставила “Песни и пляски…”, представила, как я слушаю эту музыку с детьми. И разрыдалась.
Это было одно их самых сильных потрясений в моей жизни. Мои тонко чувствующие шестиклассники никогда не слушали музыку так.
На урок пришла З.Д., замдиректора, хотя ее никто не звал. Пришла не просто без приглашения, а молча села за последнюю парту, даже словом (?!) не обозначив своего присутствия. “Хамство, – подумала я, – мамАнтенок”. Но я уже знала, что этот урок – один из последних и после меня хоть потоп.
Дети ничего не знали. Но поняли всё. Они никогда не вели себя так. Как они слушали! Что они говорили! Как они расходились, притихшие, – после шестого урока!
“Это потрясающая музыка, – сказал Илюшка, – но я не представляю, в каком настроении надо быть, чтобы хотеть ее услышать”.
Браво, 6“А”.
З.Д. покинула класс со звонком так же бесшумно – прямо призрак отца Гамлета, а не начальство.
Я проводила особо испугавшихся до раздевалки, поднялась к себе… и плакала очень долго. Я думала: ведь это сделала я… В классе не было ни одного равнодушного взгляда. Это был триумф. Триумф у финишной черты.
Таких уроков в моей жизни не было. Затемнение.

Под занавес
Таких уроков в моей жизни больше не будет. Осталось две недели, и счет уже пошел на дни. Кто-то скажет: подумаешь, трагедия. Но у меня еще не происходило ничего страшнее этого расставания. И я могу только петь – сама себе: “Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло. Неделя, другая – и мы успокоимся. Что было, то было – прошло”.
Я вряд ли смогу работать в какой бы то ни было другой школе. Занавес.

Наталия ЗЛОБИНА,
выпускница консерватории, бывшая учительница музыки

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"