КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ОБРАЗ

Трамвай, картошка и танцы при свечах
В фильмах Марлена Хуциева ничто не существует отдельно

Марлену Мартыновичу Хуциеву на этой неделе исполнилось 80 лет. Каждый его фильм – от «Весны на Заречной улице» до «Послесловия» – события в нашей жизни.

Трое ребят идут по черно-белой Москве – Сережа, Коля, Слава. По мокрой осенней мостовой. Первый снег пролетает. Ребята вглядываются друг в друга, а мы вглядываемся в них, предчувствуя прощание. И шепчешь им, уходящим: ну, что же вы уходите? Будь вы где-то рядом, все бы у нас сложилось иначе. Но идут неотвратимые титры – и во весь экран: «Конец фильма».
В последнее воскресенье сентября по «Культуре» показывали «Мне двадцать лет». Мы ровесники с этим фильмом, поэтому у меня особенное к нему отношение. Рядом примостилась дочка и тоже смотрела не отрываясь. Иногда спрашивала: «Это на самом деле так было? Так любили стихи, так спорили о смысле жизни?»
Да, так было. Мы еще застали эту любовь, эти споры в начале 80-х, когда и нам исполнилось двадцать лет. Мы еще помним такую Москву, как в фильме.
«Вот вам денежка…» – «Вот вам билетик…». Вечерний трамвай кружит по Москве, все здороваются с девушкой-кондуктором, перебрасываются добрыми словами, как будто здесь все родные. Потом пассажиры выходят на своих остановках, а трамвай идет в парк. Поворачивает на кольце, освещая окрестности своими окнами и согревая нас невыразимой надеждой.
Когда начинается знаменитая сцена с картошкой, рассказываю дочке: «Видишь того нахального парня, волосы ежиком? Это Андрей Тарковский». Каждый кадр в этом фильме знаком, но смотрю, боясь что-то пропустить. Пронзает то, что раньше и не задевало. Вот в письме погибшего на фронте отца: «Не знаю, останусь ли жив. Но знаю, что Москва останется, СССР останется».
Или вот раздумья Сергея: «Я не хочу так дальше. Не хочу перетирать время, перетирать дни. Ничего не существует отдельно. Отдельно любовь, отдельно жизнь, отдельно время, в которое ты живешь».
И его же вопрос: «О чем вообще можно говорить серьезно?».
Сергей серьезно относился к революции. «К песне “Интернационал”. К тридцать седьмому году, к войне, к солдатам – и живым, и погибшим, к тому, что почти у всех у нас нет отцов, и к картошке, которой мы спасались в голодное время».
Когда двадцать лет назад нам было двадцать лет, мы готовы были повторить эти слова как свои. Ну, быть может, не вспомнили бы про «Интернационал». Память же о 37-м и войне была еще слишком свежа. Голода мы не знали, но картошкой спасались во все времена, и не только в деревне. К ней было трепетное отношение и у нас, студентов, ведь каждую осень мы встречали в картофельных полях.
К чему серьезно относятся нынешние двадцатилетние? Ведь есть такие вещи, не могут не быть. Но дадут ли сегодняшним физикам и лирикам снять свои «Мне двадцать лет»? Захотят ли они сами вернуть на экран мысль, поэзию, искренность? Захотят ли прислушаться к лучшему в самих себе? Выдержат ли барственный приговор сытых и успешных, которые скажут (как отец Ани в фильме Хуциева говорит Сергею): «В принципе вы никому не нужны – такие».
Когда съемки фильма подходили к концу, Геннадий Шпаликов (поэт, сценарист и соавтор М.Хуциева) записал в дневнике 30 декабря 1961 года: «Итак, с Новым годом. Что нас ждет в следующем? Что-то? Что-то нас там ждет… Вот чего бы я хотел, вот моя программа. Получить 1-ю категорию за Марлена – и чтобы картина была очень хорошая, всем хорошим людям понравилась, а сволочам – и не надо».
В общем, все так и вышло. Фильм приняли к сердцу хорошие люди. Михаил Ромм после просмотра сказал своему ученику: «Марлен, вы оправдали свою жизнь». А власть обрушилась на фильм с самых высоких трибун. Она во все времена не любит, когда кто-то пытается думать всерьез, и готова на все что угодно, лишь бы не дать человеку додуматься до чего-то истинного, настоящего. Раньше его клеймили позором на всю страну, травили в газетах, прорабатывали со всех сторон. Теперь неудобного режиссера или писателя просто унижают нищетой, полным забвением, оставляют, как чеховского Фирса.
Н.С.Хрущев в 1963 году на встрече в Кремле с деятелями литературы и искусства под бурные аплодисменты кричал: «Трое рабочих парней показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развернутого строительства коммунизма!».
Слова первого лица могли стать окончательным приговором. Но фильм зажил своей жизнью и помог выжить своим создателям. Марлен Хуциев рассказывал киноведу Татьяне Хлоплянкиной: «Что я чувствовал в тот день? Какую-то оглушительную пустоту. Речь закончилась, все спустились вниз. Никто не подошел ко мне. Я оделся, молча вышел на Красную площадь. Уже смеркалось, было без четверти… не могу назвать точно час, но помню, что без четверти, и я стал ходить по Красной площади в ожидании смены караула у Мавзолея. Через пятнадцать минут появились часовые, чеканя шаг, подошли к Мавзолею, караул сменился, – а я стоял и как бы смотрел на заключительные кадры своей картины».
Марлена Хуциева и Геннадия Шпаликова заставляли переделать фильм, требуя внесения почти сотни поправок – от документальных съемок на вечере в Политехническом до сцены, когда Сергей и Аня танцуют со свечами в руках. «Все подражать начнут, возникнут пожары!»
Авторы фильма пытались отстоять каждый кадр. Директор студии называл худенького Марлена «Сорок три килограмма упрямства». Изрезанный, сокращенный, но все-таки живой фильм вышел на экраны ровно сорок лет назад – в 1965 году. Тогда и появилось это название – «Мне двадцать лет». Вообще-то в сценарии и в период съемок фильм назывался «Застава Ильича».
Сегодня нам навязывают героя, железобетонной цельности которого не удалось в свое время добиться Никите Сергеевичу. По экранам шагает крутой строитель капитализма, берущий от жизни все. Он знает, как жить и к чему стремиться.
Там, где на всю улицу болтался на ветру единственный лозунг «Вперед, к победе коммунизма!», теперь красуются сотни с одним призывом – «Купи!».
Недавно, отвечая по радио на вопрос, что для него самое главное, Марлен Хуциев сказал: «Я не могу жить, не ощущая в себе свою страну. Это не высокие слова. Конечно, наша жизнь далека от совершенства, его вообще нет. Но воспитывать людей в любви к родине, в гордости за родину – это так важно. Почему в «Заставе Ильича» есть развернутая сцена первомайской демонстрации? Но мы же помним этот праздник единения, когда людей выводило на улицы общее чувство радости и гордости за страну. Я не забуду, как ждал этого дня в Тбилиси еще мальчишкой».
Последние два года Марлен Хуциев работает над фильмом «Невечерняя» – о встречах Льва Николаевича Толстого и Антона Павловича Чехова. Я позвонил режиссеру, чтобы передать ему поздравления от редакции и наших читателей, но выяснилось, что 80-й день рождения мастер встречает на съемках далеко от Москвы. Мы желаем Марлену Мартыновичу, чтобы его новая картина была очень хорошая, всем хорошим людям понравилась, а сволочам – и не надо.

Дмитрий ШЕВАРОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"