ДОМАШНИЙ АРХИВ 
РАССКАЗЫ ПОД ВЕЧЕРНИМ АБАЖУРОМ 

Дорога под дождем

Одна командировка Константина Симонова

В этом году Константину Михайловичу Симонову исполнилось бы 90 лет. В последнее время о нем часто писали несправедливо, с какой-то едкой мстительностью. В недавнем телесериале разыгрывали мнимые и подлинные события из его личной жизни, и обывателю стало казаться, что Симонов – «это тот, кто был мужем актрисы Валентины Серовой и нахватал Сталинских премий». Такой картонный Симонов, конечно, удобнее, чем автор “Живых и мертвых”, «Записок Лопатина», дневников «Разные дни войны», исповедальных записок «Глазами человека моего поколения».
Побывав корреспондентом на вьетнамской войне в 1970 году, он, будто заглянув в наши дни, написал:
Все пустей впереди, все свободней, Все слышнее, как мины там рвут...
Сегодня мы публикуем малоизвестные воспоминания Эдуарда Григорьевича БАБАЕВА (1927–1996), замечательного филолога, профессора МГУ, любимого несколькими поколениями студентов. Его воспоминания относятся к ташкентскому периоду жизни К.Симонова. Тогда, в середине 50-х, он был фактически отправлен в ссылку в Среднюю Азию. Эдуард Бабаев в это время работал в редакции журнала «Звезда Востока».

Когда разнеслась весть о том, что в одном из близлежащих горных районов произошло наводнение и грязные потоки грозят разбить дамбу на водохранилище, Симонов собрался в путь, чтобы дать репортаж с места событий.
Ранним утром от здания Союза писателей уходила машина в район бедствия. Машина была редакционная – неопределенного серого цвета видавшая виды «Победа».
И командированных было всего три-четыре человека. Журналисты, фотокорреспонденты.
И вдруг явился Симонов.
– Привет, старик, – сказал он шоферу Назарову. – Я еду с вами…
На нем был непромокаемый плащ с капюшоном, высокие резиновые сапоги.
Видно было, что он собирался в дорогу как профессиональный журналист, а его попутчики в своих городских башмаках и кепочках с зонтиками под мышкой выглядели дилетантами.
Но, видимо, весть о том, что Симонов собирается написать репортаж с места происшествия, как-то дошла до слуха секретариата Союза, потому что вскоре к подъезду был подан большой чернокрылый «ЗИС» специально для Симонова.
– Благородно, – сказал Симонов с интонацией растерянности и даже досады. Но в некоторых случаях отказ равносилен пренебрежению.
Он помахал нам рукой и скрылся в глубине начальственной машины.
– Ладно, посмотрим, – сказал Назаров.
Часть пути мы так и ехали: впереди черный «ЗИС», а за ним наша редакционная «Победа».
Между тем дождь, зарядивший с утра, перешел в ливень.
И нам пришлось ждать погоды в пригородной библиотеке. Там тотчас узнали Симонова и, несмотря на его протесты, устроили его литературный вечер.
Заведующая библиотекой так волновалась, как будто встретила родного брата, только что вернувшегося с войны.
Куда-то позвонила, кого-то позвала, и зал сразу же наполнился слушателями и зрителями.
Симонов, казалось, тяготился этой встречей с читателями. Не за тем он сюда приехал. Время шло.
Но когда кто-то прочел его давние стихи «Что ты затосковал?», Симонов как-то насторожился и слушал, как слушают забытое или чужое.

Что ты затосковал?
Да так…
Вот фотография
прибита косо,
Дождь на дворе,
Забыл купить табак…

Это были какие-то сокровенные стихи, даже безутешные, но в них было скрыто некое утешение для него:

Ни день, ни ночь,
Какой-то средний час,
И скучно, и не знаю, что такое…
Ну что ж, тоскуй.
На этот раз
Ты пойман настоящею тоскою.

Симонов заторопился уезжать.
Простился с заведующей библиотекой, которая в своем летнем узком по моде платье вышла с нами на крыльцо, проводила до самой машины и долго потом еще стояла на дороге и махала вслед китайским зонтиком.
Дождь перестал, но в воздухе стоял туман.
Все же мы видели неясные, но близкие очертания крылатой машины, которая шла впереди.
Но потом на каком-то повороте мы застряли.
Мимо нас на бухарском белом ослике проехал человек, завернувшийся в армейский плащ, прижимая к груди какой-то укрытый от дождя предмет.
Он поклонился нам, пожелал удачи и скрылся в тумане.
– Это корреспондент радио, – сказал шофер. – И где это он осла раздобыл?
Мы вытащили машину из грязи и помчались вперед.
Очень скоро догнали корреспондента радио на белом осле.
Он приветливо помахал нам рукой и ничуть не обиделся на то, что мы его обогнали.
Асфальтовая дорога давно кончилась.
И вдруг мы увидели, что впереди чернеет «ЗИС», попавший передним колесом в какую-то рытвину.
Шофер в кожаном пальто копался в моторе под откидным капотом.
Симонова нигде не было видно.
– А где же Константин Михайлович? – спросили мы у шофера.
– А они уехали, – сказал он и махнул в сторону железнодорожного переезда.
Оказалось, что Симонов, убедившись в ненадежности грунтовой дороги, приказал шоферу возвращаться домой и пересел в кабину попутной трехтонки, нагруженной щебнем.
Мы успели увидеть эту трехтонку перед закрытым шлагбаумом.
За железнодорожным полотном дорога была укреплена гравием и щебнем, так что можно было прибавить скорости.
Мы вырвались на простор.
Машин впереди почти не было видно.
Мы приближались к месту бедствия. Поля по сторонам, засеянные хлопчатником, были залиты водой.
И вдруг мы увидели накренившуюся трехтонку, которая глубоко и надолго засела в трясине.
Шофер вытаскивал из кузова доски, чтобы соорудить наст, по которому можно было бы вывести машину на дорогу.
А Симонов, закинув рюкзак за плечи, стоял на дороге, подняв руку.
Увидев нас, он нисколько не удивился.
Сказал:
– Благородно…
И поехал вместе с нами.
Путешествие наше уже приближалось к концу.
Вода уже поднималась справа и слева к самой бровке водораздела.
Еще немного, и она стала заливать дорогу.
Вот и дорога скрылась под водой.
Вода была неглубокая, но дорога исчезла из глаз.
Пришлось остановить машину.
Шофер сказал, что надо возвращаться к железнодорожному переезду.
– Там есть другая дорога, – объяснил он. – Она пойдет в обход, но по этой прямиком на машине не проедешь.
В это время с нами поравнялся корреспондент радио на белом ослике.
Он вежливо поклонился нам, остановился, выслушал, в чем дело, и согласился с шофером, что нам надо возвращаться к железнодорожному переезду.
Потом он отвел в сторону Симонова, о чем-то поговорил с ним по секрету.
Симонов сказал:
– Благородно…
Корреспондент радиокомитета привязал ослика к придорожной иве и куда-то умчался по едва заметной тропинке.
Пока мы разворачивались, он вернулся, ведя в поводу лошадку под серой попоной.
Симонов закинул свой рюкзак на плечо и, накинув на голову капюшон, вдел ногу в стремя и поднялся в седло.
Корреспондент радио взгромоздился со своей техникой на белого ослика, и оба они, как Дон Кихот и Санчо Панса, погоняя своих животных, скрылись в тумане.
Этого эпизода нет в книге очерков, которую написал Симонов во время путешествий по Голодной степи и в Мирзачуль.
Книга эта вышла под названием «Люди с характером».
Я видел, как он менял «ЗИС» на трехтонку, трехтонку на редакционную «Победу», а «Победу» – на коня, чтобы благородно прибыть на место вовремя, как подобает журналисту, человеку с характером.
Не знаю, почему он выбрал такое название.
Но мне казалось, что оно связано со старым довоенным кинофильмом «Девушка с характером», где героиня с серыми глазами пела: «У меня такой характер, ты со мною не шути!»

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"