ТОЧКА ОПОРЫ
В семи километрах от Рая
Деревни, стоящие в стороне от
федеральных, областных и местных дорог. Деревни,
куда нельзя попасть, просто проезжая мимо. О
существовании этих деревень знают лишь те, кто из
них уехал.
Но еще есть те, кто остался.
Эту обособленность каждый переживает по-своему.
Кто-то воспринимает ее как безнаказанность и
вседозволенность. Кто-то – как вызов, на который
надо во что бы то ни стало дать достойный ответ.
Кто-то просто живет по своему усмотрению, не
оглядываясь на большую жизнь, отделенную сотнями
километров бездорожья, полей и лесов.
В таких деревнях тоже есть школы. И учитель
рассказывает ребятишкам, например, про законы
тяготения. И хотя эти законы одинаково действуют
везде, здесь все звучит по-другому. Потому что
здесь вообще все по-другому.
На гербе у нас – хлебосольный
медведь
О деревне Вохма Костромской области написали в
газетах лишь однажды, в далеком 1928 году. Местный
радиолюбитель Николай Шмидт, тракторист и по
совместительству киномеханик, первым поймал
сигнал SOS арктической экспедиции Нобиле. По
причудливым законам отражения радиоволн в
арктических широтах сигнал бедствия с
потерпевшего крушение дирижабля «Италия»
уловили не мощнейшие радиостанции Европы, а
самодельный одноламповый приемник Николая
Шмидта. Экспедицию удалось спасти, и мир опять
забыл про Вохму.
Что уж говорить о мире, если про существование
Вохмы, похоже, не помнят порой даже в областном
центре. Благие начинания государства, призванные
улучшить жизнь российских школ, до Вохмы не
доходят. Например, о программе компьютеризации
всей страны местные учителя знают лишь
понаслышке. Президентские компьютеры до Вохмы не
довезли. Может быть, из-за того, что помощи ждать
неоткуда, в Вохминском районе на нужды
образования уходит 44% бюджета, тогда как в
области – всего 11%.
– Эти проценты – вовсе не то, чем можно
гордиться, – говорит глава района Надежда
Шадрина. – Просто нам приходится содержать все
малокомплектные сельские школы, а их у нас 17 из 26.
Зато недавно до Вохмы добрались посланцы из
Российской академии наук, проводившие в
Костромской области масштабное исследование
русского национального характера. Ученые искали
как раз такое далекое от всех дорог и
исторических потрясений место, где, по их мнению,
загадочная русская душа сохранилась в своем
первозданном виде. Так что скоро весь мир будет
судить о характере русского народа по ответам
жителей Вохмы на длинные, по 900 вопросов, анкеты
дотошных академиков. Уже известно, что на первое
место в шкале жизненных ценностей опрошенные
крестьяне и сельские учителя поставили дружбу, а
на последнее – заботу о здоровье.
– На гербе у нас – хлебосольный медведь, –
говорит Надежда Шадрина. – Это потому, что мы в
своем медвежьем углу очень рады любым гостям, и
уж если они до нас доехали, то очень хорошо их
принимаем!
Что правда, то правда. Если кто-нибудь попадает в
Вохму, то хлебосольство местных жителей
разворачивается во всю ширь. Гостя обязательно
напоят чаем из растопленного шишками самовара, и
поэтому путешествие по Вохме превращается в цепь
бесконечных чаепитий. Отказаться – значит не
просто обидеть, а нарушить главную местную
традицию. Это нам тоже объяснила Надежда Шадрина:
– Как можно отказываться от чая? Чай – это
святое. Без чая никакое дело не делается. У нас
даже если вино пьют или арбуз едят, потом
обязательно чаем запивают, без этого и жизнь не в
радость!
Одна пара обуви на двоих
Самостоятельно узнать про хлебосольную Вохму у
нас конечно же не было никакой возможности. Разве
что из газет 1928 года. Вохма в лице районного
ветеринарного врача Владимира Худынцева нашла
нас сама.
Такой человек есть в любой деревне. Он постоянно
чем-то занят, чем-то недоволен, что-то выдумывает,
тормошит односельчан, не дает покоя местным
чиновникам, отрывая их от картошки и других
хозяйственных хлопот. Рано или поздно такому
человеку приходит в голову идея заручиться
поддержкой журналистов и рассказать всему миру о
бедах и радостях своей малой родины.
Владимир Худынцев – ветеринар, но главная его
забота – это не больные животные, а попавшие в
беду дети. Несколько лет назад Владимира
Николаевича упросили стать попечителем местной
школы-интерната, где воспитываются дети с
умственной отсталостью, нарушениями психики и
другими отклонениями в развитии. Из 108 учеников 30
– сироты. У шестерых родители умерли, у остальных
лишены родительских прав. 70% учеников школы – из
неблагополучных семей.
Увидев условия, в которых живут ребятишки, ко
многому привыкший ветеринар, по его собственному
признанию, ужаснулся.
– Кормили их хорошо. Но на все остальное денег
просто не выделяли. Они сидели полураздетые. Одна
пара обуви – на несколько человек. Первого
воспитатель приводит на уроки, разувает, а сапоги
несет обратно в интернат, там следующий
обувается и идет учиться…
– Несколько лет назад было. Нам учебный год
начинать, а ручек нет, и денег на них тоже, –
вспоминает директор школы-интерната Вениамин
Шадрин. – Что делать? Я собрался и поехал в
Кострому. Прихожу к одному знакомому священнику,
так и так, говорю, писать нам нечем. Он меня к
матушке послал, она мне выдала 985 рублей. Так и
жили...
Кстати, именно письменные принадлежности стали
поводом для нашего знакомства с Вохмой и ее
обитателями. Владимир Худынцев позвонил нам в
редакцию и попросил привезти в школу-интернат
тетради, ручки и «какую-нибудь литературу».
На нашу просьбу в интернете неожиданно
откликнулись очень много людей, и за несколько
дней редакция превратилась в настоящий книжный
склад. Спасибо всем, кто поделился с вохминскими
ребятишками книгами своего детства. Все 500 с
лишним книг благополучно доставлены по
назначению. Вместе с тетрадями и ручками,
которых, по словам директора интерната Вениамина
Шадрина, хватит всего на полгода, потому что
«детки их грызут и съедают до самого стержня».
Эти дети никогда не плачут
В маленькой Вохме много удивительного. Взять
того же Вениамина Шадрина, с которым мы
познакомились здесь в первую очередь. Вениамин
Васильевич сразу же огорошил нас модным словом
«фандрайзинг», которое в его устах, да под
неизменный вохминский чаек звучало как-то
странно. А директор школы-интерната, между
прочим, не просто где-то слышал это слово, а писал
по фандрайзингу научную работу.
– Фандрайзинг – это поиск дополнительных
ресурсов. Теперь деньги выпрашиваем по науке. Я
ученый, все знаю – как наладить контакт, как
написать заявку. Правда, и фандрайзинг не
помогает. Мало дают. У нас на всю область всего
несколько крупных спонсоров, которых щиплют все
кому не лень. Вот сейчас, например, у меня ребята
уехали в лагерь под Кострому, надо забирать их, а
за автобус заплатить нечем.
Спонсоров для интерната нашел не искушенный в
фандрайзинге директор, а ветеринар-попечитель.
Сначала Владимир Худынцев обнаружил в соседней
Шарье крупную швейцарскую фирму по заготовке
леса. Деревоплитой, которую Худынцев достает у
швейцарцев, отремонтировали уже не только
интернат, но и местную начальную школу. Из
швейцарской продукции в Вохме мастерят новые
парты, шкафы, тумбочки и другую мебель.
А вот местные бизнесмены, которые в Вохме тоже
имеются, просьбу Худынцева помочь интернату
восприняли в штыки.
– Вон видели, – возмущенно гремит Владимир
Николаевич, чем-то неуловимо похожий на
Владимира Вольфовича. – Проехал один на «тойоте»
без номеров. Это хозяин пилорамы. Там у него, как
правило, работают выпускники интерната и приюта,
что в соседнем селе Никола находится, я их тоже
опекаю. Так вот, он мне прямо сказал: а зачем я
буду вкладывать деньги в этих детей? Я не хочу,
чтобы они учились. Мне нужны необразованные рабы,
не знающие своих прав. Таким можно и сто рублей
заплатить за работу, и пятьдесят. Или просто
бутылку поставить.
Не нашедший понимания в родной Вохме, Худынцев
привлек на помощь… федеральную ветеринарную
службу. Московские коллеги теперь регулярно
наведываются в Костромскую область, пьют чай,
привозят старенькие компьютеры, следят за тем,
как в приютах и интернатах, неожиданно попавших
под их опеку, продвигается ремонт.
– К нам тут две американские волонтерки
приезжали в приют, – рассказывает Владимир
Худынцев. – На скрипке детям играли, карате
обучали. Я посмотрел на них и поразился. Почему мы
не можем любить собственных детей? Почему их
иностранцы любят, а мы нет? Ведь кто из них при
таком раскладе вырастет?! Такие камикадзе, что
любой Кремль взорвут! Я это понял, когда увидел,
как они дерутся. Эти дети никогда не плачут.
Страшное зрелище. Слезы текут, а они не плачут,
понимаете? Сжимают кулаки и прут напролом!
В то же время в Вохме есть маленькая типография,
где местная администрация регулярно издает
сборники детских стихов. Хотя любимое чтиво
местных жителей – это криминальная колонка в
газете «Правда Вохмы».
Глава района готова отдать свою собственную
зарплату, чтобы отправить юных вохминских певцов
за 500 километров в Кострому на какой-нибудь смотр
художественной самодеятельности. Она платит
талантливым ученикам стипендию и начисляет
премию директорам, взрастившим наибольшее
количество отличников. При этом душевная женщина
Надежда Шадрина, глава района, искренне
сокрушается, что учителя в ее вотчине получают
«какие-то унизительные гроши».
Все это как-то легко и естественно уживается
вместе и, может быть, как раз и составляет ту
самую загадку русской души, за ключом к которой в
Вохму приезжали академики РАН.
А еще в никольском приюте воспитанники, те самые
дети, «которые никогда не плачут», своими руками
посадили яблоневый сад, посвященный памяти
погибших в Беслане. Сейчас, пока яблони не
выросли, там растет картошка.
Московские ветеринары привозят в деревню Никола
кое-какую технику. Директор приюта Татьяна
Кострова с гордостью демонстрирует нам
музыкальный центр с караоке. Здесь ребята
распеваются перед поездками на конкурсы в
Кострому. На партах вокруг музыкального центра
сушится укроп. Сами воспитанники приюта сейчас
отдыхают в ведомственном лагере федеральной
ветеринарной службы. Тоже неутомимый Худынцев
устроил.
Деньги на школу учителя собирали на базаре
Обойдя своих подопечных – а деятельный
ветеринар очень быстро стал заботиться не только
об интернате, но и о никольском приюте и
Вохминской начальной школе, – Владимир Худынцев
повез нас в деревню Лапшино. Здесь он никого не
опекает, но история уж больно удивительная.
Несколько лет назад Лапшинская средняя школа,
построенная в 1844 году, сгорела. Пожар начался на
чердаке, а это, по словам пожарных, самое
безнадежное дело: огонь распространяется очень
быстро, и спасти здание, как правило, не удается.
– У меня как сердце чуяло, – рассказывает
директор Лапшинской школы Евдокия Исакова. – Я
накануне вечером обошла все помещения, как-то
неспокойно мне было. И на чердак стала было
подниматься, но у нас там летучие мыши жили, они
меня испугали, и я повернула обратно. Потом
прихожу домой и говорю мужу: что-то я за школу
переживаю, не было бы пожара, ну да ладно, если что
доярки утром заметят, прибегут. Так оно все и
вышло!
Дым на самом деле заметили доярки, которые шли на
работу. Сигнализации тогда в школах не было,
Сергей Шойгу взялся за безопасность учебных
заведений лишь на следующий год. От здания
Лапшинской школы остались только обгоревшие
кирпичные стены.
Чем заканчиваются подобные истории,
предположить несложно. В той же Костромской
области, в деревне Боговарово, после пожара дети
шесть лет учились в руинах родной школы. Денег на
ремонт, а тем более на постройку нового помещения
у местной администрации как-то все не находилось.
Но первое, что бросается в глаза при въезде в
Лапшино, – это двухэтажное каменное здание
красного кирпича. На фоне полуразвалившихся
кособоких избушек оно смотрится как цитата из
другой жизни. Похоже на присутственное место
губернского города или на усадьбу какого-нибудь
амбициозного и просвещенного помещика. Особенно
впечатляет чугунная балконная решетка. Внутри
все отделано тоже с немалым шиком: стены и
потолок обшиты лакированным деревом. Невероятно,
но это и есть та самая сгоревшая школа. А еще
более невероятно то, что восстановить ее удалось
буквально за несколько месяцев.
– Нам надо строиться, а денег нет ни копейки, что
делать? – весело рассказывает Евдокия
Анатольевна за чашкой традиционного чая. – И
тогда мы пошли на базар. В пятницу, у нас это
базарный день. Учителя с ведомостями подходили к
каждому торговцу, просили помочь. Кто давал сто
рублей, а кто десять копеек. Так всем миром школу
и отстроили.
В холле восстановленной Лапшинской школы на
стенах длинные списки жертвователей. Евдокия
Анатольевна вспоминает, что собранные деньги
чуть было не пропали. Строить школу сначала
почему-то наняли украинцев-лесорубов, которые
всю жизнь валили лес.
– Они день посидели, два. Надо фундамент
рассчитывать, все остальное, а они даже не знают,
с какого конца за это взяться. Я за голову
схватилась, бегу к архитектору, а он только
руками разводит: каких дали, других нет! Тогда я
сама побежала искать строителей.
Профессиональный строитель нашелся только один,
в соседней деревне. Помогали ему шестеро
добровольцев. А также все родители, учителя,
школьники, доярки, крестьяне и механизаторы
деревни Лапшино.
– Этот строитель так растрогался и проникся
нашей бедой, что сделал нам сюрприз, – продолжает
свою историю Евдокия Исакова. – Однажды я смотрю,
он что-то такое тайком строгает. Я за ним весь
день ходила, не отставала – любопытно мне было.
Так и не показал. А назавтра я прихожу и вижу над
крышей две резные буквы – ЛШ, то есть инициалы
наши: Лапшинская школа.
Во время пожара в Лапшинской школе уцелела одна
достопримечательность: стол, за которым
проходила коллективизация. Сейчас историческая
мебель стоит в соседней избе, в которой находится
школьная столовая.
За столом, где крестьяне под диктовку комиссаров
в кожанках писали заявления о вступлении в
колхоз, сейчас обедают их внуки и правнуки. А
учителя в свободное от уроков время солят огурцы
и рубят капусту, растущую на участке вокруг
школы. Тут же среди грядок и обгоревших листов
кровли, оставшихся после пожара, пасется теленок
Зося, собственность одной учительницы.
– Давайте-давайте, сфотографируйте наш стол, –
бодро командует Евдокия Исакова. – Авось
кто-нибудь увидит и новый пришлет! Хотя этот я все
равно не отдам. Оставлю как экспонат. Я же по
специальности историк, люблю всякое старье
собирать.
К истории неравнодушны и ученики
восстановленной из пепла Лапшинской школы.
Евдокия Анатольевна приносит из учительской
толстые папки с наклейкой «История наших
деревень».
Попадаются среди ученических опусов и весьма
любопытные сочинения. Вот, например, работа,
посвященная Раю.
«Дорогу в Рай пытались указать многие люди: Данте
с Вергилием, например. И все попадали пальцем в
небо. На самом деле Рай не очень далеко: 500
километров от Костромы и 250 от ближайшей
железнодорожной станции. Точный адрес Рая:
Россия, Костромская область, Вохомский район,
почтовое отделение Лапшино, деревня Рай…»
Далее школьник с трогательной
непосредственностью объясняет происхождение
столь странного названия, которого нет больше ни
у одной деревни во всей России.
Однажды эти места посетил проезжий купец, и его
так напоили медовой брагой, что, выйдя из-за
стола, гость умилился и молвил: «Хорошо у вас тут,
ну, прямо рай!» Так с тех пор все и стали называть
деревеньку Раем.
«Сейчас в Рай немногие стремятся, – продолжает
ученик Лапшинской школы свою краеведческую
повесть. – Население этой деревни 124 человека.
Яблоневых садов нет. Особых событий тут никогда
не происходило. Может быть, поэтому и Рай?»
Съездили в Рай и мы. Это на полпути от Лапшина до
Вохмы. Напротив Рая обнаружился еще один
замечательный населенный пункт – Иерусалим.
Когда-то здесь жил паломник, побывавший в
«Ерусалиме». Возвратившись из земли обетованной,
он всем встречным и поперечным рассказывал о
своем путешествии. Вот местечко и превратилось в
Иерусалим.
Так они и висят теперь на одном дорожном
указателе: одна стрелочка указывает дорогу в Рай,
другая – путь в Иерусалим.
«И доказать, что мы ничуть не хуже»
Но даже в нескольких километрах от Рая
наблюдается заметное расслоение общества. В
Вохме его воплощением стали две местные школы.
Одна школа каменная, в ней есть спортзал и даже
несколько компьютеров. Сюда берут учиться детей
местной элиты: судей, депутатов,
предпринимателей.
Все остальные ребятишки идут учиться в
старенькую деревянную школу, которую какой-то
вох-
минский остроумец нарек однажды «школа для
шелупони».
Это пренебрежительное словечко крепко задело
ветеринара Владимира Худынцева, любящего
поговорить о социальной несправедливости. К тому
же Владимир Николаевич и сам здесь учился.
– Я зашел туда – бедность страшенная! – кипит
Худынцев. – Вы такого себе даже представить не
можете! Шесть видов стульев, отовсюду собранных,
про компьютеры и слыхом не слыхивали, полы и
лестницы такие, что по ним ходить жуть берет! И я
решил это исправить! Доказать нашим олигархам
доморощенным, что никакая мы не шелупонь, а
ничуть не хуже их!
За лето с помощью безотказных швейцарцев,
которые с Худынцевым уже, похоже, смирились,
несправедливость была частично исправлена. По
крайней мере первоклашки в этом году сядут
учиться за новые парты в отремонтированном
классе. Правда, на имидже школы это пока никак не
сказалось, что немало расстраивает Владимира
Николаевича.
– В этом году тоже было, – вздыхает директор
«непрестижной» школы Валентина Адеева. – Подали
все заявления в первый класс, а потом двоих ребят,
детей судьи и социального работника, от нас
переправили в каменную школу, оказалось, они к
нам по недоразумению попали, а им по статусу
положено там учиться.
Владимир Худынцев сердится и обещает в скором
времени отремонтировать еще один кабинет и
купить в школу электрический чайник, «а то у вас,
стыдно сказать, даже чаю попить нельзя!..»
…Когда мы уезжаем из Вохмы, дорогу нам
перебегает дикая лиса, и мы, кажется, точно знаем,
чего не будем делать в ближайший год: мы не будем
пить чай.
Наталья КЛЮЧАРЕВА
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|