ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N47
ПРОГУЛКА 

Рыбной слободой

Некогда Рыбинск назывался Рыбной слободой. Прошли столетия, город вырос, стал большим, цивилизованным, красивым, даже щегольским. Но приметы старой доброй слободы все же ласкают взгляд пытливого туриста.

Маршрут 1 – “Волжская набережная”, маршрут 2 – “Крестовая улица” и маршрут 3 – “Улица Фрунзе”.

Волжская набережная

Дом купцов Быковых Собор Торговые ряды Памятник бурлаку Лев Ошанин Гостиница “Городская”

Начало Волжской набережной по-провинциальному уютно, тихо и покойно. Редко встретится помпезное строение, такое, например, как Волжско-Камский банк (дом № 49). В основном здесь простые, хотя и удобные домики, к примеру, Сыромятниковых (№ 53) или купцов Быковых (№ 61).
Тем неожиданнее появляется величавый, нисколько не провинциальный, скорее столичый Преображенский собор. Живописцы братья Чернецовы замечали: “Собор здешний, существуя около двух столетий, есть единственная древность в городе. Прекрасная соборная колокольня построена в 1802 году, высота ее более сорока сажен, звон огромного колокола, величественно разливающийся по Волге, далеко бывает слышим”.
“Древность”, приглянувшаяся Чернецовым, не дожила до наших дней: в середине позапрошлого столетия собор сломали и построили на его месте новый. Во время освящения собора его настоятель Родион Путятин разразился речью:
“Да возрадуемся и мы, сошедшиеся на святую радость освящения сего храма! Возрадуйся и ты, богоспасаемый град Рыбинск! Время от времени богатея хлебом, со дня на день украшаяся красотою, ты богатеешь и домами хлеба животного, ты украшаешься и красотами благодатными. Если одна мысль об устроении храма, ныне освященного, за несколько десятков лет родившаяся, низвела на тебя столько благодати от Бога, что ты с того времени из простой веси стал градом, ничем не меньше других градов России. Но еще больше благодати излиется на тебя, когда на новоустрояемый тобою храм Бог снова ниспошлет благодать свою! Не оскудевай твоим усердием к Богу-благодетелю, и не оскудеет Его благодать к тебе, столь видимо на тебя изливающаяся”.
Ясно, что сооружение нового храма было для рыбинцев большим событием.
Рядом с собором – потрясающее здание Новой хлебной биржи, в которой ныне размещается музей, а рядышком – торговые ряды. Неудивительно – торговля, и не только хлебная, считалась основным рыбинским промыслом.
Еще в писцовой книге дворцовой ловецкой Рыбной слободы, датированной 1674–1676 годами, сообщалось: “В Рыбной же слободе близ торгу на площади понаделаны шалаши, а приезжают на ярмонку из разных городов торговые люди торговать на два срока: на Петров день да на Преображеньев”.
Со временем торговля только развивалась, и в 1786 году журнал “Уездный пошехонец” сообщал о Рыбинске: “Торг производят купцы в сем городе шелковыми, овощными, полотняными и кожевенными товарами, рыбою, разными виноградными винами, которые покупают у проезжающих из Санкт-Петербурга в низовые города и у приезжающих в город Рыбинск на годовые ярмонки... Ярмонок в сем городе бывает две. 1–29 июня, 2–6 августа, и продолжаются оные дней по пяти, на которые съезжаются купцы из разных городов сея губернии и привозят на продажу разные шелковые, шерстяные и прочие мелочные товары; а крестьянство с разными своими изделиями, также и хлебом”.
А “Топографическое описание Ярославской губернии” (1799 год) добавляло: “Здесь примечания достойна пристань, в которой останавливаются все из низовых мест идущие суда как с казенным провиантом, вином, железом, денежною казною и корабельным дубовым лесом, так и частных людей с разным грузом и перегруживаются для отправления вверх по Волге в барки, кои из реки Шексны для сего пригоняются. А некоторые строятся в верховьях Волги, Мологи и на реке Сити. Таких барок с полубарками, кроме множества кладовых лодок, каждое лето выходит отсюда более 2000”.
Дальше – больше. Ф.Арсеньев, “Рыбинск и его производительные силы в промыслах и торговле”, 1856 год: “Постоянный прилив рабочего народа, съезд комиссионеров, приказчиков, хозяев, лоцманов, коноводов, различного рода спекулянтов и маклаков обусловливают те широкие размеры внутренней торговли в Рыбинске, которая от раннего утра до позднего вечера кипит в пределах и за пределами города. Вечный шум и суетня, вечная хлопотливость и озабоченность – исключительные свойства местных и заезжих рыбинских обывателей, погрузившихся по уши в водоворот торговой деятельности.
Там в пробег спешат на пароход, сиповато просвиставший уже во второй раз, здесь с уханьем и припевом тащат якорь с макшана; тут бойкие саечники хлопочут о сбыте своего товара, нахально зазывая прохожих и наперерыв, друг перед другом, расхваливая свое искусство, причем ловко как-то, с надковыркою, постукивают по нижней корке пухлой сайки, а около постоялых дворов неумолкаемо раздаются голоса цыган... Беспрестанное шныряние легковых извозчиков с припрыгивающими пролетками по разбитой мостовой, похожей на буераки зимней бойкой дороги, крики и песни сотен тысяч рабочих на судах и пристанях, скрип колес в дрогах ломовых извозчиков, громкие голоса продавцов, еще громчайшие покупщиков придают Рыбинску характер постоянного базара, исполненного самой живой, хлопотливой деятельности об улучшении собственного благополучия за счет другого”.
Впрочем, сами купцы были способны разочаровать туриста. Иван Аксаков, например, писал: “Меня поразил вид здешнего купечества. Оно полно сознания собственного достоинства, т. е. чувства туго набитого кошелька... чем более обращаюсь я с купцами, тем сильнее чувствую к ним отвращение. Все это какой-то накрахмаленный народ... чопорный, тщеславный и чинный до невыносимости.
Между собою они редко посещают друг друга с семействами без приглашения или какого-нибудь особенного повода. Мужья целый день вне дома, в лавке, на пристани, а жены сидят одни и скучают дома. В праздник жены, набеленные и нарумяненные донельзя, во французском платье, с длинною шалью и с дурацкою кичкою чинно прогуливаются с мужьями по улицам или по бульвару. Ни тот, ни другой ничего не читают, кроме “душеспасительных книг”, но это чтение нисколько не сбавляет с них спеси...
Чем более всматриваюсь я в рыбинское купечество, тем хуже оно мне кажется.
Ни один богач не пожертвовал денег – хоть на украшение города, напротив того, эти богачи так жадны к деньгам, что дорожат каждым грошом. Здешний аристократ-купец, пресловутый Федор Тюменев, богач и раскольник, в чести у знатных и добившийся крестика, устроил, например, на самом видном месте, почти рядом с церковью, кабак.
Здесь все дела делаются на базаре, в трактирах и т.п. Биржа выстроена, но никто ее не посещает, хотя огромная зала на берегу Волги с двумя балконами в жаркое время лучше вонючего здешнего базара. Но татарское слово “базар” больше сохраняет прав, нежели “биржа”.
На своем грязном и вонючем базаре они собираются два раза в день, сообщают друг другу письма, делают дела на сотни тысяч рублей, но окончательно обсуждают их в трактире. Разумеется, здесь пускают часто фальшивые слухи, даже пишут фальшивые письма, и на этом базаре новичка или нашего брата как раз собьют с толку; а биржа со своей огромной залой стоит пустая, хотя в ней сведения собираются только несомненные и достоверные, хотя в ней и висят географические карты, получаются газеты. У купцов друг для друга есть свой банк, свои банкиры”.
Но, похоже, господин Аксаков был предвзят. Рыбинское купечество было вполне интеллигентым и, больше того, выпускало газету. А.М.Скабичевский писал в мемуарах: “Неожиданно я получил загадочное письмо от Виктора Павловича Гаевского... В письме этом В.П.Гаевский приглашал меня как можно скорее явиться к нему. Я явился, и Гаевский заявил мне, что в Рыбинске основывается биржевая газета: ищут литератора, который взял бы на себя редакторскую часть газеты, и готовы предложить ему очень почетное вознаграждение за труды. Так вот, не желаю ли я взять на себя это дело?”
Рядышком – своеобразный памятник, поставленный в честь бурлака, а неподалеку от него, на пристани, еще более любопытный памятник – поэту Льву Ошанину, родившемуся в этом городе. Памятник открыт всего лишь год назад и выглядит, что называется, по новой моде – это не монумент небожителю, а скромная фигурка, прислонившаяся к парапету.
Тут же расположено и здание одной из популярнейших гостиниц (дом № 97), гордо носившей имя “Городская”. Увы, с так называемым гостиничным фондом в Рыбинске были проблемы. Глеб Успенский писал: “…вся мебель в “номерах” расшатана неугомонными коммерсантами, все скатерти пахнут неведомо чем, и все двери в тех же номерах запираются и отпираются не без напряженных усилий со стороны проезжающего и прислуги. Проезжающему, который не может выйти из номера, так как ключ поворачивается во всех направлениях и даже выходит насквозь, внимательная прислуга советует потянуть к себе дверь, поддержать ногою одну половицу, взять ключом “этак вот в сторону”.
Деревянные счеты на комоде и следы начинавшегося пожара от опрокинутой коммерсантом после биржи и арфисток свечи, – о чем свидетельствует выгоревшее в полу около кровати место величиной с тарелку, – составляют принадлежность всякого номера, всякой гостиницы, и даже часы в Рыбинске, где счет идет по московскому, по петербургскому и еще по рыбинскому времени, также находятся иногда как бы в истерическом состоянии: в один и тот же час в разных местах показывают разное время”.
Впрочем, предприниматели легко переносили эти неудобства.

Крестовая улица

Крестовая улица Памятник Ленину Уездное и городское училища Дом хлеботорговца Седова Ресторан “Эльдорадо” Дом купцов Куликовых

Крестовая улица – главная в городе. Именно здесь в 1767 году, когда “державная царица” посещала город Рыбинск, приготовлен был дворец для “матушки Екатерины”. Своеобразным было украшение улицы по случаю высокого визита: “Женщины, поставленные в два ряда, одетые в богатое русское платье, с высокими жемчужными кокошниками, устилали дорогу своими наилучшими платками. Такое усердие привело в восхищение прозорливую Екатерину, и она долго и милостиво разговаривала с купеческими женами”.
Здесь же, естественно, располагались лавочки самых преуспевающих купцов. К примеру, магазин Никитина, торговца статуэтками, часами, лампами и канцелярскими товарами, а также видного рыбинского шутника. Случалось, что к нему зайдет в конец запутавшийся в здешнем торжище турист и спросит, например:
– Галоши у вас есть?
– Есть, – спокойненько ответит господин Никитин.
– Можно посмотреть?
– Пожалуйста.
После чего кричит приказчику:
– Евгений Яковлевич, подай галоши!
Евгений Яковлевич, сам всегда готовый поддержать добрую шутку, разумеется, приносит обувь своего хозяина.
Покупатель гневается:
– Да мне новые надо.
– Ах, новые, – как будто удивляется Никитин. – Так это же рядом. Соседняя дверь.
В основном же рыбинцы были попроще и не слишком жаловали розыгрыши.
В самом начале улицы стоит памятник Ленину – пятый по счету монумент, венчающий дореволюционный пьедестал, поставленный еще для статуи монарха Александра II. А на противоположной стороне – театр, одно из популярнейших рыбинских развлечений. Писатель И.Ф.Горбунов писал о нем: “Рыбинские купцы и мещане по-разному отнеслись к этим пьесам (“Бедность не порок” Островского и “Проделки Скапена” Мольера. – А.М.). Во время представления комедии Мольера они хохотали и щелкали орехи. А комедианты лезли из кожи вон, чтобы угодить зрителям. Парадности не было, и общее впечатление осталось хорошее. Через два дня картина резко изменилась. Ставили “Бедность не порок” Островского. Публика сидела тихо и важно. Купцы то и дело гладили бороды, хмурились или улыбались. Оценивали каждое слово, сказанное артистами, следили за походкой, движениями, рассматривали костюмы. Каждый видел себя на сцене, но не признавался в этом. Спектакль прошел блестяще. Публика аплодировала, а какой-то хмельной кучер так крикнул “браво!”, что его бас заглушил аплодисменты в зале... Я страстный поклонник театра, но нигде еще не встречал столько простоты и естественности среди артистов, как в Рыбинске”.
Здесь, кстати, дебютировала знаменитая П.Стрепетова. Правда, по словам актера А.А.Алексеева, этот дебют был не особенно приятным для актрисы: “Приехав в Рыбинск за несколько дней раньше первого своего выхода, я попал на какой-то обыденный спектакль, в конце которого шел водевиль Куликова “Средство выгонять волокит”. Роль горничной Лизы очень мило играла какая-то юная актриса.
– Кто это играет Лизу? – спросил я рядом сидевшего со мной антрепренера Смирнова.
– Стрепетова, – ответил он.
– С воли?
– Нет, ее тетка и мать у меня актрисами служат...
– А ведь она очень недурно играет?
– Совсем хорошо.
– Какое же вы ей жалованье платите?
– У, батенька, лучше и не спрашивайте! – со вздохом произнес Смирнов. – Все-то нынче норовят денежки получать...
– Помилуйте, кто же станет даром работать.
– Работали-с! Бывало, если родители служат, так дети-то все безвозмездно чего хочешь тебе наизображают...
– То дети, а это настоящая актриса... Что же, рублей пятьдесят ей даете?
– Эт тоже хватили! Семь целковых...
Вот какое жалованье получала в молодости наша талантливая актриса Полина Антипьевна Стрепетова”.
Впрочем, с участниками труппы иной раз случались и трагические случаи. Одна из актрис вспоминала: “В Рыбинск приехал молодец, говоривший, что для него нет ничего невозможного: “Что хочу, то и делаю”. Начал он меня преследовать, куда ни пойду, он уж там. С-в стал ревновать меня, купец предлагал мне большие деньги за любовь мою, чем мне до того опротивел, что я его видеть не могла... Ярмарка кончилась; один раз купчик приходит ко мне во время спектакля за кулисы – я играла “Двумужницу”; подошел он ко мне да и говорит:

Улица Чкалова Пожарная каланча Колонны Улица Чкалова, 13 Ворота Дом Тюменевых

– Нет, не стерпеть мне этого, не достанься ты, моя ласточка, ни мне, ни злодею моему (т.е. С-ву), прощайте!
Я кончила мою роль, переоделась, пошла домой одна, покрылась платочком, чтоб он не узнал меня. Ночь была светлая, теплая, чудная. Иду по набережной и гляжу в воду; так мне было хорошо, играла я с успехом и душой моей благодарила Бога за его милосердие. Народу на набережной всегда много, я и не боялась, и шла покойно; только я поравнялась с кофейной – она от набережной была отделена широкой улицей, – вдруг раздался выстрел, и что-то так близко свистнуло от моего лба, что меня назад отшибло, и булькнуло в воду. Ноги у меня подкосились, я упала, но не успела закричать. Народу сбежалось много, тут и полиция нашлась; мне сделалось дурно. Добрые люди меня подняли и проводили домой.
Что было с матерью – передать трудно; она захворала и тут же решила оставить меня одну, на произвол судьбы. Этого купца взяли под арест; но он откупился, должно быть, и скоро уехал из Рыбинска”.
Кстати, и после революции театр не утратил актуальности. Правда, стал несколько иным. Газета “Рабочий и пахарь” писала: “Вся пьеса “Бравый солдат Швейк” бесперебойно брызжет острой, безжалостной сатирой. Ни на одну секунду бич автора не устает. “Хлестать так хлестать” – вот его лозунг. Новый для Рыбинска режиссер Хавис именно из этого исходил, взяв за принцип постановки легкость и интермедийность, с одной стороны, и карикатурность, утрированность отрицательных фигур спектакля – с другой. Весь спектакль пропитан острым гроссовским стилем”.
И несколько позже: «”Малиновое варенье”. По замыслу автора, это символ мещанства и обывательщины. “Малиновое варенье” – тина, которая засасывает некоторую часть наших работников. “Малиновое варенье” еще крепко живет в нашем быту... Подводя итоги всему спектаклю, можно с уверенностью сказать, что театр Пролеткульта с каждым спектаклем обнаруживает явный сдвиг вперед».
Рядышком, в доме № 19, соседствовали два училища – уездное и городское. Он был построен в 1806 году взамен старого здания, и вовсе не пригодного для обучения. Училищный смотритель, купец Федор Крашенинников, жаловался в городскую думу: “Поданным ко мне учитель Михайло Забелин рапортом прописывает, что-де дом, где градское училище, не токмо дошел до совершенной ветхости, но даже угрожает падением. Так что никакой починки и поправки во оном сделать не можно, отчего по нынешней суровой погоде проходящие сквозь стены с ветром холод и сырость наводят препятствие и опасность бываемым ученикам прилежать вниманием преподаванию в классах. И для того многие ученики отстали ходить в училище, да и ему, Забелину, опасность и наступающая стужа препятствуют иметь в оном пребывание”.
Впрочем, городские власти не особенно спешили, ведь со дня подачи донесения и до открытия нового училища прошло 16 лет.
Уютненький дом № 23 принадлежал хлеботорговцу Седову, представителю самой доходной рыбинской профессии. В затейливом доме под № 40 находилось подворье Югского монастыря. А в доме № 46, где ныне расположен ресторанчик “Элдьдорадо”, раньше находился ресторан “Утес”, а еще ранее гостиница “Столбы”. Здесь подавали пиво местного дурдинского завода, а клоны Бим и Бом дурачили наивный персонал.
– Можно у вас пообедать за свои деньги? – спросили они как-то у официанта.
– Конечно, – ответствовал тот.
Клоуны затеяли шикарнейшее пиршество, а когда официант принес им счет, они предложили ему всего несколько грязноватых копеечек.
– Почему вы не хотите расплатиться за обед? – грозно спросил у актеров владелец “Столбов”.
– Нам сказали, что здесь можно пообедать за свои деньги, а теперь требуют больше, – под хохот других посетителей ответили обиженные Бим и Бом.
В домике под номером 83 жило семейство Петуховых, рядом (№ 85) – купцы Куликовы. А на противоположной стороне располагалась рыбинская гимназия.

Улица Чкалова

Улица Чкалова соседствует с Крестовой и по своему значению является, пожалуй, третьей в городе. В самом же ее начале расположен музей города Мологи (Преображенский переулок, 6а) – города, который уже более полустолетия прячется под водой.
Молога была городом уездным, а затем районным центром. Городом отнюдь не заурядным – в частности, путеводитель по Поволжью 1912 года сообщал, что здесь находится единственная в нашем государстве гимнастическая школа. А еще раньше город приобрел археологическую славу. Здешний житель граф А.Мусин-Пушкин сообщал приятелю А.А.Беклешеву: “В берегу реки Мологи виден был рог из давних лет, который почитали пнем, и привязывали мужики к оному лодки. Когда вода упала, а как нынешним годом вода здесь была необычайно низка, то по случаю сему открылся он гораздо более, и тогда увидели, что это не дерево, а рог необыкновенной величины и толщины. В прошедшем июле месяце сосед, майор Родионов, ехав ко мне лодкою, увидевши оный и зная, что я до редкостей охотник, положил к себе на лодку и привез его ко мне в дом, который на берегу той же реки. Я, увидя оный, удивился и послал тотчас нарочных рыть в земле близ того места, где и открыли еще и другой такой же рог, и целую голову, ногу и некоторые куски. В продолжение сего мещане города Устюжны, проезжая рекою, остановились ночевать близ найденных костей и ночью другой рог положили на лодку и увезли тайно в город Устюжну, который от того места в 100 верстах. Городничий Устюжны оный рог у них отнял и рапортовал о том новгородскому губернатору, прочие же кости и голова привезены лодкою ко мне в дом. Вот обстоятельства, как кости сии найдены”.
Вот такая вот случилась, можно сказать, детективная история. В те времена никто и не предполагал, что явится тот день, когда уйдет под воду вся Молога. Это однако же произошло. В 1940 году, когда устраивали знаменитое Рыбинское водохранилище, жители города были эвакуированы (а точнее сказать, депортированы), большей частью в Рыбинск. Постройки же снесли, а город затопили.
Естественно, переселенцам приходилось тяжело. Предгорисполкома Мологи (тогда еще существовавшей) предъявлял претензии предгорисполкому Рыбинска: “От граждан Мологи поступают многочисленные жалобы на неудовлетворительную работу Рыбинского горисполкома. Люди не знают, куда обратиться с возникающими у них вопросами, где заверить необходимые справки, поскольку вашего представителя на месте застройки нет. Много жалоб на отсутствие питьевой воды, противопожарного инвентаря и водоемов. На месте переселения нет страхового агента и не организована техническая консультация по строительству. Стройматериалы приходится приобретать по спекулятивным ценам. Все это вызывает недовольство граждан и рождает разного рода кривотолки”.
Но началась война – переселенцам стало не до цен на стройматериалы. Вода же в Волге иной раз спадает, и обнажаются старые мостовые, надгробья, тротуары и фундаменты домов. Бывшие жители Мологи могут даже посидеть на крыльце собственного дома, правда, бывшего.
Если, конечно, они не боятся прилива.
Отсюда же, с начала улицы Чкалова, открывается прекрасный вид на каланчу – один из замечательнейших памятников Рыбинска.
Эта улица гораздо более провинциальна, чем Крестовая. Невообразимые пузатые колонны здесь соседствуют с простыми деревянными домишками (один из них, № 13, – признанный архитектурный памятник), а полуосыпавшиеся ворота с двухэтажными пряничными особнячками (в одном из них, дом № 25, к примеру, проживало богатое семейство Федора Тюменева). И разумеется, во всем этом присутствует дух Рыбинска – города богатого, шикарного и вместе с этим очень трогательного.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"