ДОМАШНИЙ АРХИВ
ЗАВЕТНОЕ
Храните отражения друзей
Размышления о книге Игоря Дедкова, и не
только о ней
…Пока мы живы, пока храним в себе
отражение друзей. Я не помню, какие рубашки,
пиджаки, платья,
какую обувь носили мои друзья, я вообще не помню
их вещей. Я помню и храню их голоса, выражение
глаз, песни, которые пели за столом.
Я помню книги, которые брали в библиотеке и потом
о них говорили… Я не помню только вещей и
разговоров о деньгах…
Игорь Дедков
Почему эта книга*,
еще недочитанная, стала мне дорога и всякую
свободную минуту я хватаюсь за нее? Даже беру ее с
собой, когда ухожу из дома. Что в ней такого, что
заставляет переживать? Ведь не роман, не
детектив, ничего остросюжетного.
Игорь Дедков был известен читающей России как
литературный критик, печатавшийся в толстых
журналах. В Костроме, куда Дедков приехал после
окончания МГУ и где прожил тридцать лет, его
знали как заместителя редактора областной
газеты “Северная правда”, как смелого
журналиста и доброго соседа.
Он говорил: “Я принадлежу поколению, которое
называют шестидесятниками. Есть видные
шестидесятники, есть невидные, я – из вторых, из
многих, из провинциального их множества… Мы
хотели лучшего в нелучшие времена, мы вместе в
меру отпущенных сил отстаивали вечные идеалы…”
Прошло одиннадцать лет, как не стало Игоря
Александровича. Все эти годы Кострома хранит
память о замечательном человеке. Каждый год там
проходят Дедковские чтения в областной научной
библиотеке. Вручается литературная премия имени
Дедкова, учреждена именная стипендия для
студентов педагогического университета. И вот
только что вышла книга, которая впервые
открывает нам того Игоря Дедкова, которого знали
только в Костроме. В ней собраны театральные и
кинорецензии Игоря Александровича,
публиковавшиеся в “Северной правде” и “Молодом
ленинце” в 60–80-е годы.
В том, как Дедков писал для костромских газет, не
было никакой скидки на “провинциальность” – ни
себе, ни читателю. Та же мобилизация мысли, то же
сдержанное, упругое письмо, тот же строгий свет
совести, что и в его лучших статьях для
московских журналов. Закрывая эту книгу, хочется
просить и коллег, и читателей: храните
пожелтевшие газетные вырезки, из них получаются
замечательные книги!
* * *
 В книге Дедкова рядом с
рецензиями – костромские страницы его дневника
за те же годы, и от этого соседства возникает
достоверная полнота времени, судьбы, жизни.
“Не знаете жизни”, – говорили мне, но жизни-то
больше всего и боялись, а когда она стала
пробиваться в моих материалах, ее просто
вымарывали…”
В Москве редакции имели дело со Старой площадью,
а в областных центрах они оказывались под
двойным, а то и тройным гнетом. На них сыпались
указания не только ЦК, но и обкома, обллита, а
порой и местного управления КГБ.
Уже оказавшись в конце 80-х в столице, Дедков
писал: “Ничего не стоит высмеять газеты тех дней,
особенно провинциальные… Но лучше подивиться
тому, как удавалось иногда донести, пробить
правду действительности, заступаться за
обиженных, рассказывать о безвестных достойных
людях”.
Если подойти к нынешним СМИ с таким высоким,
нравственным критерием, то кто его выдержит? За
обманчивым многообразием никто не заметил
исчезновения журналистики как социального
служения.
Ведь газета, особенно в провинции, – это не одни
лишь слова, отпечатанные на плохонькой бумаге. И
даже не редакция, где несколько чудаков с утра до
ночи сочиняли и правили заметки. Нет, это
таинственный клубок человеческих связей,
поступков, мыслей... Местная газета была
лоскутным одеялом народной жизни. И почти за
каждым лоскутком стояло пусть еле приметное, но
дело помощи, ободрения, поддержки.
Дюжие охранники тогда при входе не сидели, и к
провинциальным редакциям тянулось все умное,
дельное, интеллигентное и талантливое. Школьницы
с первыми стихами, непризнанные художники и
поэты, взволнованные изобретатели вечных
двигателей, ходоки из дальних деревень – всем
находился стакан чая, а иногда и что-то покрепче.
В свое время в областных и городских газетах
служили Николай Рубцов и Булат Окуджава,
Александр Вампилов и Валентин Распутин, Виктор
Астафьев и Евгений Носов, Сергей Довлатов и
Александр Башлачев…
* * *
“Не говорите мне, что это была не жизнь,
а что-то другое: прозябание, рабство, глупость и
подлость. То была человеческая жизнь, медленно
пересиливающая унаследованное зло…”
Когда пришла перестройка, Игорь Дедков не
воспользовался славой инакомыслящего (хотя имел
для этого серьезные основания), над прошлым не
иронизировал. Он по-прежнему любил и полуночные
дежурства в типографии, и запах свежих гранок, и
утренний номер в руках прохожих. И главное, он
любил людей, деливших с ним невидимый читателю
труд сотворения газеты.
Их образы возникают в его записках, и сколько
любви в этих строчках. Вот перед нами костромской
учитель Николай Михайлович Палашевский: “Какую
смутную судьбу носил в себе этот исхудавший,
избегавшийся старик, какая нужда гоняла его по
костромским конторам, причалам, школам, чтобы
насобирать каких-нибудь новостей для газеты?
Посмеиваясь и жалея, мы придумывали ему все новые
и новые псевдонимы, чтобы поставить под его
трехстрочными рублевыми заметками. “Вчера в
город на барже из Астрахани прибыло столько-то
тонн арбузов…”
Когда Дедков писал о книгах, спектаклях или
фильмах, он и там искал светлого человека, а не
модные тенденции. “Забудьте название фильма: оно
неважно придумано. Забудьте его сюжет, идею,
завязку… Забудьте. Но запомните, сохраните в
памяти Татьяну Доронину…” (Рецензия на фильм
“Чудный характер”, 1970 год.)
Тогда казалось, что главное назначение газеты –
протягивать человеку руку. Уважительная и
дружеская интонация в разговоре с читателем была
первым признаком журналистского таланта.
Газетчик мучительно искал такие слова, которые
бы пришлись по сердцу и строгой учительнице
Софье Ивановне, и соседу-выпивохе дяде Грише, и
собственному сыну-подростку.
Полузабытые ныне и осмеянные жанры советской
журналистики – очерк, корреспонденция,
зарисовка – росли из нашей земли, из нашей
истории и литературы. В них, даже на бегу
написанных, была и крестьянская обстоятельность,
и стремление поделиться чем-то хорошим, и
наивность лубка. А сам автор обычно в смущении
прятался за своего героя или за “проблемы”. И
это тоже было всем понятно.
По наследству от русской литературы и советской
журналистики нам достался такой читатель, какого
не было и никогда не будет уже на этой планете, –
доверчивый, рассудительный, отзывчивый,
способный воспринимать самые сложные материи и
сам готовый написать о самых неразрешимых
проблемах и о самых тонких чувствах... Что мы
сделали с этим читателем!
Недели две назад, коротая время до поезда на
станции Савелово, что в Тверской области, я по
неистребимой привычке подошел к газетному
киоску. К нему уже прилепились несколько
любопытных девчушек лет семи-восьми. Посмотрел
через их головы, пахнущие полынью и мятой, на
прилавок киоска и отшатнулся. Мне показалось, что
я заглянул в филиал преисподней. Аляповатые
издания по всем видам мыслимых и немыслимых
пороков, ужастики и уродливые комиксы лежали так,
как лет двадцать назад лежали “Гудок”,
“Пионерская правда”, “Веселые картинки” и
“Юный натуралист”.
В Москве такая страшная перемена не бросается в
глаза, в столице пытаются соблюдать приличия.
Похоже, что всю грязь везут в провинцию, где
распространять ее можно безнаказанно и с большой
прибылью – выбора-то у людей нет. Здесь мало кто
знает, что до сих пор выходят, к примеру,
“Литературка” и “Наука и жизнь”, “Красная
звезда” и “Знание–сила”... Поразительно, что
центральные газеты, если и привозят в райцентры,
то в виде региональных выпусков, проще говоря – в
варианте “для бедных”. Уровень большинства
публикаций там невозможно даже всерьез
оценивать, это наглая халтура – “вот тебе, боже,
что нам не гоже”.
За что унижают людей? Почему подслеповатой
бабушке, считающей копейки до пенсии, но
загоревшейся сделать приятное
внучке-семикласснице, предлагают в киоске купить
“Молоток” или “Интим”? А бабушка покупает,
говорит: “Спасибо,
доченька…” – и несет домой мину замедленного
действия.
Да, сейчас тексты не вымарывают. Но вымарывают
духовно самих людей и целые районы страны –
будто ластиком кто провел по карте. В 1993 году, в
одной из последних своих статей, Дедков с болью
писал: “Теперь все это – презираемая скучная
материя… Провинция интересна, когда в ней
бастуют, митингуют, кого-нибудь убивают и
ссорится меж собой начальство. Еще волнует порок
с его разновидностями. Остальная жизнь – та, что
в глубине России, – неинтересна и, главное,
неизвестна… Кто-то недавно вдохновенно внушал с
телеэкрана, что никто никому ничего не должен…
Но без долга, без человеческой связи и
связанности – какая свобода и на что она
нужна?..”
Ни мы сами и никто наверху не ответил на этот
вопрос. Его просто сняли с повестки дня.
* * *
В статье об одном русском классике
Дедков писал: “Он знал, как жалеть и прощать, чего
стыдиться, с чем не смиряться, чем не гнушаться и
как ценить человеческое достоинство…” Это и о
нем самом. О тех, кто завещал нам чистую
журналистику. Об Игоре Дедкове и Симоне
Соловейчике, об Александре Шумском и Евгении
Богате, об Александре Васинском и Валентине
Каркавцеве, о Ярославе Голованове и Валерии
Аграновском, об Артеме Боровике и Александре
Афанасьеве…
“Кому они сейчас нужны со своей чистотой и
своими идеалами, – скажет нынешний скептик, – их
имена только в пыльных подшивках остались.
Приговор истории, короче…”
Кому тут приговор, в этом еще надо разобраться. А
имена – таким именам пыль не грозит. Они
отпечатаны не на бумаге, но в свитках нашей
памяти и в сердцах.
* * *
Завершают книгу записи, сделанные во
время теплоходного путешествия по Волге вместе с
женой и 14-летним сыном Никитой. “Рад за Никиту:
увидит, представит себе, как велика и хороша его
родина, как много в ней всего живого и красивого…
Сколько хороших у нас городов, так и пожил бы в
каждом, что пожил – жизнь бы прожил…”
Спустя четверть века рядом с книгами отца встала
первая книга сына. Так совпало, что они вышли
одновременно: в Костроме – книга Игоря Дедкова, а
в Москве – книга Никиты Дедкова.
Книга Никиты – историческое исследование, она
требует отдельного разговора. Лучше скажу два
слова об авторе. Никита Игоревич – выпускник МГУ,
историк, политолог, заместитель главного
редактора журнала “Свободная мысль-ХХI”. Того
самого журнала, который был последним местом
работы отца.
* Игорь Дедков. Эта земля и
это небо. Очерки. Заметки. Интервью. Дневниковые
записи о культуре провинции 1957–1994 годов.
Кострома, 2005.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|