Я ИДУ С УРОКА
ЧУР МЕНЯ, ЧУР!
Если учесть, что Аркадий Аверченко в 1917
году эмигрировал из России и в 1921 году выпустил
книгу “Дюжина ножей в спину революции”, которую
большевики охарактеризовали как талантливое
произведение, написанное с позиций
“озлобленного почти до умопомрачения
белогвардейца”, – выход “Рассказов о старой
школе” (Госиздат, 1930) можно считать фактом
невероятным. Но это не единственное, чему можно
удивиться.
В издательском предисловии, пронизанном
оптимизмом в стиле 30-х годов, утверждается, что
книжку эту стоит прочесть, потому что писатель
“написал как будто просто смешные рассказы, но
получились яркие картинки всей бессмыслицы
старой школы”. Упор делается на то, что все,
изображенное А.Аверченко, якобы в далеком
прошлом, в «каменном веке»”.
Но читателя сегодняшнего, освободившегося от
необходимости клеймить все “старорежимное”, не
только позабавит, но и огорчит никак не
устаревающий дух школьной жизни.
Невозможное
Из “Рассказов о старой школе”
Учитель истории Максим Иванович Тачкин
сидел, склонив голову к журналу, и тихо-зловеще
перелистывал его.
– Вызовем мы... ну, хотя бы... Синюхина Николая!
Синюхин Николай побледнел, потупил голову,
приблизился к кафедре и открыл судорожно
искривленный рот.
– Ну-с? – поощрил его Тачкин.
– Я урока не знаю... – смотря в окно, испуганно
заявил Синюхин.
– Да? – наружно удивился Тачкин. – Почему? Не
можешь ли ты мне объяснить?
Синюхину Николаю нужно было объяснять, что
система “от сих до сих” и “повторить то, что
было задано в прошлую среду” – настолько сухая
система, что она никак не могла заинтересовать
Синюхина.
Но Синюхин не хотел откровенничать с учителем.
– У меня голова болела... мама захворала... в
аптеку бегал...
– Ой-ой-ой, – засмеялся Тачкин. – Как много! А
поставлю-ка я тебе, Синюхин Николай, единицу. А?
Он посмотрел внимательно в лицо ученику Синюхину
и, заметив на нем довольно определенное, лишенное
двусмысленности выражение, отвернулся и
задумался... “Воображаю, как он сейчас ненавидит
меня. Воображаю, что бы он сделал со мной, если бы
я был на его месте, а он – на моем”.
* * *
Держа под мышкой журнал, в класс вошел ученик
Николай Синюхин и, вспрыгнув на кафедру, обвел
внимательным взором учителей, сидевших с
бледными испуганными лицами на ученических
партах.
Ученик Николай Синюхин опустился на стул,
развернул журнал и, помедлив одну зловещую
минуту, оглядел ряд сидящих лиц в вицмундирах с
блестящими пуговицами...
– Ну-с, – сказал он. – Кого же мы вызовем?.. Разве
Ихментьева Василия?
Учитель географии Василий Павлович Ихментьев
съежился, одернул вицмундир и робко приблизился
к кафедре.
– Ихментьев Василий? – спросил ученик Синюхин,
оглядывая учителя. – Гм... Должен сказать вам,
Ихментьев Василий, что ваше поведение и успехи
меня не радуют.
– Почему же? – оторопев, спросил учитель. –
Почему же, Николай Степаныч? Кажется, я стараюсь...
– Да? – иронически улыбнулся Синюхин. –
Стараетесь? Я бы этого не сказал. Видите ли,
господин Ихментьев... Я человек немелочный и не
придерусь к вам из-за того, что у вас вон сейчас
оторвана одна пуговица вицмундира и рукав
измазан мелом. Это пустяк, к науке не имеющий
отношения, и мне до сих пор стыдно за то время,
когда за подобные пустяки виновные наказывались
уменьшением отметки в поведении. Нет! Не то я хочу
сказать, Ихментьев Василий. А позвольте спросить
вас... Как вы преподаете? Как вам не стыдно? Ведь вы
получаете деньги не за то, чтобы дуться по ночам в
винт, пить водку и потом являться на уроки в таком
настроении, при котором никакая география вам и в
голову нейдет!
– Я не буду... – тихо пролепетал учитель. – Это...
не я... Я не виноват... Это Тачкин Максим приглашал
меня к себе на винт... Я и не хотел... а это он все.
Синюхин сердито хлопнул своей крохотной ладонью
по кафедре.
– Имейте в виду, господин Ихментьев, что я
шпионства, предательства и доносов на ваших
товарищей не допущу! Я не буду этого поощрять, как
поощряли это в свое время вы. Стыдно-с! Ступайте
на свое место и поразмыслите-ка хорошенько о
вашем поступке. Тачкин Максим!
– Здесь! – робко сказал Максим Тачкин.
– Я знаю, что здесь. Подойдите-ка ближе... Вот так.
Сейчас один из ваших недостойных товарищей
насплетничал на вас, будто вы подбивали его
играть в карты. Может быть, это и было так, но оно,
в сущности, меня не касается. Я не хочу мешаться в
вашу частную жизнь и вводить для этого какой-то
нелепый внешкольный надзор за учителями – я стою
выше этого! Но должен вам заявить, что ваше
отношение к делу – ниже всякой критики!
– Почему же, Николай Степаныч? – опустил голову
учитель Тачкин. – Кажется, уроки я посещаю
аккуратно.
– Да черт ли мне в этой вашей аккуратности! –
нервно вскричал Синюхин Николай. – Я говорю об
общем отношении к делу. Ваша сухость, ваш
формализм убивают у учеников всякий интерес к
науке. Стыдитесь! У вас такой интересный,
увлекательный предмет – что вы из него сделали?
История народов преподается вами как какое-то
расписание поездов. А почему? Потому, что вы не
учитель, а сапожник! Ни дела вашего вы не любите,
ни учеников. И будьте уверены – они народ чуткий
и платят вам тем же... Ну, скажите... что вы задали
классу на завтра?
– От сих – до сих, – прошептал Тачкин.
– Да я знаю, что от сих до сих! А что именно?
– Я… не помню.
Лицо Синюхина Николая сделалось суровым,
нахмуренным. Он сердито вскочил, стал на цыпочки,
дотянулся до уха учителя и, нагнув его голову,
потащил за ухо в угол.
– Безобразие! – кричал он. – Люди в футлярах!
Формалисты! Сухари! Себя засушили и других
сушите! Вот станьте-ка здесь в углу на колени –
может быть, это отрезвит немного вашу пустую
голову. А завтра пришлите ваших родителей – я
поговорю с ними!
Стоя на коленях и уткнув голову в угол, учитель
истории Максим Иванович Тачкин горько плакал...
“Если единица, – думал он про себя, –
застрелюсь!”
***
Тачкин улыбнулся себе в усы, поднял от журнала
голову и сказал, обращаясь к угнетенному
единицей, растерянному Синюхину Николаю:
– Так-то, брат Синюхин. Поставил я тебе единицу. А
если мое поведение тебе почему-либо не нравится
– можешь и ты мне поставить где-нибудь единицу.
Класс засмеялся удачной шутке.
Учитель поднял голову и устало сказал:
– Молчать! На следующий урок – повторите то, что
было задано в прошлую среду.
Где-то ликующе прозвонил звонок...
Аркадий АВЕРЧЕНКО
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|