Я ИДУ С УРОКА
АВГУСТОВСКИЙ ВЕРНИСАЖ

История запорожского бунта
В двух семинарских днях и трех поучительных картинах

Предыстория

Рассказывает Раиса Сёмова, методист из Донецка:
– В Запорожье есть замечательная Екатерина Крути, завкафедрой дошкольного воспитания в Институте последипломного образования. Она дошкольник до мозга костей, и ее мнение очень для педагога в Украине ценно. При этом она очень боевая женщина, любит разные новиночки. Тем более что сейчас пишет докторскую.
И вот она, узнав из газеты “Дiтячий садок” про Шулешко, приехала в Киев, я показала ей книгу Евгения Евгеньевича и какие-то кусочки заданий, и она спросила, можно ли связаться с этим человеком, чтобы он провел в Запорожье семинар. Я попыталась сразу ее предупредить, что Шулешко не лектор, как мы привыкли, а просто человек, который в этом во всем живет...
Так или иначе, Евгений Евгеньевич дал согласие, и в начале мая 2002 года семинар состоялся. Это было первое знакомство Запорожья с Шулешко.

Рассказывает Татьяна Воронова, главный редактор газет “Дiтячий садок” и “Детский сад со всех сторон”:
– Газета “Дiтячий садок” была одним из инициаторов семинара. Я сама не смогла приехать, но в Запорожье была наша представительница.
И вот в обед она звонит мне с семинара и в ужасе сообщает, что народ взбунтовался и вообще происходит что-то непонятное. Что это, мол, полнейший крах, позор, с нее хватит – после обеда она на семинар не вернется...
Я ей кричу в трубку: “Не может такого быть! Зная Евгения Евгеньевича, как я его знаю...” Ну, конечно, переживала двое суток, пока не связалась с Раисой Сергеевной, чтобы она мне рассказала, что же там такое стряслось...

День первый.
Народ на фоне философских раздумий

Рассказывает Раиса Сёмова:
– На работу семинара отводилось два дня. Съехалась очень разношерстная публика, но в основном представители методкабинетов, инспектора-методисты, заведующие, начальная школа. А еще гости из Днепропетровской области и из Одессы. Воспитателей было не-
много: семинар-то платный.
И вот люди сидят, уже приготовились все писать. Евгений Евгеньевич меня затащил на сцену, посадил рядом. Я была представлена как сотрудник газеты “Дiтячий садок” и старый друг Евгения Евгеньевича.
Ну, Евгений Евгеньевич начинает говорить. Народ готов записывать. И что же слышит народ?
– Вы цифры-то знаете? Записывать цифры умеете? А вообще цифры как называются? Какими мы цифрами пишем? Арабскими? А что же вы их пишете слева направо? Арабы-то пишут как?..
И так далее. Ну, естественно, все это на фоне глубочайших философских раздумий… Но поскольку народ оскорблен тем, что не умеет писать цифры, эти ценнейшие философские мысли он воспринимает не как положительные, а как отрицательные.
Евгений Евгеньевич говорит тихо, микрофон не очень-то срабатывает. Стоит мертвая тишина. Вначале это обычное состояние. Вот сколько я с Евгением Евгеньевичем на семинарах, при первой встрече с людьми – вначале всегда мертвая тишина. Все стараются вслушаться, понять. Потом им начинает становиться страшно: почему же это я не понимаю? Что я, такой глупый? Потом видит, что и справа, и слева сидят и тоже не понимают. Ага, значит, я глупый не один... И с задних рядов начинает понемножечку накатываться ропот...
Передние ряды еще себя как-то держат. Они еще делают умный вид и еще вроде как бы слушают. Но поскольку сзади вал ропота все активнее и активнее, то передние ряды тоже не выдерживают и начинают шевелиться...
Но вот долгожданное время обеда. И тут Евгений Евгеньевич (хотя он глянул на часы и прекрасно видел, что приближается обеденный перерыв) начинает развивать новый вопрос. И он его развивает, развивает… Народ уже просто трясти начало. Я смотрю, что даже уже Екатерина Леонидовна задергалась: она же чувствует, что у нее за спиной творится.
Я говорю: “Евгений Евгеньевич, простите, народу хочется покушать”. Он: “Да? Уже пора?” Я говорю: “Да”. – “Ну хорошо. Тогда на этом остановимся”.
Собственно, остановились на полной неудовлетворенности народа и на полном непонимании, о чем речь. А разговор шел про математику: оречевление математических знаний и введение математического языка в речь детей. Это есть в книге “Понимание грамотности”. Но народ, видимо, не дочитал книгу до этого места, поскольку книги народ только что приобрел...
Ушли мы на перерыв. Подходит ко мне Екатерина Леонидовна и говорит: “Раиса Сергеевна, я не знаю, нужно что-то делать…”
А Евгений Евгеньевич прекрасно знает, что происходит. Он спрашивает: “Ну что?” Я говорю:
– Народ уже весь...
– Готов?
– Готов.
– Ну, хорошо.
Заходим мы после перерыва в зал. Он говорит: “Ну, Раиса Сергеевна, вот теперь я тут посижу отдохну, а ты давай рассказывай народу”.
Такая система работы у нас с Евгением Евгеньевичем сложилась давным-давно. Вначале он говорил, потом в какой-то момент выпускал меня. Когда страсти утихали, выходил опять он. И вот тогда, уже на понимании, народ его начинал воспринимать.
Ну и в этот раз. Мы немножко с народом поговорили. Я что-то рассказала. О той же организации малых групп, о том же “Аквариуме”. Народ стал записывать. Потом опять начал говорить Евгений Евгеньевич.
И когда он закончил, народ просто-таки хлынул к нам. Уже масса вопросов. Уже мы пробиться через толпу не можем. Уже Евгения Евгеньевича дергают во все стороны, пытаются что-то выяснить, узнать.

День второй.
Дети на фоне Шулешко

Раиса Сёмова продолжает рассказ:
– Семинар проходил в здании запорожской гимназии. Там очень большой актовый зал, огромная сцена. И вот на следующий день туда должны привести из сада детей подготовительной группы, и воспитатель должна там показывать с ними занятие.
Вечером первого дня мы пытаемся выяснить, что именно будет показывать воспитатель. Тамошний методист потихонечку говорит: “Это будет не воспитатель. Воспитатель отказалась показывать. Это будет наш художник. Она будет показывать рисование, а дети будут рисовать”.
Евгений Евгеньевич подходит к заведующей садом и говорит:
– Это нам не надо. Вот давайте так: ваши дети до 20 посчитают обратным счетом?
– Нет.
– Они что, не умеют считать?
– Только до 10.
– А до 20 нет?
– Нет.
– А может, все-таки посчитают?
– Нет, у нас по программе этого нет.
Евгений Евгеньевич мне говорит: “Раиса Сергеевна, давай попытаемся: может, все-таки посчитают. Давай пойди с воспитательницей поговори пока”.
К счастью, воспитательница оказалась на месте. Я ее прошу показать, что у них в группе есть такое, что бы я могла приспособить себе для начала работы. Тот материал, который она мне показывает, – это очень красивый материал, но, скажем так, не очень работоспособный...
Детей в саду уже нет – поздний вечер. Я говорю: я утром подойду. Воспитательница говорит: только после завтрака. А я-то хотела хоть познакомиться с детьми перед занятием…

Картина первая

На следующий день прихожу и вижу: в группе очень много детей и кроме детей масса взрослых – сотрудников детского сада. У меня уже тогда закралось подозрение…
Здороваюсь с ребятами, они мне отвечают: “Здравствуйте”. А одна из воспитателей говорит: “Вообще-то мы украинский детский сад”. Я говорю: “Ну будем общаться на украинском”. А дети кричат: “Нет-нет, по-русски!” По состоянию вижу, что детский сад русскоязычный, ну и продолжаю по-русски:
– Ребятки, в какие игры вы играть любите?
– Мы любим рисовать, – четко, дружно, чуть ли не хором отбарабанивают они. Мое подозрение крепчает.
– А я такой игры не знаю, – говорю. – Что это за игра?
Они так на меня смотрят. И вдруг один мальчишка:
– Ой, да это не игра! Это мы рисовать любим.
Я говорю:
– Правда? Тебя-то как зовут?
– Костя.
– Вот здорово! У меня внук Костя…
И я стала знакомиться с ребятами. Кстати, во время нашего знакомства одна молодая, очень энергичная воспитательница все пыталась помочь мне “поддерживать дисциплину”, все организовывала детей: то “встань на место”, то “не кричи с места” и так далее. Насчет Кости меня стала предупреждать, чтобы я его не очень-то распускала… Я уже потом не вытерпела и сказала: “Может, вы не будете трогать сейчас ребят?..”
Ну, перезнакомилась я с ребятами и спрашиваю: “А как зовут ваших воспитателей?” И тут выясняется… Воспитателей в группе может быть максимум двое. А дети мне называют четыре имени. Я говорю:
– Ого, какие вы богатенькие: у вас на одну группу четыре воспитателя!
– Нет, у нас две группы.
– Правда? А где же ваши остальные люди?
– Да там, в спальне.
(Ну так и есть: из двух групп лучших детей отобрали “для показа”, а кого “похуже” в спальне заперли. Это не для печати, это чтобы понять, какой дух царил среди детей и что потом с ними произошло.)
Ну вот так немного разговорились, разогрелись. Пора было идти из детского сада в здание гимназии. И тут я сделала большую ошибку. Я сказала: “Ребята, я вас жду внизу”. Но за это время, пока они одевались, воспитатели их опять “привели в порядок”. И дети вышли ко мне дружными парами, чуть ли не строем. Пока шли мальчишки говорили: “А нам не страшно, это девчонки боятся”. Представляете, каких детей я вела на семинар?

Картина вторая

И вот мы заходим в актовый зал. Представляете, нужно прошагать мимо тетечек, которые сидят очень красивые, очень одетые и очень серьезные.
Я говорю: “Ребятки, посмотрите, сколько здесь тетечек! И откуда только они к нам не приехали! Давайте пойдем разузнаем, кто откуда приехал”. И когда я сказала: “Ребята, идите”, – молодая воспитательница, которая все “поддерживала дисциплину”, мне и говорит: “Ну все, вы пропали, вы их не соберете”. Я говорю: “Спасибо. Да вы садитесь!” Она села. И все работники сада сели.
Дети ходили по рядам минут десять. Когда я увидела, что они уже не такие запуганные, что-то отвечают, говорят, то я решила, что уже можно. Я говорю: “Ребятки, вы уже все перезнакомились, ну, подойдите теперь ко мне, что же вы меня одну-то оставили?”
Они возвращаются ко мне. Мы спокойно поднимаемся на сцену (“На эшафот”, – говорит Евгений Евгеньевич). А сцена высокая и огромная, и, чтобы хоть как-то овладеть ее пространством, мы сразу занимаем круг.
Я спрашиваю:
– Ребята, вы все пришли? Никто там в зале не остался? Вас сколько было?
Они говорят:
– Девятнадцать.
– Нет, не может быть. Вы все шли парами.
Они так и замерли.
А я не соврала. Они действительно шли парами. Потому что этого Костю, которого нельзя отпускать было, вела за руку воспитательница.
Я говорю:
– Вы все шли парами, поэтому вас могло быть только четное число. А 19 – это нечетное.
Тут Евгений Евгеньевич говорит, обращаясь ко мне и как бы размышляя:
– Может быть, их было 22?
– Вполне возможно, – говорю.
– Ребята, вас было 22? – спрашивает он. – Вот если вас 22, то где тут у вас начало и где конец? Здесь конец? Если ты 22-й, то ты?..
– 21-й! – отвечает кто-то из ребят.
– Ты?..
– 20-й!
– Ты?..
И так далее. Идет решение арифметических примеров в пределах трех десятков!
– Ага, вас, оказывается, не хватает? – говорит Евгений Евгеньевич. – А сколько?
Они говорят, что столько-то не хватает.
– Так что, вас было меньше? А сколько же вас тогда было?
– А может, 21? – говорит кто-то.
– Ну, давай. Может, и 21.
Опять начинается счет с 21-го. И опять оказывается, что их не 21. Но здесь уже дети начинают подыгрывать: а может, 20? Им понравился сам процесс счета. И ведь никто ни разу не сказал: давайте считать с одного. Оно и понятно: с одного считать просто, а потому неинтересно.
– Кто из вас хорошо считает? – спрашивает Евгений Евгеньевич.
Тут одна девчоночка:
– Можно я посчитаю?
– Ну а ты-то как будешь считать?
– Я думаю, что буду считать с 19.
– Ну, давай с 19.
И вот она идет и считает: “…пятый – четвертый – ну, теперь я – третья – второй – первый! Хватило!” Ну тут зал просто взорвался аплодисментами. Аплодировали в первую очередь “училке”.

Картина третья

…Всех покорила работа Евгения Евгеньевича с обратным счетом. Одна учительница в конце сказала: “Я сорок лет посвятила школе, но чтобы вот на таком интересе дать материал!..”
А одна воспитательница сказала Евгению Евгеньевичу: “Спасибо вам за умных детей! Я работала-работала, и все мне говорили, что мои дети какие-то “недоделанные”, какие-то “недотяги”, что они вечно до чего-нибудь не дотягивают. А потом я увидела вашу публикацию, начала пытаться делать то, что вы рекомендуете, и вдруг оказалось, что у меня детки самые-самые умные!”

Записала
Мария ГАНЬКИНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"