Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №48/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ФЕСТИВАЛЬНОЕ ВРЕМЯ 

В июле театральная Москва бурлила. Кипели страсти Московского кинофестиваля и Международного конкурса артистов балета, совсем недавно отшумел Чеховский фестиваль. Не секрет, что существует особый уклад иллюзорной фестивальной жизни, и фестивальное искусство – явление специфическое. Исчерпывающего представления о глубинных культурных процессах фестиваль, как правило, не дает, однако способен обнаружить проблемы, тенденции, быть может, только еще нарождающиеся. Об этих проблемах и тенденциях размышляют наши обозреватели.

Тамара ДУЛАРИДЗЕ

Улыбка свободного человека

Может быть, Московский кинофестиваль и забыл свой бывший девиз – “За гуманизм киноискусства, за мир и дружбу между народами”, но кинематограф его помнит

КАДР ИЗ ФИЛЬМА “ЧАМСКРАББЕР”

После очередного кинофестиваля в Москве возникают фантастические подозрения, что предприятие, задуманное энтузиастами кино, но перехваченное далекими от кино и энтузиазма группами, имеет тем не менее, как книги и фильмы, собственную судьбу. Вот казалось, что смотреть будет нечего, что маргиналы мирового кино уже вытеснили с экранов Московского кинофестиваля все, что может взволновать зрителя или заставить его почувствовать собственную способность понимания и сострадания, не говоря уже о смехе от удовольствия, а не над кем-нибудь.
Награды подтвердили худшие подозрения: Гран-при – бледному и невнятному фильму Алексея Учителя “Космос как предчувствие” – презрительной прогулке к “простому советскому народу” предгагаринской эпохи.
Еще менее понятен второй по значению приз, присужденный уж вовсе бытовой, лишенной какой-либо художественной привлекательности ленте “Вечная мерзлота” финского режиссера Аку Лоухимиеса. Опираясь на классику – в нашем печальном случае – на Льва Толстого, авторы устами своего персонажа, профессора литературы, сообщают, что герои Толстого только тем и заняты, чтобы навязывать друг другу свой ад. Вероятно, этот ад, вернее, множество адов и представлены в картине. Но, слегка изменив известный отзыв Толстого, можно сказать про фильм: “Он пугает, а мне противно”.

Но и самый тщательный отбор не может обойти основные тенденции в современном кинематографе. Каждый раз наш ММКФ, несмотря на постоянный регламент и неуклонно портящийся вкус очередной “референтной группы”, преподносит приятные сюрпризы. Главным из них остается добрая весть, что кинематограф по-прежнему способен возглаголить истину даже устами безмолвного ребенка.
Во второй раз став лауреатами каннской «Золотой пальмовой ветви», бельгийские режиссеры братья Жан-Пьер и Люк Дарденн в своем фильме “Дитя” вновь, как и в “Розетте” и “Сыне”, проявили талант к созданию кинематографического впечатления. Только здесь еще менее заметны монтажные швы и еще более легко и ненавязчиво вводят авторы зрителя в жизнь своих героев.
Фильмы из жизни (и для!) прямоходящих приматов уже не привлекают даже самую зеленую молодежь, блаженствующую зато на скромном и блестящем дебюте Кристофа Барратье “Хористы”, мгновенно, как первые кинозрители, обучаясь языку кино: сложному, тонкому, общедоступному. История композитора-неудачника, смешного и милого человека, которого судьба определяет в надзиратели в провинциальный интернат для трудных подростков, нова не этим сюжетом, хотя вечной остается привлекательность любого “школьного” фильма, обращенная к памяти каждого из нас. Обаяние картины составляет и номинированная на «Оскара» и получившая «Сезара» музыка Брюно Куле, исполняемая детским хором, и блистательный ансамбль взрослых актеров. Но главное в ней – полная реализация возможностей и способностей и детей, и взрослых, активизация всего творческого, что есть в них, своего рода азарт доброты.
Так и получается, что тенденциозно или случайно подобранная программа фестиваля отразила тем не менее практически все основные тенденции и проблемы мирового кинематографа обозримых двух лет. И некоторые из них достойны пристального внимания.
В первую очередь это дети. Причем не в том, ставшем уже привычным контексте “отец и сын”, а по-другому – человек, переходящий в состояние отца из вечного, как казалось, состояния безответственного подростка. Фильм братьев Дарденн нарушает традицию, которой уже четыре десятка лет. Согласно ей ребенок должен быть понят своими родителями, в первую очередь отцом. У Дарденнов же он, отец, должен им стать, т.е. он должен заботиться о ребенке, о его жизненных нуждах, он должен стать его неизменным заступником и защитником. И вопрос о понимании или непонимании не обсуждается.
Любопытно, что в прежней традиции сделан один из самых ярких дебютов фестиваля – конкурсный “Чамскраббер” Арье Посина (США). Это талантливая работа, представляющая мировому кинозрителю нового режиссера, обреченного стать любимцем критики и публики одновременно. Картина молодого американца о проблемах молодых решена смело и исключительно современно. И при этом отмечена старомодностью, трогательной в сыне советского режиссера, который словно осуществляет никогда не снятый отцом фильм. И оказывается в одном времени со смелым, но совершенно эмигрантским фильмом Милоша Формана “Taking off” (“Отрыв” или “Взлет”).
С неожиданной стороны открывается в своем фильме о последних днях жизни рок-музыканта Курта Кобейна Гас ван Сент. Дело не в том, что «Последние дни» – самый мастерский фильм уже признанного режиссера. А в том, что художественными средствами кинематографа ему удалось передать ужас одаренного музыканта, заковавшего самого себя в разнообразные пороки своего времени и поколения, воздвигшего из них непреодолимую преграду между красотой природы и искусства и самим собой.
И уж совсем “фестивальный”, изысканный и пронзительный “Мост искусств” Эжена Грина, где прекрасное достаточно хрупко, чтобы умереть от столкновения с пошлостью и злом, но достаточно сильно, чтобы вернуть вкус к жизни самоубийце.
Досада, вызванная решением жюри, тем сильнее, что на этот раз было из чего выбирать. Настоящий шедевр представил никому не известный иранский режиссер Казем Маасуми (“Левой, левой, левой”). Трагикомедия, виртуозно разыгранная персидскими актерами, что признало и жюри, отметив одного из них – Хамида Фаранеджада – призом за лучшее исполнение мужской роли, основана на эпизоде последней ирако-иранской войны. Постепенное, как рождение бабочки из глухого и безобразного кокона, превращение автомата для выполнения приказа в обыкновенное человеческое существо, способное преодолеть страх не убийством, а состраданием и дружеским сочувствием к другому, даже к врагу, являет неожиданную близость к христианским представлениям о священности жизни и обязанности человека лично противостоять демонам войны и ненависти.
Смешные и печальные эпизоды жизни современных узбеков в фильме Юсупа Разыкова “Девичий пастух” неожиданно обнаруживают дух чеховского “Дяди Вани”. Австрийские полицейские, буднично охотящиеся на нелегальных эмигрантов, на своей шкуре испытывают кошмар жизни без документов, денег и друзей в чужой стране в фильме Андреаса Грубера “Добро пожаловать домой”. И вместе с опытом страдания и выживания обретают опыт сострадания и дружбы.
Однако особого внимания даже на фоне всех открытий фестиваля заслуживает фильм самого, быть может, серьезного из современных немецких режиссеров Фолькера Шлендорфа “Девятый день”. Основой фильма послужил эпизод из жизни выдающегося деятеля христианской культуры XX века, одного из основателей Международного католического киноцентра (OCIC), монсеньора Жана Бернара.
Герой фильма получает отпуск из нацистского концентрационного лагеря Дахау, чтобы навестить умирающую мать, переписка с которой поддерживает его дух в нечеловеческих условиях. Он не успевает даже на ее похороны. И отпуск оказывается дьявольской уловкой молодого гестаповского “философа”. Бывший семинарист, тот предпочел нацистский мундир сутане и пытается оправдать свое предательство оправданием – на уровне теологии, как ему кажется, – предательства Иуды.
Аббат, прототипом которого стал монсеньор Жан Бернар, его безупречная репутация, прочные родственные связи среди местной элиты нужны честолюбивому гестаповцу в интересах собственной карьеры. Она зависит от того, сумеет ли он сломить сопротивление, которое с первого дня оказывает нацистам епископ Люксем-
бургский. Затворившись в своей резиденции, он поддерживает связь со своей паствой только звоном колоколов, ежедневно в назначенный час напоминающим люксембуржцам об оккупации их страны. Только аббат может уговорить его отступить от принципов ради спасения жизни всех священников, оказавшихся в Дахау. Условия просты: если он не уговорит епископа, то вернется в лагерь. Если сбежит, все другие священники будут казнены.
Главные девять дней своей жизни герой проводит, идя по узкой тропинке меж религиозным бредом нациста и самоотверженной любовью сестры и брата, готовых ценой своего хрупкого благополучия и свободы спасти жизнь аббату.
Но реальностью для него остаются только диалог с умершей матерью, которой он каждый день пишет письма, и те, кто остался в Дахау. И когда он добровольно возвращается в лагерь на девятый день и делит со своими друзьями лагерную трапезу, впервые за весь фильм появляется на его лице улыбка. Полная братской нежности улыбка свободного человека, который вернулся домой.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru