ТОЧКА ОПОРЫ 
 

Волонтеры Бельского Устья

Каждое лето студенты из Оксфорда и Сорбонны приезжают в глухую псковскую деревню,
чтобы 120 детей-сирот стали немного счастливее

...Посреди деревни Бельское Устье стоит столб, на котором свили гнездо аисты. Если ночью выйти за околицу и осветить фонариком сосны, увидишь: на каждой ветке сидит сова и смотрит на тебя желтыми глазищами. А в кустах теплятся светлячки.
Бельское Устье – это сутки на поезде до Пскова, три часа на электричке до вотчины Александра Невского, города Порхова, а потом двадцать километров на попутных машинах или подводах. Автобусы до Бельского Устья не ходят уже десять лет.
А на деревенских улицах, где бродят козы и растут лопухи, каждое лето звучит иностранная речь. И в первую секунду кажется, будто произошел какой-то сбой и в Бельском Устье смешались две реальности.
На самом же деле иностранцы здесь не случайно. С 2000 года европейские студенты-волонтеры приезжают в Бельское Устье, чтобы заниматься с воспитанниками местного детского дома-интерната. Летний лагерь проводит благотворительная организация ROOF (Russian Orphan Opportunity Fund), занимающаяся образовательными программами для российских детей-сирот.

Телега яблок

Вообще-то ROOF располагается в Москве и работает преимущественно в столичных детских домах. О том, что на белом свете существует деревня Бельское Устье, а в ней – психоневрологический интернат, где живут сто двадцать детей-сирот, сотрудники ROOF узнали случайно.
Эта история уже стала местным фольклором. Ее рассказывают всем гостям Бельского Устья будто легенду об основании города.
…А было это в 1999 году. Тут недалеко сняла дачу одна женщина, знакомая с кем-то из сотрудников ROOF. И вот однажды увидела она на дороге мужичка, который вез куда-то телегу яблок. Дачница любопытная вместе с ним поехала и попала в Бельское Устье. А яблоки-то мужичок вез детям из интерната…
Вскоре в детский дом приехали люди из ROOF. После этого благотворительной организации пришлось расширять свои образовательные программы и разрабатывать специальный проект для ребятишек из далекой псковской деревни. Потому что, по словам сотрудников интерната, каждый, кто хоть раз побывал в Бельско-Устьинском детском доме, непроизвольно начинает называть его воспитанников «наши дети». И уже не может оставаться в стороне от их судеб.
После той легендарной телеги яблок интернат и вместе с ним вся деревня, как здесь говорят, «вышли в мир».
Первые годы работы летнего образовательного лагеря иностранные студенты жили в Бельском Устье в заброшенном детском саду, где не было ни удобств, ни элементарной мебели. Спать приходилось прямо на полу.
А в 2005-м ROOF купила для волонтеров большой каменный дом в соседней деревне Бараново.
Я приезжаю в Бельское Устье поздно вечером. Занятия в лагере уже закончились, и все студенты ушли домой. До Баранова меня провожает словоохотливая нянечка. Мы проходим мимо большого разрушенного храма.
– Вот церковь, – рассказывает нянечка. – Она какая-то уникальная была. А при советской власти ее растащили по кирпичику. Председатель колхоза атеист был, мало того что попа расстрелял, так и храм приказал разграбить. А потом пришли другие времена, и сам колхоз растащили. Правда, не расстреляли никого, и на том спасибо. Теперь единственная жизнь у нас – это интернат. Не было бы его, давно бы все с голоду загнулись. Другой работы здесь нет уже лет десять.
Десять лет – это роковая цифра. Кажется, десять лет назад жизнь в Бельском Устье замерла, как после извержения вулкана или атомного взрыва. И теплится с тех пор только вокруг интерната.
Нам навстречу попадается рыбак с пустым ведром.
– Эй, горе! – окликает его нянечка. – Рыба-то где?
– А, черти отобрали! – беспечно отмахивается рыбак. – Приходи потом в гости, напьемся. Молока!
Нянечка смеется, машет рукой куда-то в темноту, обещая, что там за поворотом будет Бараново, и убегает к рыбаку пить молоко. А я иду дальше уже одна.

Бараново

В деревне Бараново всего пять домов. Два из них заколочены, в третьем живут потомки расстрелянного священника, в четвертом – дачники из Питера, а в последнем, уже на краю леса, – иностранные волонтеры.
Они сидят на крыльце избы, на ступенях разбросаны учебники русского языка с картинками, груды фломастеров и пачки сигарет. Студенты Оксфорда и Сорбонны, занимающиеся с детьми Бельского Устья, отдыхают после обыкновенного рабочего дня. В этом им помогает соседский мальчик Сережа, который играет в Терминатора и гоняется за волонтером Дэвидом, расстреливая его из веника. Дэвид покорно падает на землю и десятый раз за вечер «умирает». Сережа направляет веник на других студентов.
– Дети – это очень круто! – измученно улыбается англичанин Пани. – Но когда дети круглые сутки, это уже немножко слишком много!
После ужина, несколько странного для русского человека (макароны с грецкими орехами), мы идем гулять с девушкой по имени Ферн. У всех остальных просто нет сил спуститься с крыльца. Ферн показывает мне речку и просит поговорить с ней по-английски. Русский язык круглые сутки – это тоже «немножко слишком много».
– Сегодня, – рассказывает Ферн, – я весь день объясняла ребятам, что такое вигвам. Мне часто не хватает слов. Приходится рисовать, изображать как-нибудь, показывать. Но мы все равно отлично понимаем друг друга. Между нами нет никакого барьера. Конечно, это особенные дети, и с ними иногда возникают проблемы. Но все проблемы бывают лишь оттого, что ребенок либо слишком умный, либо слишком несчастный. Когда ты это понимаешь и находишь причину, то все барьеры пропадают.
– Чтобы это понять, надо их очень любить, каждого, – говорю я Ферн.
– Не знаю, – отчего-то смущается она. – Я об этом никогда не задумывалась. Все как-то само получается. Люблю ли я их? Наверное, да. Да! Конечно!
Вернувшись в домик, Ферн сдает меня с рук на руки координатору лагеря, Сергею Ивановичу, которого волонтеры вслед за местными жителями с трогательным акцентом называют «Иваныч».
Сергей Иванович Мойчук ведет меня гулять в противоположную сторону, по проселочной дороге. Сюда волонтеры ходят «ловить сеть». Это такое местное развлечение: выходишь на обочину и пытаешься куда-нибудь дозвониться по мобильному телефону. Иногда сеть ловится в ста метрах от дома, иногда – в нескольких километрах. Нам в тот вечер не повезло, наши телефоны ничего не поймали, зато мы услышали, как в кустах ворочается еж, а я узнала кое-что о приключениях иностранцев в Бельском Устье.
– Здесь последнего иноземца видели, наверное, в 42-м году, когда с немцами воевали, – говорит Сергей Иванович, тщетно размахивая телефоном. – Поэтому сначала к волонтерам отнеслись настороженно. Приезжали к нам местные парни на мотоциклах, с пивом: посидеть, за жизнь побалакать, прощупать, что это за люди тут появились. Я выходил объясняться. Потом ничего, привыкли. Иностранцы тоже понемногу освоились, перестали впадать в ступор в магазине.
– А зачем им все это? – задаю я давно вертящийся в голове вопрос. – Почему иностранцы едут в псковскую деревню, чтобы помогать русским сиротам?
– Если подходить формально, то ROOF – это иностранный проект, – отвечает Сергей Иванович. – Ее основал американец русского происхождения, мать которого воспитывалась в советском детском доме. Поэтому иностранцы, поэтому в Россию, поэтому к сиротам.
А как ответить по-настоящему, я не знаю. Зачем они едут?
У каждого на это свои причины. Я вот могу сказать про себя, зачем я. Мне просто повезло. У меня все есть. И физическое, и психическое здоровье. А кто-то этого лишен. Так почему бы мне не поделиться? Почему нет? Если я могу?

Бразильские сериалы и чай, который не чернеет

На крыльце нас поджидает Стас. Стасу не терпится расспросить меня про журналистику. Он мечтает работать на телевидении. Потому что очень любит смотреть бразильские сериалы. Первые восемнадцать лет жизни Стас провел в интернате Бельского Устья.
Теперь ему уже 20, он живет в Москве, ROOF помогает ему снимать комнату. Работает Стас разнорабочим, чаще всего на приусадебных участках. И мечтает о телевидении.
Если знать, как устроена система психоневрологических заведений в России, то эта история покажется невероятной. Когда исполняется восемнадцать лет, воспитанники детских домов-интернатов автоматически попадают прямо в дома престарелых.
– У них нет никакой возможности выйти и начать самостоятельную жизнь, хотя многие вполне смогли бы это сделать. Но такой вариант развития событий просто не предусмотрен, – объясняет Сергей Иванович. – И если выпускнику обычного детского дома государство хоть как-то помогает, покупает жилье, например, то воспитанник психоневрологического интерната лишен и такого плацдарма. Куда они пойдут?
Когда ROOF стала заниматься детским домом в Бельском Устье, первым делом туда привезли психологов и психиатров. Они выяснили, что многие дети, живущие в интернате под единым диагнозом «необучаемые», на самом деле могут и хотят учиться.
Мы стали приезжать, заниматься с ними, – продолжает Сергей Иванович. – Это нельзя назвать образованием как таковым. Это большей частью просто общение, которого так не хватает этим ребятам. И работая с ними, мы стали понимать, что некоторые наши дети, наиболее «сохранные», как их здесь называют, после интерната вполне могли бы жить самостоятельно, а не в доме престарелых. Так появилась идея социальной гостиницы.
Социальной гостиницей называется небольшая квартира в районном центре, городе Порхове, где выпускники интерната, решившие начать самостоятельную жизнь, проводят первые, самые сложные месяцы. Здесь при них еще находятся воспитатели, помогающие справиться с бытовыми трудностями.
– Дети, выросшие в детских домах и интернатах любого типа, не научены каким-то элементарным вещам, о которых мы просто не задумываемся, – говорит Сергей Иванович. – Они, например, не умеют резать хлеб, так как в детском доме он всегда уже нарезан. А один мальчик у нас в социальной гостинице как-то несколько часов кипятил чайник. Ждал, пока вода почернеет: он ведь видел чай всегда уже готовым и понятия не имел о том, что его надо заваривать, думал, достаточно просто нагреть.

«Нас просто замучили проверками»

Подробнее историю создания в Порхове социальной гостиницы мне рассказывает уже на следующий день психолог Бельско-Устьинского интерната Татьяна Капустина. Она попала сюда тоже через ROOF. Приехала из Порхова на время, да так и осталась.
– Это затягивает. Я оглянуться не успела, как вся моя жизнь оказалась посвящена интернату, – говорит Татьяна Капустина. – Я и близких своих к этому подключила, и всех знакомых. Устаешь смертельно, но бросить уже невозможно. Все время думаешь: как там мои дети без меня? Я вот сейчас в отпуске, а все равно каждый день сюда приезжаю, находятся дела.

Татьяна Капустина психолог. Но большую часть своего рабочего времени она тратит не на психологическую помощь детям, а на поиск денег для интерната. Каждый год, говоря языком казенных отчетов, Татьяна Николаевна «привлекает» в детский дом около миллиона рублей.
Сначала на средства спонсоров отремонтировали само здание, а потом взялись за образовательные проекты: устроили в интернате мастерские, где ребята могут освоить какую-нибудь профессию, чтобы самостоятельно зарабатывать себе на жизнь.
Через ROOF Татьяне Капустиной удалось выйти на зарубежные благотворительные организации и получить большой грант на открытие в Порхове социальной гостиницы для выпускников детского дома.
И тут начались странности. Местная администрация, на счет которой были перечислены 25 тысяч долларов, три месяца не могла выдать интернату эти деньги.
– Я, наверное, покажусь вам очень наивной и несовременной, но я на самом деле все три месяца не могла понять, что происходит, почему заминка? – вспоминает Татьяна Николаевна. – Пока одна чиновница мне прямым текстом не заявила, что надо поделиться. Пришлось пригрозить, что если они немедленно не выдадут нам наш грант, мы просто вернем его обратно. Представляете, какой бы был скандал: сиротам Бельского Устья не нужны 25 тысяч долларов! Чиновники испугались и деньги отдали. Но поставили нам условие: освоить всю сумму до конца года. А было уже 25 декабря! Но 28-го мы открыли гостиницу. Они не учли, что пока мы ждали денег, успели оформить все договоры, найти персонал, помещение, мебель…
А потом социальную гостиницу уничтожил взрыв. Говорят, сосед с первого этажа решил покончить с собой и открыл газ. Никто, к счастью, не пострадал, только ребята, едва начавшие осваиваться в «большой жизни», оказались на улице.
На первое время их приютили Татьяна Капустина и другие воспитатели, для которых гостиница давно уже стала второй семьей. Потом с помощью спонсоров ребятам купили новую квартиру и начали все сначала. Но неприятности на этом не закончились.
– Как только в детдом стали приходить деньги, для наших краев небывалые, нас просто замучили проверками. Какие-то доброжелатели чуть ли не каждый месяц пишут анонимки в прокуратуру. Оно и понятно: раньше жили как все, бывало, детей даже не на что было кормить, директор ездил по деревням, продукты у крестьян просил. А теперь – какие-то гранты, какие-то гостиницы… Чиновники все думают, будто мы что-то с этих денег имеем, а мы даже их не видим: договоры, счета, доверенности, все по безналичному расчету. Поэтому цепляются к мелочам. Например, по инструкции детский дом не имеет права выбрасывать вещи, пока не закончится срок годности. Кто эти сроки придумывал, я не знаю. Носки, например, положено носить целый год. Естественно, они снашиваются быстрее, и мы покупаем новые. Кто-то об этом узнал и подал на нашего директора в суд. Дело, конечно, быстро закрыли, но людям-то этого не объяснишь: судили, значит, вор!

Сколько в Москве машин?

Тем временем в интернате начинается обычный день. Вот Ферн с двумя маленькими ребятишками копается в песочнице. Ее подопечные мастерят объемную карту, где леса символизирует мох, горы – камни, а пустыни – песок.
Воспитатели, раньше относившиеся к иностранным помощникам недоверчиво, теперь не нарадуются: у Ферн каждое занятие – настоящий методический клад. Объемную карту воспитатели решают взять на вооружение.
В спортзале Пани и француженка Мари устраивают своеобразную выставку достижений воспитанников интерната. По стенам развешаны рисунки, бумажные маски для спектаклей и другие детские поделки. Воспитатели во главе с завучем тщательно изучают каждый экспонат, сортируя, что пойдет в методический кабинет, а что в личные папки ребят.
На улице гуляют младшие группы. Волонтер Костя осторожно водит по двору Настю. У девочки ДЦП, и когда ее привезли в интернат, она не могла даже держать голову.
Костя не педагог, поэтому в отличие от иностранных волонтеров, имеющих педагогическое образование, занятий с детьми не ведет. Но с первых же дней работы лагеря он нашел свое занятие.
– Он очень добрый мальчик, – говорит Татьяна Николаевна, наблюдая, как Костя с Настей гуляют по двору. – Но иногда в нашем деле доброта только во вред. Костя с детьми работает впервые, поэтому поначалу он тут таких дров наломал! Стал заниматься с колясочниками, Настю буквально носил на руках: на речку, во двор, обратно в корпус. Она и расслабилась, стала капризничать, командовать им, а он думает, что так и надо, безропотно все выполняет. Потом мы с ним серьезно поговорили, и он, молодец, все понял. Теперь вот ходить ее заставляет…
Костя единственный русский волонтер в лагере. Как объясняет координатор программы Сергей Мойчук, отечественные студенты не могут позволить себе целый месяц трудиться бесплатно. Летом они, как правило, стараются заработать себе на жизнь и дальнейшую учебу.
– Хорошо было бы заполучить на практику несколько наших студентов-дефектологов, – мечтает психолог Татьяна Капустина. – Опыта у них набраться. А то ведь ROOF до этого работала только в обычных, не специализированных детских домах. Ребятам-волонтерам поэтому трудно, все приходится делать на ощупь…
Тут Татьяну Николаевну вызывают по какому-то неотложному делу, и я остаюсь одна посреди двора. Меня мгновенно окружают ребятишки. Сначала на разведку приходят старшие. Угрюмо задают несколько настороженных вопросов, но уже через минуту оттаивают. И начинается невообразимое. Меня просто разрывают на части: «А как делается газета? А в каких городах ты была? А расскажи про Москву! А сколько там машин? А как они работают?»…
Отвечать я, конечно, успеваю едва ли на десятую часть вопросов и понимаю, почему Сергей Мойчук говорил, что главное в работе лагеря – это не образование, а общение. И еще я понимаю, почему вчера волонтеры сидели на крыльце такие выжатые и не могли разговаривать.
Перекрикивая шквал вопросов, серьезный мальчик Валентин успевает рассказать мне историю своей жизни: сейчас он учится «на швею», а недавно сбежал из интерната и своим ходом добрался до Валаама. Пожил там чуть-чуть и вернулся обратно.
– Зачем? – изумляюсь я.
– А там очень красиво. Я открытку увидел и загорелся. Съезди обязательно, посмотри. Это рай на земле.
Тут, осмелев, на меня налетают малыши, до этого с любопытством наблюдавшие из-за угла. Их не интересует, как печатают газету и сколько в Москве машин. Они видят у меня в руках фотоаппарат и требуют их сфотографировать. Потом виснут на мне всей оравой и, захлебываясь от восторга, смотрят, что получилось. Потом требуют фотографировать их еще, всех вместе, каждого по отдельности, по двое, по трое… И так до тех пор, пока у фотоаппарата не разряжаются батарейки. Тогда раздается дружный рев. Я обнимаю их, насколько хватает рук, и полчаса объясняю про электричество, ток, заряды, энергию – все, что сама помню из школьного курса физики.
На обед они уходят довольные, унося, как трофей, батарейки из распотрошенного фотоаппарата и взяв с меня обещание обязательно прийти еще.
– Смотри, втянешься! – смеется Сергей Иванович, а потом совершенно серьезно начинает уговаривать меня на следующий год приехать сюда волонтером.
И я думаю: а почему нет? Ведь я хочу еще раз увидеть и серьезного Валю, который путешествовал на Валаам, и Стаса, мечтающего стать тележурналистом, а также Сашу, Мишу, Сеню, Юлю, Катю, Настю…

Лабиринт с железным шариком внутри

Вечер, все то же крыльцо дома в деревне Бараново. Только теперь рядом с волонтерами, так же бессильно, сижу и я. Костя говорит, что его родители волнуются: вся семья едет на юг, а он застрял в Бельском Устье. Стас вздыхает:
– Как это замечательно, когда тебя кто-то ждет…
– Да, – серьезно отвечает Костя. – Но это еще и накладывает на тебя определенные обязательства. Перед теми, кто ждет.
Стас удивляется и уходит в домик «поразмыслить». Когда я уезжаю, он догоняет меня на дороге и сует в руку пластмассовый лабиринт с железным шариком внутри.
– Это моя любимая игрушка. Я с ней два месяца уже не расстаюсь, – говорит Стас печально. – На, возьми. Отдашь потом какому-нибудь ребенку, которому будет грустно.

Фото автора

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"