ТОЧКА ОПОРЫ

Когда говорят, что школа должна учить детей без отбора, многие усмехаются: жизнь, мол, жестокая штука, всех расставит по местам, так зачем же лицемерить? «Выше головы не прыгнешь, – говорят они. И добавляют обычно: – Кому-то же нужно и у станка стоять!»
Но в том-то и суть, что по местам расставляет жизнь, а не мы. А наше дело – не возводить детям дополнительных преград, не перекрывать живой кровоток возможностей.

Казалось бы, что может быть общего между художественной студией и спецшколой закрытого типа? Многое, если знать, что одно присутствие в жизни детей взрослых, готовых принять их такими, какие они есть, способно возродить ребенка. Дать ему веру в свои силы – и силы, чтобы открыть в себе талант, о котором никто не подозревал.

…И был прислан им в науку и воспитание
Спецшкола закрытого типа. Отсюда дети возвращаются в жизнь, которая всегда была к ним жестока.
Но теперь они знают, что жизнь этим не исчерпывается

История этой школы длинна. В конце XIX века именовалась она Михайлово-Афонской-Закубанской мужской общежительной пустынью и располагалась в горах недалеко от Майкопа. Это был крупнейший мужской монастырь России, в котором на горе Физиабхо вознесся храм во имя Преображения Господня.
После революции храм взорвали, монастырские строения уничтожили, а из каменного боя настроили бараков. Так на месте монастыря возникла трудколония. В 1967 году ее перевели в степную станицу Переясловскую, в детдом, расположенный в бывшей помещичьей усадьбе.
Теперь после всех пертурбаций заведение за высоким бетонным забором именуется «Государственное специальное учебно-воспитательное учреждение “Переясловская специальная общеобразовательная школа закрытого типа”».
Как и ее прародительница, общежительная пустынь, школа – маленькое государство в государстве. Здесь есть прачечная, кастелянная, общепитовский блок, общежитие, мастерские, гостиница, сельхозподворье. А еще – служба режима. Но служба эта без оружия. Высокий забор – просто забор без колючей проволоки сверху, и нигде нет решеток, только окна спален затянуты металлической сеткой. И то не от побега, а чтобы кто-нибудь со “вздернутой “ психикой не полез со сна в окно и не покалечился. Так что сбежать отсюда, как говорят сами пацаны, как “два пальца об асфальт”. Но бегут редко, потому что для большинства ребят жизнь в школе намного лучше, чем на воле. Конечно, распорядок дня строгий, обязательная двухчасовая работа в мастерских – сколачивание посылочных ящиков и пошив посылочных мешков, выезд на полевые работы... Но при этом пять раз в день кормят, и не тюремной баландой, где крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой, а существенно! Стыдно про это писать, но на воле эти дети собирали объедки по помойкам, потому что у родителей не было работы и они пили горькую, а здесь государство сует им в рот вкусности.
В самой школе 146 воспитанников и 116 педагогов. От трех последних цифр директора обычных СОШ схватятся за сердце – им бы такие условия в общеобразовательную!
Да, такие бы условия, но чтоб без контингента. А он согласно закону – это “несовершеннолетние в возрасте от 11 до 18 лет, нуждающиеся в особых условиях воспитания, обучения и требующие специального педагогического подхода”. Попадают сюда дети улиц, свалок, лесопосадок и трасс. По постановлению судьи или приговору. В основном на три года – по “вышке”, как они говорят.
Передо мной сидит на кровати в изоляторе двенадцатилетний Саша. В школе он три месяца. Недавно сбежал с двоюродным братом в свой поселок в Новокубанском районе, километров за двести пятьдесят от школы. После побега ночевали на свалке, потом прицепились на товарняк, “пересели” на другой... Служба режима поехала с милицией забирать беглецов в школу. Сказали отчиму:
– Выйди, попрощайся с мальчиком.
– А на... он мне сдался!
Привезли Сашу в школу, повели в санчасть к медсестре Антонине Ивановне Сорокиной, которой за Сашину самоволку влепили выговор. Ему об этом сказали. Он думает: ругать будут! А Антонина Ивановна взяла Сашу за руки и спросила:
– Ты кушать хочешь?
Саша воровал в “комках” еду и шоколадки. Судья определил ему три года спецшколы. Почему мальчику дома не жилось, понятно по отчиму. И таких детей здесь большинство. Были девочки, Сашины ровесницы, которых мама за бутылку самогонки сдавала дядям на ночь. Есть дети, уже успевшие совершить серьезные преступления. Но школа, принимая детей на отмеренный судьей срок, не выполняет любимые прокурорские слова: “Закон сердца не имеет”, а действует так же, как наказанная медсестра Антонина Ивановна, – берет за руки и спрашивает: “Ты кушать хочешь?”
В воспитательном арсенале спецшколы достаточно методов и средств традиционных, веками проверенных и действенных, но с появлением в школе два года назад художника Юрия Порфирьевича Зелинского обнаружился еще один метод – творить красоту для себя и для людей.
На выставке работ резьбы по дереву воспитанников Зелинского я был просто зачарован. Особенно поразила меня композиция “Танго”. Двое влюбленных фламинго застыли в танце. Как на фотографии. Но фотографу может просто повезти, он поймает момент. А резчик должен создать этот “момент” ножом. Это большое мастерство и большое искусство. Но если бы это все создал художник Зелинский – одно дело. А создают-то деревянную красоту его ученики и воспитанники спецшколы, проворовавшиеся крестьянские дети и бродяжки! Видимо, настолько сильна в детях жажда прекрасного, что Господь услышал о ней и прислал им в науку и воспитание настоящего творца.
В цехе у Юрия Порфирьевича готова к показу еще одна работа – деревянная скульптура “Михезеева поляна”. Мальчик, преклонивший колена перед могилами земляков, сломанный топор с профилем лесоруба и прорастающий из него росток – как символ всепобеждающей жизни. Склоним голову, помянем и будем жить дальше! Так я понял это творение. И создали его, как и все остальные деревянные чудеса, руки двух воспитанников спецшколы – Вадима Мележека и Жени Савченко. “Если я открыл одного, двух таких ребят и дал им путевку в жизнь, значит, я прожил не зря”, – говорит Зелинский.
В новом Свято-Покровском храме соседней станицы весь иконостас резной, выполнен руками воспитанников спецшколы. Он очень красив и торжественен. На него и иконы храма люди молятся. Кто-то назвал творение детей “красотой спасающей”. Самих детей, конечно. В первую очередь.
В задумке резчиков на территории школы деревянная резная часовня. Уверен, она будет. Эти мальчишки способны сотворить любое чудо.
...Когда художника прихватила стенокардия и он не мог идти, то на работу его приводила жена. По правилам школы он, как преподаватель, должен забирать детей с развода и вести к себе в мастерскую. Он не мог. Дети поднимали его и вели под руки.
Скоро юному художнику Вадику Мележеку на волю. Он сирота. Директор спецшколы Евгений Иванович Седик договорился с директором интерната Славянска-на-Кубани, что Вадика примут на работу руководителем кружка резьбы по дереву. Будет ему и кров, и дело. И вырезанные из полена фламинго полетят из Переясловской дальше.
Бессердечному, как закон, в этой школе делать нечего. Хватает самого закона, который педагогам как заноза.
Дима Багров закончил восемь классов. Свой срок отбыл. Где живет теперь его мать, ни он и ни кто другой не знает. Мальчишка просится побыть в школе еще год и закончить девятый класс. Школа готова идти навстречу, а прокурор твердит про закон и не разрешает. Какое надо иметь сердце воспитателям?
Александр Азатович Микаелян – завуч, нервный и добрый человек, говорит, что самое трудное в их работе – видеть, что за стенами школы их воспитанников ждет безнадега. “Мы возродим им сердца, они поверят в жизнь, а идти им потом некуда. Как у одного мальчишки, пока он был у нас, дом сгорел, у матери ногу отрезали, она пьет и прозябает неизвестно где”.
Спрашиваю детей, которым завтра на волю: хочется ли покидать спецшколу? До этого сходил с ними на склад, они померяли свою новую красивую одежду и обувь.
– Не очень хочется, – говорит Яна Царькова. – Здесь хорошо. Но дома меня ждут, и я рада.
– Куда ж деваться, – говорит Юля Мацока. – Остаться нельзя. В школе лучше, чем на воле. Здесь такие хорошие учителя. Душевные, сердечные. Я их никогда не забуду.
– Здесь такие учителя, – вторит ей Рома Беладян, – такие кружки! Я многому научился и остался б еще. Но у меня есть хорошая бабушка. Она меня ждет.
– Хотел остаться на девятый класс – не получается, – говорит Иван Гвоздев. – Дома есть отец и мать. Но радости на лице мальчика не написано. Как там дома?
В школе много красивых и умных надписей, много картин, много кружков. Очень много всякого разного доброго и хорошего, о чем быстро не рассказать. Много завоевано дипломов и грамот. Но есть еще награда. Серебряная, этого года, апреля месяца. Меценаты столетия наградили медалью “Национальное достояние” Переясловскую школу закрытого типа за благородство помыслови дел.
Я бы добавил: “И за возрождение сердец”.

Степан ДЕРЕВЯНКО
Краснодарский край

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"