Я ИДУ С УРОКА

Считается, что детские книжки с картинками – они конечно же для детей (ну не для взрослых же!). Только вот самих детей почему-то все больше интересуют “взрослые” книжки – “Три мушкетера” или “Унесенные ветром”. Ну посудите сами, какой нормальный ребенок будет зачитываться Михалковым: “А у нас в квартире газ!”
Другое дело – если эти строчки начнет читать ребенку взрослый. Как полагается – с чувством, с толком, с расстановкой. А там по ходу чтения и самому взрослому вдруг становится интересно. А вслед за взрослым – и ребенку.
Парадокс в том, что детская литература – она сочиняется на самом-то деле для взрослых. И спасибо детям, которые дарят мамам-папам, бабушкам-дедушкам, воспитателям и учителям возможность прямо-таки зачитываться детскими книжками.
Оказывается, детская литература нужна не столько для воспитания детей, сколько нам самим! Чтобы по кусочкам вспомнить себя ребенком и пережить еще раз какие-то свои детские впечатления.
Незатейливые сюжеты сегодняшнего выпуска погружают нас в мир детства – не только авторский, но и собственный. Кажется, еще чуток – и сам начнешь вспоминать кучу всякой такой всячины. И именно этот эффект, на наш взгляд, придает маленьким и простеньким рассказикам Виталия КИРИЧЕНКО масштаб уроков большой литературы.

Вячеслав БУКАТОВ, Мария ГАНЬКИНА

Детская литература нужна не столько для воспитания детей, сколько нам самим!

Черномор

Когда я был маленьким, я очень любил лепить из снега. Я лепил снежных баб, снеговиков, снежных слонов и бегемотов и Медведь-гору. Лепил иногда сам, а иногда с друзьями.
Но почему-то все наши снежные произведения долго не жили – обязательно их кто-нибудь разрушал. Не знаю, зачем и кому это было нужно, но редкая снежная фигура стояла больше одного дня.
Однажды мы с папой были в парке, там был какой-то праздник: жарили шашлыки, играла музыка, и взрослые дяди и тети лепили огромные снежные фигуры из целых гор снега. Потом эти снежные скульптуры раскрасили – очень красиво вышло!
Через неделю мы опять побывали в том же парке. Все фигуры стояли, и никто их не поломал! Я спросил у папы, почему эти скульптуры стоят, а мои всегда ломают. Может, их охраняют? Папа сказал, что на такие красоты у людей просто рука не поднимается, а если мне хочется, чтобы и мои скульптуры стояли долго, надо сделать их очень красивыми.
На следующее утро (воскресенье было) мы с ребятами со двора всерьез взялись за дело. По совету папы мы сначала продумали хорошенько, что будем делать. Лепить мы решили голову Черномора.
Сначала слепили маленькую скульптуру-макет. А потом стали сгребать в огромную кучу весь окрестный снег, чтобы сделать голову “монументальной” (это папа так сказал).
Мы копошились вокруг сугроба, тромбовали, отсекали лопатками все лишнее, добавляли снег, где не хватало.
Через некоторое время к нам стали присоединяться взрослые.
Когда голова была готова, вышел папа и вынес краски в порошках и тряпки. Мы насыпали краски на тряпки и натирали скульптуру – вышло замечательно!
Наша скульптура простояла во дворе до самой весны! Её присыпало новым снегом, она подтаивала, но еще в апреле, когда везде снег растаял, в углу двора возвышалась куча грязного снега – наш Черномор!

Месть

Когда я был маленький, я ходил в детский сад. Дорога туда проходила мимо большого старинного кирпичного дома, в котором находился шахматный клуб.
Однажды осенним вечером, проходя мимо шахматного клуба, я взглянул в ярко освещенное окно – с той стороны стекла на меня смотрел мальчишка чуть постарше меня. Мгновение мы просто рассматривали друг дружку, а потом вдруг он скорчил мне жуткую рожу и сразу же отошел от окна… Ух, как я рассердился! Мало того, что ни за что ни про что мне рожу скорчили, так еще и ответить на эту выходку не смог. Не успел.
Долго, проходя мимо клуба шахматистов, мечтал я о мести. Пытался дотянуться до окна и если не рожу скорчить, так хоть язык показать, но с улицы до окна было никак не достать. Я даже притащил деревянный ящик, но и с него не мог дотянуться.
А потом наступила зима. Выпал снег. Однажды, проходя мимо клуба, я слепил снежок и запустил его в доску у входа, на которой было написано «Шахматный клуб» и были нарисованы какие-то шахматные фигуры. Потом слепил еще один снежок, а потом меня осенило! У меня в голове до мелочей сложился план мести!
Следующим утром я торопил маму пораньше выйти в садик, сказал, что хочу по дороге слепить снеговика. Мы вышли на улицу, и еще на подходах к дому, где находился клуб, я начал скатывать ком снега. Когда мы подошли к тому самому окну, я уже едва катил перед собой огромный ком снега. Под окном я сделал вид, будто мне надоело скатывать ком, и мы с мамой спокойно пошли дальше.
В садике я мечтал только об одном: чтобы дворники не убрали мой ком. По дороге домой я убежал вперед от бабушки. Взобрался на ком и понял, что не ошибся – подоконник был как раз на уровне груди.
Я постучал в стекло и стал корчить самые отвратительные рожи, на какие был способен. Я так старался, закатывая глаза и раздувая щеки, что не замечал даже того, что делалось в клубе. А там происходило что-то торжественное, и зал был полон дедушек и бабушек с орденами и медалями. Все они смотрели на меня и ничего не могли понять, а потом начали смеяться.
Мне было обидно, я-то думал, что мой обидчик наверняка за окном, а его там не оказалось, да еще себя на посмешище выставил... Совсем настроение испортилось. Бабушка зашла в гастроном, и я с ней. Мы уже выходили, и вдруг я вижу: входит женщина и за руку держит моего обидчика. Когда мы разминулись, я развернулся, быстро дал ему пинка и выскочил на улицу! Я был счастлив!!!

Знание – сила

У нас в детском саду был мальчик Дима. Его все боялись, и никто его не любил. Он был высокий, очень худой, с большими, вечно в зеленке и ссадинах коленями (таким он мне запомнился). А еще он очень любил драться и всех обижал. Мальчиков и девочек – всех! Он выбирал себе жертву, доводил ее до истерики, после чего объектом его издевательств становился кто-то другой.
Однажды он выбрал меня. Он толкал меня, обзывался, забирал игрушки – в общем, делал все, чтобы моя жизнь была невыносимой. Я просил родителей не водить меня в детский сад, плакал. Димка снился мне по ночам.
Но вот однажды, в конце весны, я узнал (совершенно случайно) страшную тайну. Оказалось, что Димка, злой и бесстрашный Димка, до смерти боится дождевых червей. Я хотел рассказать об этом всем детям и уже представлял, как мы загоним Димку в угол и будем стоять перед ним, держа в руках червяков, а он будет орать и плакать.
Но сначала я рассказал о своих планах бабушке. Она посоветовала мне не “доставать” Димку червяками, а просто, придя в детский сад, посмотреть на него как на человека, который боится дождевых червей. “Уже то, что ты знаешь его слабости, делает тебя сильнее”, – сказала бабушка.
На следующий день в детском саду ко мне подбежал Димка с явным желанием поиздеваться надо мной. А я посмотрел на него и, сам себе удивляясь, подумал: “Как я мог бояться его, ну разве может быть злым, кровожадным, страшным и непобедимым человек, который боится червяка!”
И видимо, перемена во мне была очень заметной, потому что Димка посмотрел на меня и молча пошел играть в песочницу.

Телефонный хулиган

Когда я был маленький, я очень любил говорить по телефону. Особенно мне нравилось из себя иностранца строить. Бывало, наберу какой-нибудь первый попавшийся номер и говорю что-то типа: «Халдым-бельдым акыр баса кудырлак пуасе дядя Саша какимасэ!» Человек на том конце провода обычно растерянным голосом переспрашивает: «Чего-чего?» А я: «Какумбасэ бабум дядя Саша дывды!» Положу трубку и хохочу полчаса!
Ну конечно, при родителях я этим не занимался – понимал, что влетит. А вот если один дома оставался, душу отводил по полной программе.
Как-то раз позвонил я по какому-то номеру и говорю с такой вопросительной интонацией: «Пурпедон фера института НИИКелбуса жупинэ олибано ту-ту?» И вдруг слышу на том конце провода что-то типа: «Квань-балабань пуси альмасиси люлякино виси!» Я от неожиданности аж вспотел и говорю: «Чего-о-о-о?» А мне: «Периль люли кампум апаб!» Я молчу, а в трубку: «Ха-ха-ха!» Ну, думаю, на шутника похлеще меня напал.
А потом однажды на чей-то день рождения собрались у нас гости. Взрослые за столом сидят, а мы обрадовались, что взрослым не до нас, и играем, истории травим друг другу. Ну, решил я похвастаться, как я по-иностранному умею: «Уцваки щапим ркепас дальти!» Еще чего-то сказал. Вдруг встает тетенька из-за стола и говорит: «А не ты ли пару дней назад мне на работу звонил и про НИИКолбасы спрашивал? Я после этого остаток дня работать не могла, все думала, что это за иностранец с детским голосом и на каком языке говорит!»
Вот так и раскрылось мое хулиганство. Пришлось пообещать всем, что я больше так не буду. После этого на иностранном говорил только с друзьями на улице, а потом в школе. Только в школе он скучный какой-то…

Моя грязелечебница

Когда я был маленький, я любил наблюдать за взрослыми. Если что-то в их действиях мне нравилось, я это пытался повторить.
Так, однажды я увидел, как во сне храпит отец. На следующий день в садике во время дневного сна, когда воспитательница проходила между рядами кроватей, я зажмурился изо всех сил и стал довольно громко говорить: «Хрр-прр пух-пух-пух, хрр-прр пух-пух-пух». Воспитательницу это здорово насмешило.
А однажды весной я посмотрел программу «Здоровье», там рассказывали о лечебных свойствах грязей и показывали грязелечебницу. В садике на прогулке девчонки играли в больницу. Мне стало интересно, я подошел и рассказал, что сейчас все лечатся не таблетками, а лечебными грязями. Потом в тени за верандой мы нашли замечательную грязь. Она была ужасно липкая и очень черная – сразу было видно, что она обладала огромными лечебными свойствами!
Оля была главным врачом. Она ставила диагноз и выписывала рецепт. А я был «медсестрой». Я намазывал грязью больные места, и эти места сразу переставали болеть.
Увы, наша клиника просуществовала недолго: воспитательница обо всем узнала, наругала нас и отправила мыться. Но до сих пор вспоминаю с удовольствием, как приятно было мазаться грязюкой.

Сиротка

Однажды, когда мне было лет шесть, мы с родителями поехали собирать грибы. Дело было в выходной, погода была хорошая, и дожди перед выходными прошли, и, по слухам, грибов в лесу выросло видимо-невидимо! Поэтому в электричке людей было много: ехали, как и мы, целыми семьями.
День прошел замечательно. Грибов набрали три корзины, воздухом надышались на полгода вперед и видели живьем дятла и белку! Только однажды я очень испугался, когда забрел за кусты и потерял из виду папу с мамой. Они, конечно, сразу нашлись, но в душе поселилась какая-то тревога.
И вот мы снова в электричке, румяные и счастливые, возвращаемся домой. В вагоне людей не очень много – даже есть свободные места. Я познакомился с двумя мальчиками и девочкой Анжелой, которые тоже ездили с родителями за грибами, и мы вместе играли и бегали по вагону. Анжела и один из мальчиков, которого звали Саша, были примерно моего возраста. А другой мальчик, Сережа, уже ходил в четвертый класс, но играл с нами честно, не обижал нас и нос от “малышни” не воротил.
Вдруг, уже недалеко от города, в вагон вошли контролеры. Они стали проверять у всех билеты. Дошкольников в электричках возили бесплатно, и мои родители показали свои билеты, а я сказал, что мне шесть лет.
Вдруг я заметил, что Сереже папа что-то шепнул на ухо и тот отсел от своих родителей. Контролеры проверили у них билеты, а потом спросили, показывая на Сережу, чей это мальчик. Но родители почему-то промолчали, а Сережа сказал, что он ничей, что он сам по себе и билета у него нет. Контролеры хотели забрать его с собой и отвести в милицию, но Сережа заныл и сказал, что он сиротка и едет к бабушке, что она встретит его на вокзале. Контролеры ушли, а Сережа как ни в чем не бывало подсел назад к родителям, и они весело смеялись.
А мне вдруг стало страшно: неужели, когда я вырасту и пойду в школу, и от меня родители будут отказываться?

Крестины

Когда мне было пять лет (а может, еще и не было), моего маленького двоюродного брата решили крестить в церкви. Меня когда-то тоже крестили, но я тогда был совсем малышом и ничего не запомнил.
Вначале все долго готовились: мои родители покупали подарки, Сашкины (так зовут моего двоюродного брата) ходили в церковь, созывали гостей, пытаясь при этом соблюдать конспирацию, потому что на работе могли быть неприятности.
И вот наконец этот день настал. Была ранняя весна, светило солнце, и купола церкви ярко блестели. Помню атмосферу праздника и чего-то таинственного – мне это очень нравилось.
Уже ближе к лету, в конце мая, мы с родителями поехали в деревню к бабушке. Там я встретил знакомых, которые тоже приехали к своим бабушкам. И мы решили поиграть в крещение. Все было здорово – я был священником, из кон-
сервной банки мы сделали кадило, на голову я надел старую дедову полковничью папаху, а еще у меня была банка с водой и кисточка.
Мы пошли на сеновал и там начали “церемонию”. Но не успели мы поиграть и пяти минут, как пришла бабушка, и такое началось... Она ругала нас за то, что еще холодно, а мы мажемся холодной водой. За то, что я без спросу взял папаху. Очень ругала за кадило на сеновале. Это чудо, говорила она, что сено не загорелось. И вообще в такое играть – грех!
И я согласился: да, плохо играть с огнем на сеновале. Но я не мог понять, почему же нельзя играть в крещение, почему это грех?
Недавно я сам стал крестным отцом. И первое, что сделала моя маленькая дочь, вернувшись домой из церкви, – стала крестить маму, зачем-то вкладывая ей в уши фасолинки. А я спокойно смотрел на это и почему-то радовался и не запрещал ей играть. Может, я не прав?

Давняя обида

Эта история произошла со мной в раннем детстве, мне было не больше шести лет, но запомнилась она на всю жизнь.
Как все дети, я очень любил игрушки. Любил с ними играть и не любил после игры убирать. А родителям это очень не нравилось. Теперь, когда я сам стал родителем, я их могу понять. Но тогда я был ребенком...
Однажды мне подарили медведя. Замечательного мохнатого коричневого медведя, который рычал, когда его переворачивали. Мы с ним много играли. Я его очень любил. Однажды я устроил «большую игру» – повынимал почти все свои игрушки и разложил их по всей комнате.
Дело было ближе к вечеру, и мама с папой стали напоминать мне, что пора складывать игрушки и готовиться ко сну. Но убирать так не хотелось! И я сказал, что убирать не буду, а буду играть завтра после детского сада. Родители пригрозили, что игрушки сбегут от такого неряхи, как я. Но я не поверил и убирать наотрез отказался.
Когда на следующий день я вернулся из детского сада, все игрушки были по-прежнему разбросаны по комнате, но любимого медведя нигде не было. Я спросил у мамы с папой, а они ответили, что он не вынес такого безобразия и ушел.
Я долго плакал, переспрашивал родителей, но они все твердили, что медведь ушел.
Через несколько лет я нашел медведя на антресолях. Всего в пыли и паутине – так давно он там лежал.
Я очень обиделся на родителей – чувствовал, что они все это время меня обманывали, – и до сих пор еще не совсем их простил.
Сейчас я собираю разных игрушечных медведей, а еще, когда моя дочка не хочет убирать за собой игрушки, я часто говорю, что они мешают ходить по квартире и если не будут убраны, то уедут на дачу и поиграть с ними можно будет не скоро.
Может, это более зло. Но честно.

Самый красивый лифт!

Когда я был маленьким, я очень боялся ездить в лифте. Жили мы высоко, на последнем этаже, но если рядом не было папы или мамы, я ходил по лестнице пешком. Лифт был мрачный, горела там всего одна слабенькая лампочка. Взрослые говорили: «Какой страшный лифт!»
Когда мне было года 3–4, родители меня одного никуда не пускали, а когда я пошел в подготовительную группу, меня отвели в музыкальную школу, находившуюся у нас во дворе. И вот мне самому приходилось ходить на музыку и возвращаться домой. Конечно, по лестнице бегать было тяжело, и я уже почти решился ездить в лифте, как пришли работники жэка и выкрасили грязные стены лифта темно-темно-коричневой краской. В лифт заходить стало совсем невозможно.
Вот так я и бегал по нескольку раз в день на девятый и вниз. Пока было тепло, еще кое-как можно было побегать, а когда похолодало, в теплой одежде стало совсем невыносимо.
Я стал упрашивать родителей, чтобы забрали меня из музыкальной школы, и рассказал почему. Папа подумал и сказал, что в субботу мы все это исправим.
Через день, в субботу, мы взяли банки с краской, кисточки и пошли красить лифт. Сначала папа наколотил светло-голубой и салатовый цвета, и мы стали рисовать небо и траву.
Через полчаса возле нас собрались все дети нашего подъезда. Взрослые тоже обрадовались и говорили, что давно уже пора что-то делать с этим страшным лифтом. И мы сделали!
На стенах лифта зеленели поля, среди травы росли разные яркие цветы, а в голубом небе летели птицы и облака. И лампочку поярче вкрутили. Красота! В нашем лифте стало приятно ездить, и я перестал его бояться.

Два барана

Когда мне было лет пять, на меня напало жуткое упрямство. Ни с кем я не соглашался, ничего не слушал и твердил, что все должно быть по-моему.
А во дворе жил еще один мальчишка моего возраста – Славик. И надо же, что на него в то же время напало такое же упрямство! Он тоже ни с кем ни в чем не соглашался.
Вот как-то во дворе мы о чем-то поспорили. О мелочи какой-то, я уж и не помню о чем. И никак не могли решить, кто же прав. Мы жали друг другу руки: кто сильнее – тот и прав. Но так и не решили, кто же сильнее.
Потом провели на земле черту и пытались перетащить друг друга за руку на свою половину. Но тоже не решили.
Тогда мы придумали толкаться плечами: кто кого вытолкнет – тот и прав. Толкались-толкались – только вымазались.
Пришел я домой, пожаловался маме. А папа услыхал краем уха, в чем дело, и говорит: «Головой! Головой надо споры решать!» А я услыхал и по-своему это истолковал.
Вышли мы со Славкой к проведенной черте и давай лбами бодаться! Шишки на лбах надавили, головы разболелись – тут-то он меня за линию и выбодал. Обрадовался, что выиграл спор.
Но вдруг оказалось, что мы уже забыли, о чем спорили. Вот до сих пор шишки и ушибы помню, а о чем спор был – вспомнить не могу!

Рассказы и рисунки Виталия КИРИЧЕНКО

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"