ШКОЛА КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Педагоги и психологи: трудности диалога

Психологическая служба появилась в школах сравнительно недавно, с конца 80-х годов. И все это время не прекращается полемика о роли и месте психолога в педагогическом процессе. Одни считают, что это фигура в школе необязательная, искусственная, без которой можно легко обойтись. Другие – что все зависит от школы и от квалификации специалиста: способен ли директор определить конкретные задачи для психолога, а тот – с ними справиться. Третьи, что без психолога дети останутся практически без защиты, а школы – без квалифицированной помощи. Кто прав? Что мешает психологу порой наладить отношения с педагогическим коллективом? В чем на самом деле заключается его роль в школе?

В обсуждении этой темы на “круглом столе” в нашей редакции приняли участие: Наталья Мотуренко, заместитель директора школы №2001, Ольга Бородина, учитель начальной школы №2001, Галина Петрова, психолог лицея “Вторая школа”, Евгений Те, учитель истории лицея “Вторая школа”, Михаил Левит, заместитель директора гимназии №1514, Елена Сазонова, руководитель психологической службы гимназии №1514, Елена Мастакова, психолог прогимназии №1733, Владимир Глебкин преподаватель культурологии гимназии №1514, Леонид Наумов, директор Московской городской педагогической гимназии-лаборатории

Ведущий – обозреватель “ПС” Анатолий БЕРШТЕЙН

Анатолий Берштейн. Существует достаточно распространенное мнение, что отношения психологов и педагогов, мягко говоря, неоднозначные. Педагогов в большинстве своем раздражает в психологах их, как им кажется, высокомерие, всезнайство и снисходительность к учителям.
Что же касается психологов, то они платят педагогам той же монетой, считая многих из них недостаточно сведущими в вопросах развития ребенка. Кроме того, психологи часто играют в школе роль правозащитников детей. Их адвокатская деятельность является причиной многих конфликтов. К тому же учителя скептически смотрят на любую самостоятельную роль психологов и относятся к ним в большинстве случаев как к вспомогательной службе. Приведу цитату ученого-психолога, чей эксперимент по работе в школе закончился неудачей: “…педагогика и психология разнонаправленны. Педагогика, хорошая или плохая, представляет собой общество и решает задачи культурного или не очень культурного воспроизводства членов этого общества. Психология же представляет собой индивидуумы. В конкретной ситуации школы – это ребенок”.
Как бы вы прокомментировали это мнение?

Владимир Глебкин. Если говорить по существу, то, мне кажется, важно обозначить один момент. Это столкновение между профессиональной наукой и реальным педагогическим опытом в школе есть всегда. И здесь не столь принципиально, какая это наука. Общение школьного учителя с кандидатом педагогических наук нередко вызывает достаточно сильное напряжение. Во-первых, потому, что реальность оказывается намного сложнее, чем любая система. Во-вторых, попытка учителя ввести в определенные, жестко заданные рамки, заставить его рефлексировать тоже достаточно часто вызывает сопротивление.
Это же противоречие возникает, когда профессиональный историк или физик ведут в школе спецкурсы – модель науки и модель школьного предмета не совпадают.
Если ученый в школе достаточно хорошо ощущает пределы своей науки, а с другой стороны, педагог готов предпринимать попытки структурировать свое сознание, то тогда диалог между ними может быть вполне продуктивным. Ученый будет учиться у учителя, и наоборот. При желании услышать и понять друг друга образуется некое общее поле.
При взаимодействии практического учителя и психолога проблема усугубляется тем, что ребенок выступает в качестве объекта исследования. И здесь проблема та же: умение переводить один язык на другой. Умение психолога выходить за рамки своей жестко заданной профессиональной системы координат – чтобы и голос жизни улавливать, и настроенность педагога на признание того очевидного факта, что каждый из нас в каком-то смысле психолог.

Наталья Мотуренко. У меня несколько раз менялось отношение к психологам.
Сначала я действительно воспринимала их как достаточно амбициозных и высокомерных людей. Но два года подряд у нас в школе идет эксперимент по преподаванию психологии в школе. Как предмета. Психологам пришлось наравне с учителями войти в класс, встать у школьной доски, и все принципиально поменялось. Они превратились в практиков, у них появилась другая ответственность.
Пока они были только системными аналитиками, изучающими ребенка, то видели его исключительно с одной стороны. А почувствовав себя в новой роли, стали делать несколько иные выводы. И появилась точка соприкосновения между педагогами и психологами. Их советы стали более личностными и более практическими.

Елена Мастакова. Я согласна с тем, что проблема взаимодействия психологов и педагогов существует так, как вы ее обрисовали. Но я не совсем согласна, кстати, что педагог и психолог находятся на одном поле. Они не стыкуются. Поле у них разное. На самом деле субъектами образовательного процесса являются не ребенок и учитель, а класс и учитель. А психолог думает – ребенок и учитель.
Михаил Левит. Я бы обратил внимание еще на одну, на мой взгляд, глубокую причину разногласий и недопонимания. Педагог работает с личностью ребенка, с той, которую он вымечтал, которую видит в будущем, которую он как бы создает вместе с ребенком. И поэтому учитель любит того, который будет, и часто не любит того, который есть. А психолог занимается противоположным. Для него важна та личность, которая есть сейчас. И это главное расхождение между ними. Они не могут договориться из-за того, что один смотрит в будущее, а другой – из прошлого в сегодняшнее. Болевая точка возникает между “должен” и “может”.
Отсюда и позиция психолога в школе как правозащитника. И с этим конфликтом надо жить, его нельзя преодолеть. В нем надо продуктивно существовать.

Владимир Глебкин. Мне кажется, что до сих пор место профессиональных психологов не ощущается внутри школы столь же отчетливо, как место учителя.
Что должен делать психолог? Каков круг его обязанностей? Какова его профессиональная роль? Каждая школа в конкретной ситуации трактует это по-своему. Но общего, устоявшегося механизма взаимодействия нет.
Именно это, на мой взгляд, создает нестабильность.

Евгений Те. Хочу напомнить, что школа вообще-то существовала и без психологов, и уже по одному этому психологическая служба носит вспомогательный характер. В сегодняшней образовательной структуре равноценной, как мне кажется, она не станет никогда. Почему? Потому что непредметная.
Чем она должна конкретно заниматься? За те десятилетия, пока существует психологическая работа в школе, могли бы уже выработать ее задачи.
Мне кажется, современный учитель – человек достаточно лояльный. У него нет заданности в отношениях. А у психолога есть настороженность. Потому что в школе он не очень-то чувствует свою значимость, а ему чрезвычайно хотелось бы эту значимость ощутить.
Потом. Если работа есть и возникает конфликт – это прекрасно. Если нет конфликта, тогда это чрезвычайно плохо. Мне кажется, неверно считать, что учитель – это прокурор, а психолог – адвокат. Потому что если речь идет о каком-то совместном процессе, то роли мы распределять не должны.

Анатолий Берштейн. Мы, по существу, затронули очень важный вопрос: есть ли у психолога в школе клиент? Кто он? Ведь есть еще и третья сторона – родители…

Елена Сазонова. Мне кажется, что клиентом психолога является в первую очередь педагог. Я не согласна, когда говорят, что проблемы ребенка диагностирует социальная служба или социально-психологическая. На самом деле проблему сначала, конечно, диагностирует учитель. Но что происходит дальше? Педагог приходит к психологу – хорошо еще не приволакивает с собой ребеночка – и говорит: “Забери, пожалуйста, этого и скажи, что мне с ним делать, и вообще что-нибудь с ним сделай”. В этой ситуации кто является клиентом, у кого запрос? На самом деле запрос у педагога. У ребенка ни запроса, ни желания оставаться с этой теткой в кабинете, куда его приволокли, нет. И точно такая же ситуация сложится с родителями, когда педагог скажет: “Вы знаете, у вашего ребеночка проблемы. Не сходить ли вам к психологу?” Кто здесь на самом деле клиент, у кого запрос? Опять же у педагога. Тем не менее он посылает родителей к психологу. Родитель приходит к нему не как клиент. И соответственно в этой ситуации запроса работы психолога нет. А еще лучше, если родителей посылают вместе с ребенком к психологу. И получается, что к психологу приходят люди, у которых нет своего запроса в работе психолога, нет никакого настроя ни на совместную работу с ним, ни на самостоятельную. Психолог в данном случае оказывается в двусмысленном положении. Это реальная проблема, которая существует.
Мне кажется, главное, во что все упирается, – в понимании психологом своей миссии в школе. Если это миссия спасателя, когда слово “Помощник” написано внутри него самого с большой красной буквы, то, на мой взгляд, такая позиция неконструктивна. И совсем другое дело, если это миссия, в основе которой лежит то же слово “помощник”, но написанное с маленькой буквы. То есть, если смогу, сделаю чуть-чуть легче ребенку, родителю, педагогу и найду для этого способ, возможность, время и ресурсы.

Анатолий Берштейн. А когда вводилась служба школьных психологов, в ее положении не было прописано, что она должна делать, какова ее роль?

Елена Сазонова. Могу сказать, что на моей памяти с 1988 года попыток определить статус психолога было предпринято невероятное количество, в том числе и на государственном уровне, и на съездах практических психологов. Но в реальной практике все они оказались относительно безрезультатные. Функционал на самом деле реально определен, максимальный набор функций, который может выполнять психолог в школе, есть. Некоторые трактуют это как должен, другие – что можно выбирать из этого функционала.
Как я понимаю, сейчас прорабатывается некая третья модель. В Америке есть каунсленговые службы, есть некий каунслер, что-то по типу окружного психолога, который сопровождает несколько школ. Его призывают для решения каких-то задач, что-то вроде профориентации.
Очень долго ходили разговоры, что конкретных школьных психологов подчинят не директору, а психолого-медико-социальным районным центрам.
Но тогда это будет совершенно другая ситуация. Сейчас в основном школы тяготеют к тому, чтобы конкретный школьный психолог внедрялся в ситуацию, жил ее проблемами и понимал особенности коллектива, педагогических задач, детские проблемы.
Если же мы перейдем к режиму работы через ПМС-центры, тогда, наверное, и не надо определять роль школьного психолога, потому что это будет что-нибудь другое.

Анатолий Берштейн. Тогда получается, что до тех пор, пока не определена эта самая роль, единственно разумная стратегия– встраиваться в ту концепцию, которая существует в конкретной школе. Нет психолога вообще, а есть специалист под определенные педагогические задачи. Так?
Давайте дадим слово директору.

Леонид Наумов. Когда я прихожу в школу как педагог-предметник или педагог-воспитатель, понятно, что я корректирую свою работу с деятельностью администрации и других учителей. Это естественно. Но я никогда не говорю: определите мне социальную миссию, и я буду делать то, что вы мне скажете. У меня есть собственное видение. По большому счету учитель тем и отличается от неучителя, что у него есть некоторое ощущение того, зачем он пришел в класс. Не важно, как он определяет, зачем он учит детей, например, математике. Одни думают, чтобы дети поступали в вузы, другие – что математика приводит мозги в порядок… Учитель не может существовать без понимания, что у него есть некоторая миссия.
В этом смысле психолог сам должен сначала понять свою миссию.
Я согласен, что действительно все это надо корректировать на общем уровне. Но в разных школах эта миссия все равно будет разная.
Теперь завершающий сюжет, касающийся того, как это может быть. В школе я не слышал ни разу о ситуации, при которой психологическая служба в целом или психологи, в частности, могут быть эффективны и успешны без интеграции в реальный учебно-воспитательный процесс. Я в это не верю, я не видел. И задача директора заключается как раз в том, чтобы найти для психолога конкретную нишу в учебно-воспитательном процессе. А соответственно и найти таких психологов.
Мы говорим не о концепции школы вообще. Мы говорим: у нас есть ниша в учебно-воспитательном процессе. В каждом коллективе она своя. Это урок, занятие, это что-то реально происходящее.

Михаил Левит. На мой взгляд, роль психолога в школе определяется так: на государственном уровне есть некий запрос, который я обозначу, как я его вижу, а школа этот запрос разворачивает под себя.
Чем отличается нынешняя ситуация от советской? Сегодня в образовании множатся риски, которые неустранимы. Когда мы говорим, что у большинства детей есть проблемы со здоровьем, это означает, что они совершенно другие по сравнению с теми, которые были 20 лет назад. Если мы говорим о том, что одни дети одаренные, другие девиантные, третьи деликвентные и т.д., это значит, что мы объективно поставлены в условия, когда дети разные. И следовательно, говорить о том, что учитель работает с классом, означает “сапоги всмятку”.
Я думаю, что отличие сегодняшнего дня, когда рискогенность очень высока, и того, который был 30–50 лет назад, настолько принципиально, что позволяет сказать: действительно в школе нужен кто-то – может быть, не обязательно психолог, – кто будет эти риски страховать специально, потому что учитель не может и не призван заниматься рискологией.
А вот задача психолога состоит как раз в страховании рисков. Его назначение – соединение этой цели со школьными ценностями.
Тогда мне как учителю необходимы будут от психолога определенные указания. Например, я хотел бы знать, какую предметную методику я должен выписать каждому ребенку. От психологов и медиков я должен знать, какая у этого ребенка скорость реакции. Сколько времени я должен ждать, пока он мне ответит на вопрос. Я должен знать, как у него работают полушария. Какой канал восприятия у него ведущий? Где он должен сидеть? Я должен понимать, каким голосом с ним разговаривать. Какой у него темперамент?..
На самом деле многие из этих вещей я интуитивно чувствую, но многие хотел бы получить от психологической службы. И уже на этом основании строить дидактику по отношению к ученикам.
Теперь – чего бы я не хотел, чтобы делали психологи? Я бы не хотел, чтобы они залезали в мое профессиональное поле, чтобы они выступали той самой мамой, которая встревает между мужем и женой, то есть между учителем и учеником. Есть ситуации, когда мы общаемся один на один. И посторонние здесь не нужны.
А кроме того, мне надо, чтобы те люди, которые профессионально занимаются развитием детей, помогли мне развить задатки ребенка.
Вот что я хочу и чего не хочу от психолога. А он пусть то же самое скажет мне – что ему от меня надо. И я буду это делать, если мы договоримся. В конечном итоге наше полезное взаимодействие – это вопрос договора.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"