ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N45 
GENIO LOCI 

Нимфы, русалки, янтарь

Неприятность в жизни скульптора Германа Брахерта обернулась, как ни странно, редкостной удачей для городов Георгенсвальде и Раушена. Пацифист Брахерт, подписавший воззвание против строительства нового броненосца, да к тому же – о ужас! – предпочитавший ваять вовсе не мускулистых солдат и рабочих, а сказочных нимф и русалок, вынужден был покинуть Кенигсберг. Скульптор решает поселиться в тихом и укромном Георгенсвальде, расположенном в километре от курортного Раушена.

Герман Брахерт родился в 1890 году в городе Штутгарте, в семье простого столяра Альфреда Брахерта.
И только в возрасте двадцати девяти лет, будучи состоявшимся мастером, он переехал в Восточную Пруссию.
Этот переезд пришелся весьма кстати. Архитектор Дитрих Зломке вспоминал о своем друге Брахерте: “Для скульптора самым плодотворным было время, проведенное в Восточной Пруссии. Об этом он написал в своей книге. Свыше 20 своих крупных работ он создал именно здесь. Нигде он не черпал столько вдохновения, как на этой земле. Дело в том, что большинство зданий в этих местах было построено после Первой мировой войны, так что творческому человеку было где развернуться”.
Тот же Зломке рассказывал о личностных качествах скульптора: “Встречи и беседы с даровитым художником и таким любезным и мудрым человеком Германом Брахертом, который меня встречал, как отец, для меня незабвенны”.
Поначалу Брахерт жил в столичном Кенигсберге. Лепил и ваял, занимался чеканкой, резьбой, гравировкой по золоту. Был преподавателем Школы искусств и ремесел, консультантом Кенигсбергской государственной янтарной мануфактуры. Сделал фигуру рабочего для Дома техники, статуи для университетских интерьеров, оформил парадные двери Финансового управления, украшал Катушечную фабрику и Гранд-отель в курортном Сопоте (в то время также относящемся к Восточной Пруссии).
И в 1933 году – запрет властей на преподавание и даже профессиональную деятельность.
К счастью, эта мера распространялась лишь на Кенигсберг. Брахерт с супругой Мией (уроженкой города Санкт-Петербурга, проживавшей в доме № 33 по Среднему проспекту Васильевского острова) едет в Георгенсвальде.
Мие очень нравился их новый домик: “Наш дом в Георгенсвальде перестраивается. Это означает, что снаружи он остается скромным, но внутри, когда он будет готов, это уже не обычный летний домик. Стены выложены стекловатой, а поверх нее белые плиты. Наверху в мансарде появились две маленькие симпатичные спальни со встроенными шкафами и кроватями. Имеется и умывальник с проточной водой. Но самое прекрасное – это центральное отопление с топкой в кухне, обогревающей весь дом. Я была совершенно очарована, когда увидела дом в первый раз уже перестроенным. Он стоит чистый, отделанный со вкусом и ждет нашего приезда. В доме немного гармонирующей с ним мебели”.
Под стать было и окружение: “Скоро наступит весна. Из-под земли уже показались подснежники. Сосны-великаны в саду невозмутимо смотрят на них. Красный бук еще без листьев дружески шевелит своими ветвями, и зайцы, которые зимой у нас прекрасно себя чувствовали, снова возвращаются в лес Варникен. Увидим ли мы еще лань, доверчиво стоящую у забора в ожидании корма? А белочки в толстом сером зимнем одеянии остаются у нас, и Траут гоняется за ними, издавая радостные крики”.
Здесь, вдали от политических страстей, скульптор был волен выбирать для себя темы без оглядки на идеологию. Рабочие остались в прошлом. Их заменили новые “герои” – “Пигмалион”, “Утренняя заря”, “Три девушки с янтарем”, “Нимфа”, “Рыбак и русалка”, “Несущая воду”.
Последняя особенно прославилась. Более известная как “Девушка с кувшином”, она украсила собой лиственничный парк и сделалась одним из символов города Раушена.
В 1944 году – новое бегство. Брахерт переезжает в родной Штутгарт, где в скором времени становится первым послевоенным ректором Академии художеств.
Романтичность отца унаследовал сын. Будучи всего пятнадцати лет от роду, Томас стоял на улочке города Раушена перед мольбертом и писал симпатичную виллу. К нему подошла девочка лет четырнадцати и стала молча смотреть на работу. Томас не выдержал и произнес:
– Вам нравится моя вилла?
– Нравится, – просто ответила девочка.
Девочку звали Ингебург. Она и Томас быстро подружились. Но когда советские войска заняли Пруссию, Герман Брахерт отозвал своего сына в глубь Германии. Однако Ингебург все еще оставалась в оккупированном Раушене, и, чтобы повидаться со своей юной возлюбленной, мальчик пересекал линию фронта.
Правда, вскоре Ингебург и ее мать через Пиллау выбрались из Пруссии, и на этом трогательная и по большому счету героическая история этой любви закончилась.
Кстати, к нашим соотечественникам Томас еще в войну испытывал теплые чувства. Он писал: “С русскими военнопленными я встретился только раз. Это было в Раушене, перед нашей школой они занимались уличными работами.
Возможно, когда они были распределены на работу по крестьянским хозяйствам, не было так плохо. Но эти работающие пленные были голодны. Один зашел во двор школы, прося хлеба, я дал ему свой хлеб. Я потом наблюдал, как он делил хлеб со своими товарищами. Каждый получил маленький кусочек! Это событие меня впечатлило, ведь люди были с обычными симпатичными лицами, которые не подходили к официальной пропаганде, по которой мы имели дело с недочеловеками.
А в 1993 году в бывшем Георгенсвальде, а ныне поселке Отрадном, на нынешней улице Токарева, бывшей Гаузупштрассе, открылся музей. Кстати, в его создании принимал участие сын скульптора, тот самый Томас. Он подарил несколько работ и написал проникновенное послание: “Я считаю честью для себя в качестве привета и в знак союза передать вам три скульптуры своего отца, отливки 20-х годов – “Идущую девочку” и женский портрет. Они считаются лучшими из созданных им. И отливку маленького бюста моей сестры Траут, который был укреплен у входной двери... Как бы радовались мои родители открытию музея – маленького рая, этого тихого оазиса, где даже цветы в саду были подобраны с художественным вкусом”.
Содействовал, как мог, и Дитрих Зломке: “Для меня было долгом чести после того, как я в Германии уже провел пять выставок, посвященных Брахерту, помочь здесь, в Георгенсвальде, создавать музей”.
Зломке возил через границу каталоги, фотографии и прочие вещественные памятники, ставшие здесь частью экспозиции. Экспозиции российского музея, посвященного немецкому ваятелю, жившему здесь, на территории, считавшейся в то время вражеской. И таким образом выходит, что Музей Германа Брахерта – не рядовой мемориальный домик, а еще и символ гуманизма, заступившего на смену идеологического противостояния СССР и ФРГ.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"