ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N45
ПРОГУЛКА 

Пеший вояж по Светлой горе

К Светлогорску с трудом применимо простое понятие “улица”. Город не подчиняется линейным законам. Пляжи, парки, набережные, площадки, променады, спуски к морю, площади, уставленные деревянными столами и скамейками, овраги, тропинки, громаднейшие санаторные комплексы и лужайки при мини-отельчиках – вот он каков, Светлогорск. Здесь нет простых прямоугольных городских кварталов, заключенных между параллелями и перпендикулярами асфальтовых дорог. Нет, не было и, надо думать, никогда не будет.
Тем не менее три главные улицы здесь все же можно разглядеть. Пусть и с трудом.

Маршрут 1 – “Улица Ленина”, маршрут 2 – “Октябрьская улица” и маршрут 3 – “Калининградский проспект”.

Пирс Охотничий домик Дюна Дом Кете Кольвиц Общественное здание Кирха

Улица Ленина

Самая популярная улица города по сей день носит имя Владимира Ильича Ленина. Что же, светлогорский обыватель свято почитает память этого товарища? Ни в коей мере. Просто ему нет дела до подобных мелочей. Ну, Ленина и Ленина. Что же, теперь у мэрии митинговать? Нет, не дождетесь.
А природа популярности улицы Ленина проста – она идет над главным пляжем.
Пляж – самое привлекательное место на любом курорте. Светлогорск конечно же не исключение. И не только в купальный сезон – даже в снежную зиму по берегу моря гуляют степенные люди в пальто. Смотрят на волны, дышат морским воздухом, закусывают и прицениваются к янтарным бусам.
Впрочем, в Светлогорске не бывает снежных зим.
Кстати, довоенный светлогорский пляж довольно сильно отличался от сегодняшнего. Во-первых, он был шире. Во-вторых, здесь все было из дерева – пирс, променад, различные увеселительные заведения. И в-третьих, на песке стояло множество забавных деревянных же корзинок. В нижнюю часть добропорядочные бюргеры укладывали свои полосатые брюки и рубашки с открытыми воротами. В верхней же части размещались сами – крыша над корзинкой защищала их от солнца.
Купален было три – мужская, женская и общая, семейная. Купались в специально отведенные часы – с восьми утра до часу дня и вечером – с пятнадцати до восемнадцати. А с пятнадцати и до шестнадцати купаться разрешалось и обслуживающему персоналу.
Господа курортники следили за своим здоровьем, избегали самого активного “вредного” солнца.
Атмосфера была чопорной и респектабельной. Купание, лежание под солнцем и сидение в корзинке. Все. Никаких там пляжных волейболов и иных спортивных игр – все это позволялось рядышком, на ипподроме. Здесь же осуждалось даже пение и громкий разговор. Разве что непослушные мальчишки нарушали эту пляжную идиллию – вооружались прохудившимися мячиками из резины, прятались под пирсом и оттуда брызгали в прогуливающихся бюргеров морской водой.
Девочки не хулиганили. Они старались походить на своих мам – добропорядочных, немного скучноватых фрау. Иной раз перебарщивали. Случалось, что какую-нибудь маленькую фройляйн родители пошлют за устрицами (а в то время балтийские устрицы были весьма популярны), а она спустя минут пятнадцать радостно притащит золоченую тарелку всего-навсего с тремя или же четырьмя морскими гадами.
– Где же остальное? – спросят удивленные родители.
– Взяли в залог за тарелку, – ответит девчушка.
Тут только до родителей дойдет, что их золотокудрый отпрыск был не в обычной устричной палаточке, а в дорогущем и роскошном ресторане.
Вечерами же устраивали красочные шоу. Г.Мушлин вспоминал о них: “Иллюминация на береговом обрыве – как правило, совмещенная с фейерверком – привлекала наряду с проживающими в городе курортниками значительное число кенигсбержцев. Земландская железная дорога доставляла множество любителей зрелищ еще с утра. Приобретая дешевые билеты выходного дня, они успевали и позагорать, и искупаться. Вечером же спускались по серпантинному спуску или по канатной дороге, не забыв предварительно бросить взгляд с обрыва на морскую синь – неписаное правило гостей курорта. Далеко на западе, на узенькой, выдающейся в море полоске суши, приветственно светились огоньки Брюстерорта (маяка. – А.М.). В музыкальном павильоне на променаде выступала военная капелла, легко одетые загорелые люди широкими рядами прогуливались туда и сюда, погруженные в беседу или внимающие музыке. На мостике собирались непринужденными группами или, перегнувшись через перила, следили за набегающими волнами.
Длинной вереницей сидели отдыхающие на скамье, тянувшейся вдоль всего променада графа Кайзерлинка, предаваясь блаженному созерцанию и ожиданию темноты, так как зенитом вечера должна была стать иллюминация на береговом обрыве. Она включалась разом, некоторое время спустя после захода солнца. Обширным кольцом... сверкали разноцветные огни. К морю до променада спускались гирляндами замкнутые светящиеся цепи. Повсюду раздавались изумленные ахи и охи, народ останавливался, восхищаясь преображенным цветными огнями ландшафтом. С уважением отзывались зрители о сложной работе по установке многочисленных ламп на обрывах и вершинах деревьев. На море безмятежно покачивались рыбацкие лодки, тоже украшенные лампионами. Все ждали пика вечерней программы: фейерверка”.
Впрочем, сам фейерверк был удовольствием сомнительным: “С наступлением полной темноты гуляние постепенно прекращалось. Публика собиралась или на Вершине Венеры, или на пляже, в зависимости от места проведения фейерверка. Иллюминация и гирлянды выключались, и это служило знаком для первого залпа – было видно, как пиротехники со своими факелами, как светлячки, взбирались на специальные мачты и ракетные батареи. “Солнечные кольца”, взлетающие кверху крутящиеся “кометы”, “водопад”, “золотой дождь” и многие другие пиротехнические трюки производили неизгладимое зрительное и слуховое впечатление. В довершение всего звучала обязательная ракетная канонада, в воздухе и на земле поднимался сущий ад: несмолкаемый треск сопровождался вспышками огня и сильным дымом. Многократное эхо раздавалось над морем. Наградой пиротехникам были бурные, продолжительные аплодисменты. Затем иллюминация включалась вновь, и все отправлялись на концерт в музыкальный павильон на пляже”.
После войны пляж стал совсем другим, гораздо более демократичным. Купаться стали не по расписанию, а как кому удобно. Были сняты и ограничения для уборщиц и официантов. Одно время, когда не было еще вместительных многоэтажных санаториев, пансионатов и гостиниц, здесь вообще царила полная анархия. Путеводитель сообщал: “Кроме реконструкции существующих здравниц и строительства новых, а также строительства пансионатов... предполагается создание условий для приезжающих отдыхать без путевок, так называемых “дикарей”. Пока для них на берегу моря летом раскидывается палаточный городок. Там можно получить напрокат палатку, раскладушку и постель, есть где поставить машину. Для непритязательных путешественников это неплохая возможность провести неделю-другую на взморье. За лето в палаточном городке отдыхают около семи тысяч человек”.
Со временем, однако, ситуация наладилась – возникли новые пансионаты и гостиницы, к тому же активизировался “частный сектор”.
Неподалеку от пляжа находится памятник архитектуры – дом архитектора Геринга, выстроенный в 1926 году. По сей день тот дом овеян слухами – якобы на самом деле это был тот самый Герман Геринг из фашистского правительства, и никакие архитекторы здесь ни при чем. Другие говорят, что Герман Геринг, собственно, и был тем самым архитектором – по первой-то своей профессии.
В действительности Герман Геринг был не архитектором, а летчиком, дом же принадлежал его однофамильцу. Неудивительно, ведь в Раушен стремилась в основном интеллигенция – здесь отдыхали Эрнст Теодор Амадей Гофман, Рихард Вагнер, Томас Манн, а также множество других творческих личностей и профессора из Альбертины, университета в Кенигсберге.
Неподалеку, на улице Ленина, дом № 31, прекрасный “Охотничий домик”. Он был выстроен все тем же Герингом для его очаровательной возлюбленной. Кто она была? Увы, нам не дано об этом знать. Вероятнее всего, типичной прусской женщиной – высокой, статной и светловолосой, с серыми глазами и прозрачной кожей с мраморным отливом. Ведь пруссачки не были похожи на обычных немок – все-таки они жили на Балтике.
А за этим памятником – “Дюна”, первая в Раушене крупная курортная гостиница.
На противоположной стороне улицы Ленина, несколько в глубине квартала, – дом, в котором останавливалась Кете Кольвиц, знаменитая немецкая художница. Судьба ее была трагичной. Еще с детства Кете искренне симпатизировала нашим соотечественникам. Она писала в “Дневниках” о своем кенигсбергском детстве: “Мы знали, где причаливали витинненские баржи, нагруженные зерном, и знали йимексов, сопровождавших эти судна: они одевались в овечьи тулупы и плетеные лапти. Это были добрые люди, русские и литовцы. По вечерам на своих баржах они играли на гармошках и танцевали под эту музыку”.
Неудивительно, что Кете помогала голодающим Поволжья. И еще более закономерно, что Поволжье ей аукнулось в войну – Кете была обвинена в симпатиях к Советскому Союзу.
На светлогорском же особнячке висит мемориальная доска: “В этом доме прошли счастливые дни юности знаменитого немецкого скульптора и графика Кете Кольвиц (1867–1945), гостившей у своего деда, известного теолога Юлиуса Руппа (1809–1884)”.
Рупп был первым председателем евангелической общины Раушена, пользовался у горожан бескрайним уважением. И время, проведенное у дедушки молоденькой девушкой Кете, видимо, и впрямь было счастливым.
На пересечении с улицей Октябрьской находится своего рода общественный центр Светлогорска. Это клуб крупнейшего в городе санатория – Военного. Летом на площади рядышком с клубом ставят деревянные столы и незамысловатые скамейки, и курортники здесь пьют вино, закусывают и танцуют вплоть до поздней ночи, а когда погода позволяет, и до раннего утра.
А за Октябрьской – симпатичный домик (№ 10), так называемое Общественное здание. Несмотря на пафосное наименование, назначение подобных зданий было очень даже прозаичным – нечто наподобие советских домов быта.
Дальше – достопримечательность печальная – часовня, выстроенная в память о погибших детях. Свернув же за часовней вправо, можно прогуляться до городской кирхи, ныне обращенной в православный храм. Некогда возле нее прогуливался строгий пастор, а ребята из соседней школы глядели на нее и, по-приятельски обнявшись, пели модную в то время романтическую песенку:

Утренняя звезда!
Утренняя звезда!
Освети мою раннюю смерть!
Скоро зазвучат трубы,
Должен я оставить жизнь свою,
Я и другой парень.

Кстати, интерьеры кирхи выполнил все тот же архитектор Геринг. Очень уж он полюбил ставший, по сути, родным город Раушен.

Октябрьская улица

Октябрьская улица Книжный магазин “Блинная “ Водонапорная башня Сфинкс Рыбак

Октябрьская улица – самая важная в городе. Она не слишком велика, однако же именно здесь находятся самые красивые в городе здания, здесь больше всего кафе и ресторанов, здесь находятся различные общественные учреждения и книжный магазин. Если улица Ленина многолюдна при солнечном дне, то Октябрьская – ближе к вечеру.
Она берет начало от крутого спуска к морю и выводит к “Блинной”, или к “Блинке”, как ее зовут местные жители. Это одно из первых в городе кафе, где до сих пор варят прекрасный ягодный компот и делают довольно аппетитные блины. Правда, те же старожилы утверждают, что блины уже не те, а вот оладушки с изюмом вообще исчезли из меню. Но возможность посидеть за летним столиком (здесь принято даже зимой как можно больше времени бывать на свежем воздухе) с видом на главный символ Светлогорска – старую водонапорную башню – и при этом получить рублей за сорок-пятьдесят полный обед все равно кажется довольно привлекательной.
Башня же была построена в 1908 году и уже при советской власти приобрела солнечные часы работы скульптора Фролова – редчайший случай, когда поздние усовершенствования не портят памятник, а делают его еще более убедительным. Кстати, это непростая водокачка – с самого начала при водонапорной башне оборудовали помещения для грязевого, светового, электрического и других видов лечения. Не говоря уже о ваннах – углекислых и морских, а также всяческих полезных душах.
Недалеко от башни – маленькие сфинксы, открывающие вход в старинный Лиственничный парк. А дальше – череда немецких аккуратненьких домишек, в каждом из которых протекает бурная культурная и развлекательная жизнь.
Заканчивается же улица довольно скромным домиком с фигуркой рыбака. Говорят, этот рыбак – некая аллегория к какой-то романтической немецкой сказке, и стоял он раньше на почетном месте в Лиственничном парке. Но не стоит верить этим байкам – просто так в старом Раушене украшали дома. А в парке и без рыбака хватало всевозможных интересностей.

Калининградский проспект

Калининградский проспект Братская могила Пожарная команда Магазин “Шпик” Автобусная остановка Руины

Нынешний центр светлогорской жизни – променад, улица Ленина, Октябрьская улица. Именно там сосредоточены увеселения и магазинчики, именно там фланируют компании курортников. Даже не верится, что еще два столетия назад здесь была необжитая песчаная дюна. А городская жизнь бурлила вокруг современного Тихого озера, протянувшегося вдоль Калининградского проспекта.
В одном стареньком путеводителе по Светлогорску значится: “Первая остановка автобуса в городе у озера. Это озеро Тихое. Вековые липы и ольхи отражаются в спокойной воде. По ту сторону озера – огромный лесопарк, защищающий от ветра, дающий тень и прохладу в жаркие дни. Летом озеро – одно из любимых мест, где проводят время отдыхающие. На берегу в тени деревьев сидят люди, пришедшие полюбоваться озером. Здесь и любители лодочных прогулок, и, конечно, неизбежные рыболовы. Эти не забывают озера даже зимой. На запорошенном льду всегда можно увидеть фигуры рыбаков, сидящих над лунками. А вокруг каждого – свита болельщиков, мальчишек и взрослых. Сколько ликования, восторгов и воспоминаний вызывает любая выброшенная из воды рыба, будь то линь, щука, окунь. Особенно радостно, если на крючок попадется лучший из обитателей озера – угорь. Скользкий и увертливый, он всячески старается выскользнуть из рук, и зачастую рыболов, не знакомый с этой рыбой, уже сняв с крючка, упускает ее, к великой своей досаде”.
Конечно же на Тихом озере случаются всякого рода перемены. Лодочная станция откроется – лодочная станция закроется. Скамеечек убавится – скамеечек прибавится. Но спокойная, даже идиллическая атмосфера здесь всегда.
Именно отсюда начал развиваться Раушен – курорт. Здесь находились первая в городе мельница и, разумеется, первый трактир. Здесь стояли утлые домишки рыбаков, напоминающие хаты украинского крестьянства. Рыбаки ловили рыбу здесь же, в Тихом озере (в то время оно называлось прозаичнее – Мельничный пруд). Первые отдыхающие останавливались в этих самых домиках. Дышали морским воздухом, гуляли, пили пиво и судачили на всяческие обывательские темы.
Впрочем, курорт развивался неспешно. Одна из основных причин – паршивые дороги и отсутствие деревьев. Без деревьев не было и тени – солнце соответственно слепило лошадей. А настоящий прусс не мог такого допустить. Лошадь для него была почти предметом культового поклонения. Сами они шутили о своих пристрастиях: “…лошади, лошади, лошади, лошади, дети, лошади, лошади, лошади, жена”. Но когда у прусского крестьянина заболевала лошадь, ему становилось не до шуток. Он даже ночевал в конюшне, пока лошадь не поправится.
Все изменилось в 1840 году, когда здесь побывал король Фридрих Вильгельм IV. Он распорядился о деревьях, о дорогах и о прочей городской инфраструктуре. Именно по его указу Мельничный пруд был засажен соснами. Говорят, что некоторое время иностранным морякам было запрещено причаливать к здешнему берегу без своеобразной пошлины – саженцев экзотических деревьев.
А уже в 1841 году вышел первый номер газеты “Гостеприимный раушенец”. Город стал курортным. Окончательно. Бесповоротно.
Даже в двадцатом веке, когда центр Раушена был перенесен на Дюну, здесь устраивали всевозможные увеселительные шоу. Об одном из них писал Г.Мушлин: “Незабываемы “Восточные ночи” на Мельничном пруду, которые устраивались с помощью иллюминации и фейерверков. На спокойной водной глади отражались длинные цепочки огней, лампионов и висячих гирлянд. Под вековыми липами между плотиной и мельницей играл оркестр, а однажды он даже помещался на плоту, который плавал по пруду, влекомый ярко освещенными гондолами.
Вереница школьников с факелами и лампионами передвигалась вдоль лесного берега пруда, извиваясь, как ги-
гантская огненная змея. Загорался искрящийся красный бенгальский огонь, многократно отражаясь в воде, – рукотворное чудо, напоминающее сказки “Тысячи и одной ночи”.
Зрители стояли плотной стеной вдоль старой Дорфштрассе. Фейерверк на пруду, который устраивался на опушке леса между плотиной и санной трассой, имел по сравнению с обычными особую прелесть – он был акустически слабее, что соответствовало вечерней романтике местности. Вспышки ракет, “золотой дождь” и разно-
цветные звезды всех видов видны были сразу дважды: в воздухе и в зеркале пруда. Один раз пиротехники воспроизвели в небе силуэт огромного оленя, чей блистательный контур вызывал всеобщий бурный восторг. Когда кругосветное путешествие на дирижабле графа Цеппелина стало предметом ежедневного внимания, пиротехники составили такое изображение из элементов фейерверка, которое, зажегшись, поплыло над опушкой в виде дирижабля”.
Случилось так, что именно на берегах старого Мельничного пруда в 1945 году произошли бои между советскими и гитлеровскими войсками. Впрочем, фашистские воины не проявляли чудес героизма и большей частью предпочли сдаться в плен. Тем не менее не обошлось без погибших. Захоронили их в братской могиле – там же, рядышком с прудом.
А когда Раушен стал русским городом, Мельничный пруд приобрел новый статус – стал озером Тихим. Заодно получил “повышение” и Кошачий ручей – его переименовали в речку Светлогорску. Что ж, гулять так гулять.
Первое время озеро совсем не было тихим. Напротив, здесь располагался пионерский лагерь. Одна из его вожатых вспоминала: “Я ездила в Светлогорск. Здесь был пионерлагерь работников госучреждений имени Гайдара. Сначала ездила на все три смены, потому что там хоть кормили, да и дома болтаться незачем было. А потом, когда подросла, я туда ездила уже как комсомольский работник. Мы сами организовывали ребятню. Лет до пятнадцати я туда ездила. Там было очень интересно. Без конца проходили костры, концерты, литературные вечера. Наш лагерь занимал огромную площадь. От станции Светлогорск-1 и до спуска к озеру. У нас было много отрядов, видимо, больше десяти. Дома – немецкие, деревянные, легкие, красивые. Как только мы приезжали, начиналась подготовка к открытию лагеря. Это был большой костер и большой концерт. Родители приезжали. И все было подчинено этому: стихам, песням, хорам. Все заняты с утра до вечера безумно. Это был первый этап. Потом чуть-чуть время проходило, и начиналась подготовка к закрытию лагеря. То же самое: концерты, линейка и костер. И опять целые дни все это разучивалось, репетировалось, спевки и все такое. А в промежутке – библиотека, литературные вечера, спортивные соревнования, так что дети без дела не скучали”.
А на противоположной стороне Калининградского красуются, как и на Дюне, старые немецкие особнячки (и среди них пожарная команда), недорогие магазинчики (встречаются весьма забавные) и гипсовые статуи, которыми украшены даже обычные автобусные остановки.
Завершив же эту часть прогулки, можно прогуляться до Отрадного, где осмотреть музей Германа Брахерта или музей природы. А можно сесть в автобус и отправиться в поездку по Калининградской области. Там, кстати говоря, можно найти довольно живописные руины, непостижимым образом оставшиеся со времен войны.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"