ДОМАШНИЙ АРХИВ
ПИСЬМА ИЗ КЛАДОВА
Огонек на отшибе
Что видно с Ратаевской Горки?
Есть в наших краях такая деревня –
Ратаевская Горка. Наверное, когда-то в ней жили
трудолюбивые пахари – оратаи, былинные богатыри.
Сегодня же население этой большой и некогда
красивой деревни расслоилось, разделилось на три
почти равные части. Из сорока трех домов
восемнадцать пустеют на зиму, покидают свои
дачные дома горожане.
Вторая часть населения Горки – люди пришлые,
гонимые судьбой, не нашедшие счастья в родных
местах. Не все эти люди живут по законам
деревенского мира, их присутствие часто пугает
стариков, заставляет и в светлое время суток
держать дома на засовах, вздрагивать по ночам,
просыпаясь от стука, который просто почудился.
А третья часть – это остатки коренного
населения, которое родилось и выросло в Горке
(таких очень мало) или переселилось сюда перед
войной из затопляемой Рыбинским водохранилищем
зоны. Местное население звало их мормужанами,
хотя к селу Мормужино они имели лишь косвенное
отношение, были почти все родом из деревни
Марьино. Приехали молодые, сильные, красивые,
девушки носили длинные косы и, выходя в круг,
запевали всегда одну и ту же частушку:
Погляжу я в ту сторонку,
Заболит ретивое –
Раньше родина была,
Теперь вот море синее.
Эти люди вросли своими корнями в эту землю, любят
ее, считают своей родиной, здесь им доживать свои
дни.
С одной из жительниц этой деревни мы встретились.
Ее дом стоит на отшибе, на улице, именуемой
почему-то Притыкино, очевидно, потому, что она и
вправду приткнулась сбоку к главной улице.
Елизавета Семеновна Коробова – единственный
житель этой улицы.
Пятнадцатилетней девочкой привезли ее родители
в Ратаевскую Горку. Всего в семье было четверо
детей. Родители, Семен Федорович и Анастасия
Андреевна, начали обстраиваться на новом месте,
до войны оставался всего один год. А с первыми ее
залпами ушли на фронт отец и брат Михаил.
Войну и послевоенный голод семья пережила
относительно благополучно, спасали корова,
огород да огромное трудолюбие всей семьи. Особо о
воспитании детей родители не заботились, это
происходило как-то само собой.
Справляли зимой – Крещение, летом –
Владимирскую. Восьмого сентября был Обещанный
праздник – Адрианов день. На Масленицу
собирались на берегу реки, смотрели, как горит
большой костер, и пели. Пели и во время работы.
– Бывало, Настя запоет: «Где же ты был, наш черный
баран? На мельнице, на мельнице, наш милостливый
пан!..» А непонятно, о чем это она поет, и нам
весело и страшно.
Елизавета Семеновна рассказывает о нехитром
крестьянском житье, и такой стариной, такой
русской сказкой веет от ее рассказа.
– Щи варили, – продолжает она, – в глиняных
горшках, ставили в печь на целый день, мясо хорошо
упревало, а щи не прокисали до самого вечера.
Были в деревне свои мастера, которые шили шапки и
полушубки, катали валенки, шили кожаную обувку.
От тех далеких времен остались у Елизаветы
Семеновны тончайшей ручной работы льняные ткани;
даже не верится, что нитки напрядены вручную, что
лен на росах можно выбелить до такой
ослепительной свежести.
Домой мы возвращались по росяной траве, и каждая
росинка казалась нам драгоценной.
Катя ЛЬВОВА,
Саша ШТЫХИНА
и Валентина Павловна ГУСЕВА
д. Кладово,
Ярославская область
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|