Дети войны...
Триста граммов хлеба в день. Голос из черного диска репродуктора. Черно-желтые кресты на голубых крыльях бомбардировщиков.
Работа – непосильная, неподъемная. Грузить обрезки бревен в вагоны. Таскать воду – за ведро три копейки. Поднимать с пашни быков, плачущих от голода. Плакать вместе с ними, уговаривать подняться. И быть сильными. Для младших братишек, сестренок. Для мамы и отца.
Дети спасали воюющих на фронте. Кто знает, скольких солдат уберегла память о семье? Скольким помогла весточка из дома – письмо, посылка, ученический табель с отметками? Дети спасали своим ожиданием, любовью, надеждой. Просто тем, что были.

«Скоро разобьем врага. Целую. Твой папка»

Оно лежит у меня на ладони, письмо отца, написанное мне шестьдесят один год назад. Это последнее письмо с фронта, написанное моим отцом – гвардии капитаном Акиндином Ивановичем Шамонтьевым. Дата – двадцать первое июня сорок четвертого года. Не письмо – письмецо на маленьком листочке плотной бумаги. На обратной стороне – портрет отца, нарисованный кем-то из его друзей мне в подарок. А еще листочек – ведомость о моей успеваемости в школе. Мама хотела, чтобы отцу помогали на фронте мои хорошие оценки. Он благодарил меня за учебу, расписывался и посылал табель обратно.
“Возможно, мы еще с тобой встретимся. Целую. Твой папка” – наизусть знаю каждое слово письма и вспоминаю, что тогда, девятилетняя, я никак не могла понять, откуда это “возможно”. А через пятнадцать дней он погиб на залитой кровью белорусской земле, мой самый удивительный, самый невероятный, самый драгоценный папка. Это письмо – моя реликвия. Часто ловлю себя на том, что хочу ощутить на ладони этот плотный листочек бумаги. Как ладонь отца? Как единственное, что осталось мне от него? Так мало и так много...
Я помню эту черную дату – двадцать второе июня сорок первого года. Воскресный Плесецк, точнее, поселок Мехреньгский. Солнечно. Тепло. Отец возвратился из центра: война! Обмерла мама. Перепугались мы, дети. Отец взволнован: “Ну что ж... Повоюем!”. Здесь, в маленьком северном поселке, что каждый знал о стране? Что необъятна? Что она непобедима? С тем и уходили, с тем и провожали на фронт – ненадолго...»
Отец ушел одним из самых первых. Он был директором предприятия – готовым командиром. Четыре маленькие дочки в доме, тридцатилетняя жена-солдатка. Ему надо было победить и вернуться. Нам – жить и дождаться.
Мама работала продавцом в холодном ларечке. Сама топила печку, сама убирала, сама возила товар на санках. Продрогшая и голодная возвращалась она домой в восемь вечера – трудилась двенадцать часов, как все. Полкилограмма хлеба в день на рабочую карточку. Триста граммов на ребенка. Ах, эта волшебная карточка на хлеб – тридцать драгоценных квадратиков размером сантиметр на полтора! Она одна сберегала жизнь. Эти квадратики мы каждый вечер наклеивали на листы бумаги – для отчета маме. Не дай бог потерять хоть одну малявочку, хоть одного покупателя – пришлось бы отдавать свою пайку.
У каждого свое детство. Наше прошло трудно. Учились средне – слишком много было у детей недетских дел. Игрушки мастерили сами, сражались в лапту и шашки. И ждали, ждали, ждали последнего дня войны.
Отец писал часто. Отдельно – маме, отдельно – каждой дочери, кроме младшей крохи. О боях он писал скупо: “Освободили от фашистов большую территорию. Много встретили бед и ужасов в освобожденной нами Смоленской области”. Мама шептала: “У нас еще хорошо. У нас не стреляют. Наш дом цел”. Она ничего не просила для нас или для себя ни у судьбы, ни у Бога. Только для отца – чтобы вернулся!

Галина ШИРОКОВА,
Плесецк

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"