Поисковый отряд Осянина

Во втором классе его повели смотреть Бородинскую панораму. Перед мундиром он застыл. А потом у мамы спрашивает: “Где об этом прочесть можно?”
Ему ради шутки дали “Войну и мир”. Он прочел всю “войну” и нарисовал. Затем мама принесла изображения мундиров. Дед-ветеран сделал деревянный пулемет, который трещал при выстрелах.
Начальник отдела образования, где он работает инструктором, смеется: их жены работают в одном музее, обсуждают: “Что твой привез?” – “Два мешка литературы, зажигательные снаряды, металлолом”.
Чтобы что-то найти, надо копать, копать…
Может не купить себе одежду. Подарил сыну детскую военную энциклопедию, но это скорее, говорит его мама, он себе купил. Жена смирилась – не пьет, не гуляет. Дедушка ворчит: люди картошку копают, а ты едешь…
Владислава Осянина я встретил случайно. Была какая-то выставка в школе, там были его каски и снаряды, он стал объяснять, и в том, как он говорил, безошибочно угадывался искатель.
Есть два рода людей: одни думают, что все уже найдено. А другие ищут всю жизнь, копают… Зачем? Рационально не объяснимо.
Откуда у него появился интерес? Оба деда – ветераны Великой Отечественной. Среди этих разговоров он с детства. В школе увлекся историей. Поступил на истфак. Однажды шел сниматься с комсомольского учета, увидел объявление на столбе – набирается поисковая группа. Перед этим прошла передача по телевизору про местечко Мясной бор под Новгородом, где ведутся раскопки. Пришел, спросил: действительно можно съездить? Ему сказали: собирается поисковый отряд. И взяли…
Так он втянулся, стал ездить на раскопки. А когда начал работать в отделе образования, подумал: можно музей сделать – ведь из каждой поездки что-то привозишь.
Написал свой проект: “Военно-исторический клуб, музей и поисковый отряд”.
Священное правило музея – не трогать руками, а здесь можно. Это важно, особенно для детей. Когда берешь каску, автомат с места боя, совсем иное ощущение истории. А если еще сам съездил и пощупал, то отношение к Великой Отечественной меняется сильно.
Когда видишь, что здесь прошел бой и все так и брошено: патроны, человеческие останки.
“Надо просто посмотреть, – говорит Владислав, – всего один раз…”
А если, дай Бог, удастся найти капсулу с запиской, медальон и встретиться с родственниками, вот тогда понимаешь, что война не кончилась. Родственники, оказывается, все еще ждут весточки. Так бывают растроганы – особенно жены. Их, правда, сейчас мало осталось. Но когда люди уходили на войну, у них оставались дети. И они до сих пор живут. И внуки. Память никуда не исчезает.
Когда говорят, что погибли десятки миллионов, это ничего не объясняет. Но когда прослеживаешь судьбу отдельного человека, каким он был, откуда родом, какие у него были привычки, тогда рождается совсем другое, конкретное представление о войне.
“Сейчас в Мясном бору всех подняли, но есть много других мест, – говорит Владислав. – Под Ленинградом, на так называемом “невском пятачке”, во время блокады два года шли непрерывные бои. На небольшой территории погибло полмиллиона. Это по грубым прикидкам. Никто не подсчитывал”.
Какие находки произвели наибольшее впечатление?
“Была у меня такая находка под Мурманском. – сказал Осянин. – Нашел гильзу патрона, запечатанную деревяшкой, – импровизированный медальон. Человек положил туда записку, предчувствовал, что могут убить в этом болоте. Правда, бумага была полусгнившая, толком прочесть не удалось...”
Одно время было не модно вспоминать ленд-лиз – помощь Америки. А там, под Мурманском, наши очень часто лежали в красных кожаных (настоящая кожа – не кирза) американских ботинках на каучуковом каблуке. “Made in USA”, “Made in Canada”.
“Или в прошлом году в Волгограде, – вспоминает он, – раскапывая одни останки, обнаружил три бритвы – две опасные, одну безопасную, пачки лезвий, два зеркальца, причем одно от английской автомашины. Я понял, что этот человек был батальонным парикмахером. А рядом ребята нашли останки офицера. Старший лейтенант, летчик, петлицы с крылышками. И тут же – останки с металлическим медальоном, какие давали танкистам, чтобы не сгорали. Долго мы думали, почему здесь такое месиво? Парикмахеры, летчики, танкисты. А потом решили, что это было подразделение “с бору по сосенке”. Хватали кого попало – бросали на прорыв”.
Елабужские ребята нашли медальон с данными о человеке. Снизу приписано в спешке: если меня убьют, передай извещение отцу.
Спрашиваю: “Это ощущение “что убьют”, человек испытывал все время?”
“Наверное, – отвечает Осянин. – Там, под Новгородом, вообще было страшное месиво. Армия Власова окружена. Без припасов и еды. Они кору съедали с деревьев – ранняя весна стояла”.
Ребята в военно-историческом клубе – с четырнадцати-пятнадцати лет. Осянин обычно приходит в школу с лекцией, выставкой. Когда говорит, что есть возможность вступить в клуб, – двое-трое самых шустрых проявляют желание.
В поле едут человек десять. На голое, неподготовленное место они не отправляются. Загодя связываются с местными поисковиками, те исследуют участок – что здесь можно искать?
Методы поиска различаются от глубины. Миноискатель берет до двух метров. Как правило, останки лежат вместе с железом – каской, ложкой, котелком, – у солдата всегда что-то есть. Даже гвозди в сапоге звенят. Потом берут длинный “щуп”, втыкают в землю, и, если он зацепляется за предмет, почувствуешь. Не камень, не почва…
“Глубина залегания разная, – рассказывает Осянин. – От двадцати сантиметров до полутора метров. В Волгограде глубже, а под Ленинградом, где болота, сразу под дерном. Там бывают санитарные захоронения – когда всех стаскивали в воронки от авиабомб. Порой до ста человек в одном месте. Однажды нашли три воронки, солдаты там были в валенках, а к ногам привязаны провода. То ли трупы уже были в таком состоянии, то ли удобно – за провода тащить? И кто таскал – наши или немцы? Одно понятно – убиты они были зимой, а стаскивали весной”.
На раскопках человек начинает размышлять, что здесь происходило, и невольно представляет себя в этом месте. К концу поездки ребята уже набираются опыта, могут сами определить, что за предмет, чему служил, – это обучение истории не по картинке.
Бездарная патриотическая пропаганда только отталкивает от военной истории. Они противоположны друг другу. Как Быков и Астафьев – советской военной литературе.
“Несмотря на грязь, мерзость сталинских времен, – сказал Владислав, – Астафьев никогда не говорил – зачем я защищал Родину? Мой дед, как и Астафьев, осенью сорок второго был в учебных лагерях, потом попал на фронт, участвовал в форсировании Днепра. Когда я дал ему “Прокляты и убиты”, он сказал: как про меня написано…”
В каждой находке есть что-то, чего раньше не видел. Останки на войне говорят о жизни.
Девяносто пятый год, Карелия, рядом с Полярным кругом. У одного из солдат нашли медальон. В нем мало того что все данные о солдате, но еще характер человека. Записка в двух экземплярах, написана очень аккуратным почерком, скручена, поэтому хорошо сохранилась, и ниткой связана. Сразу видно, что за человек был. Он подробно, до деталей, расписал, что он из Ярославской области, жил там-то, было ему столько-то лет. Коренной, видно, крестьянин, аккуратный.
Рядом, в двухстах метрах, нашли котелок. Простой, алюминиевый солдатский котелок с ручной гравировкой: транспортир, крест-накрест карандаш и ручка и сверху расставлен циркуль. Вроде герба. И красивым почерком выгравировано: “Ковалев”. Видно, инженер был, сидел в части и на досуге изобразил. И что характерно, этот котелок берегли, из рук в руки переходил – на нем еще две фамилии нацарапаны.
Бывают находки и Первой мировой, и Гражданской.
“Только в нашем районе нашли пять-шесть видов штык-ножей – немецкие, австрийские, французские, даже японский есть. Как этот нож мог попасть к крестьянину во двор? – удивляется Осянин. – Интересно. Когда я в школе учился, нам никто об этом не рассказывал. Один экземпляр внушительных размеров, длинный такой штык с градуировкой 1879 года и фамилией мастера. Глянешь на него и задумаешься, как такая хреновина могла затеряться на наших просторах?”
Чем именно заниматься в военной истории, зависит от человека. Придет новый человек, ему будет интересна Петровская эпоха или Наполеоновские войны.
“Главное, чтобы разные люди объединились, – говорит Владислав, – поисковая экспедиция лишь часть, не каждому интересно разгребать кости. Иной раз с завистью смотришь – в галерее на нескольких метрах висит какой-нибудь “арт”. И больше ничего. Мне бы эту галерею, я бы такое насобирал…”

Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ
Республика Татарстан–Москва

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"