УРОКИ ГРАММАТИКИ

ЕГЭ уже сдают! Переживают, активно обсуждают. И каждый, кто связан со школой, напряженно всматривается в ЕГЭ-контроль: следует правильно уловить образовательный заказ.
В угоду новым приоритетам сегодня многие педагоги сознательно отказываются от важных для себя педагогических идей и под диктатом тестовых форм контроля перестраивают методику. Куда спокойнее и ироничнее ученики: "Ничего страшного, немного потренируемся и спляшем под эту дудочку". Простодушная реплика, а сколько точных вопросов скрывает! В самом деле, что это за дудочка? Кто на ней играет? И почему она нас гипнотизирует?
…Когда гамельнский Крысолов уводил из города детей, он наказывал жителей за неисполненное обещание. И первой бежала дочь бургомистра. Когда по зову ЕГЭ в школу приходит скупость, скаредность, сведение содержания урока к прожиточному минимуму теста, когда становится невозможным следование декларируемым ценностям образования, – из школы бегут прочь. Не только дочери бургомистра.

Зубрить правила – забывать речь
В школе важно, как ребенок расставляет запятые, а не как он говорит

Освоение нормативного языка напрямую связано с взрослением человека. Ограничения и правила – неизбывная принадлежность взрослого, серьезного мира. Заставляя ребенка зубрить десятки правил, запоминать номера орфограмм, писать и говорить правильно, школа готовит его к жизни в государстве, учит быть социальной единицей. К концу обучения школьник должен сдать ЕГЭ по этому «неродному» нормативному языку, в котором эти правила, ошибки и оценки существуют.
К чему человек готов? К тому, что пригодится в жизни: к заполнению бланков, написанию заявлений по образцу и постановке подписи. Однако не менее ценной является способность человека выражать свои мысли, понимать чужие – поддерживать диалог. А его родной язык, язык, на котором он думает, так и остался неразвитым. Школа только и занималась тем, что давала ребенку механизмы перевода мыслей с его личного языка на нормативный. Только к одиннадцатому классу оказалось, что переводить уже не с чего. Человек отвык свободно говорить о чем-то серьезном и важном лично для него.
Говорить и писать – вещи очень разные. Речь приходит к ребенку естественным путем, неосознанно. Умению читать и писать надо учиться. За прошедшие от начала письменности века устная речь довольно сильно разошлась с письменной, и одну и ту же мысль мы выражаем устно и письменно по-разному. Школа основной акцент делает на обучении именно письму: письменный текст легче проверить, письменные задания дети могут выполнять одновременно, да и аттестуется речевое развитие человека в письменной форме. Даже знание норм устной речи проверяется письменно! Парадокс: тесты, письменная работа определяют способность ученика… правильно говорить. Но школа не боится парадоксов. «Рисуют» дети запятые – пусть и ударения проставляют, пусть запоминают образы слов со сложной акцентуацией.
Введение тестов как средства проверки знаний и способностей очень показательно для сложившейся в системе образования ситуации. С точки зрения теста совершенно не важно, в каком слове ученик неправильно поставил ударение – в том, которое постоянно встречается в бытовом общении, или в редко используемом. Тест не видит разницы между жителем Дагестана и коренным москвичом. Он обращается к форме, а не к смыслу.
Но язык – не таблица умножения, его нельзя формализовать, развесив над его составляющими ярлычки «правильно» – «неправильно». Как и речь, язык динамичен, он непрерывно развивается, и то, что когда-то было общепринятым, правильным, через пару десятков лет может восприниматься как ошибка. Сколько бы баллов получил Пушкин, доведись ему выполнить тест по русскому языку? Подозреваю, что не много.

Язык развивается вместе с речью каждого носителя. Препятствуя развитию личной речи ученика, раскрепощению его мышления, мы совершаем насилие над тем, чему обязались служить, – над языком.
Идея обучить школьников грамотной (читай – правильной) русской речи претенциозна. Но для начала неплохо было бы привить школьникам интерес к живой речи как таковой, ведь что-что, а проявить интерес к личному слову ребенка учитель в состоянии. Через личное слово ребенок откроется языку, и язык, минуя ненужных посредников, подарит ему новые способы самовыражения, новые слова, новые грамматические просторы.
Пока же школа учит детей скорее молчать по-русски, чем говорить.
Система образования в нашей стране почему-то всегда была подневольна по отношению к науке. Возьмите в руки любой учебник русского языка, и вы обязательно обнаружите там противоречие. И если вы спросите «почему так?», то неизбежно придете к одному из изданий академической грамматики русского языка. Вопросы к ней неуместны: «Потому что!» – весомо отвечает академический гриф.
Конечно, какой-то стандарт необходим, иначе нельзя говорить о самом существовании русского языка. Понятно, что для научного разговора о каком-либо языке необходимо, чтобы этот язык имел свою грамматику, свой словарь и свой корпус текстов. Но мне непонятна и неприятна сама сложившаяся ситуация между нормой и тем, что нормализуется. Когда норма оказывается первична по отношению к языку.
А ведь задача языковой нормализации может состоять только в том, чтобы создавать модели реальной языковой деятельности, выявлять сложившиеся на данный момент языковые закономерности и приоритеты.
Принято считать, что современный русский язык начался с Пушкина. А где же сегодняшние творцы русского языка? Каковы их фамилии? По-моему, в самом лингвистически привилегированном положении находятся школьные учителя. Уж им-то точно известны фамилии авторов текстов, которые они читают в детских тетрадях! Не через них ли проходит передний край развития русского языка?

Михаил СЕМЕНОВ,
студент факультета
прикладной
лингвистики РГГУ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"