ТЕОРЕМА СОЦИУМА

Колонка редактора

Мы не коллективисты.
Во всяком случае в том, советском, смысле слова, который мы знаем с детства. Когда один за всех и все за одного. Когда плечом к плечу, и в горе, и в счастье вместе. Когда ради высокой цели…
Ну и так далее: смотри буквари, учебники по истории и родной литературе, стенограммы лекций о коллективизме (помните, на речном трамвайчике: туда – о дружбе, обратно – о любви…)
Сколько копий сломано вокруг этого нашего неоспоримого качества! Его прославляли, его проклинали, но до недавнего времени никто в нем не усомнился… Нет, неправда. Тезис об особенном, исконно российском коллективизме оспорен уже давно.
Революционер и народник, профессор химии, а потом добровольный сельский затворник Энгельгардт в знаменитых «Письмах из деревни» с удивлением заметил, что работать русский крестьянин всегда предпочитает в одиночку (в отличие от веселья, которое, как известно, есть питие, да еще некоторых дел, которые одному человеку просто не под силу). Но еще жестче описал нравы крестьянской общины, служащей идеологической опорой славянофильству, Глеб Успенский: взаимная зависть, недоверие, «пусть я окривею, но чтоб у тебя корова сдохла»…
А каким оказался на поверку коллективизм рабочих на заводах, когда его стали изучать независимые и достаточно проницательные наблюдатели (не то что этот американский профессор, который так и не понял, что ему демонстрировали образцово-показательные интернаты и школы). Наблюдатели, между прочим, тоже готовые к встрече с прославленным советским коллективизмом, очень удивились, обнаружив, что это «коллективизм взаимной безответственности», готовый мгновенно дать всходы взаимной подозрительности.
Да что там профессиональные наблюдатели! Мы с вами что, не знаем, как любят деревенские пропойцы работящих фермеров, особенно если те чего-то добиваются?
В общем, советский трудовой коллектив оказался весьма непрочной конструкцией: он треснул по швам при первой же серьезной проверке на прочность – проверке реформами. Покрывали друг друга, мяли бока добровольцам-ударникам, из-за которых всем могли пересмотреть нормы, дружно волынили в начале месяца, чтобы в конце квартала подзаработать на сверхурочных… А как только возникла угроза безработицы, тут же побросали друг друга на произвол мастеров, заводской администрации, никто ни за кого не вступался, каждый зубами держался за свое место. Что, неправда?
Вроде бы все то же самое, что и у австралийцев: круговая порука перед лицом начальства, нелюбовь к штрейкбрехерам, полиции нашего разлива… В пивнушку вместе сходить, «раздавить» поллитру на троих… Вроде бы то же, да не то.
Наш коллективизм искусственный, созданный ради удобства управления в условиях тоталитарного режима. И община искусственно сохранялась государством, потому что была выгодна власти своей круговой порукой. Большевики вырастили из этой круговой поруки миф о коллективе, воспитали на этом мифе поколения советских людей, научили их гордиться способностью кучно жить, горой стоять друг за друга и слушаться старших товарищей…
Стоп. Вот, может быть, в чем принципиальная разница между советским и австралийским коллективизмом. Там мужское содружество в принципе не приемлет никакой иерархии, никто не будет с нежным дружелюбием и заботой заглядывать в лица руководителей, а тем и в голову не придет что-то предписывать этому лихому товариществу…
Наш же советский коллектив – от детского сада до завода – был направлен на одно: создание удобной для власти структуры управления. А люди приспособились использовать этот же коллектив для собственных нужд. Получился своеобразный общественный договор: вы делаете вид, что нам платите, мы делаем вид, что работаем. Нужен план – давайте сверхурочные. Правда, когда заходила речь о чем-то более важном – о квартире, например, – каждый пытался договориться с начальством один на один. И тут уж шли в ход такие интриги, которые не снились простодушным австралийцам…
Я полагаю, что общественные нравы Третьего рейха были зеркальным отражением наших. Любой тоталитарный режим нуждается в коллективизме как средстве контроля
и пытается возвести его в ранг национальной добродетели и гражданской обязанности.
Но тоталитарный режим порождает и другое – товарищество сопротивления.
Не могу сказать, что я покорена австралийским мужским содружеством: мы из другой культуры, у нас свои способы нравственного самосохранения в трудных условиях. Вежбицка сказала: ключевое слово для русской культуры – дружба. Этого вполне достаточно.
А трудовой коллектив в самом деле не идеологическая выдумка. Он существует везде, где люди долгое время делают одно дело. Даже в индивидуалистической Америке, породившей, кстати, знаменитые «человеческие отношения» на работе, которые те же практичные американцы предложили использовать для повышения производительности труда, не делая из этого национального символа.

Ирина ПРУСС

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"