ПРИРОДА ШКОЛЫ

Что такое «рефлексивка»
Диалог психолога и педагога о жизни детского сознания

Поток сознания

Ирина Христосенко. На первый взгляд то, что пишут в своих «рефлексивках» младшие школьники, напоминает своего рода нерасчлененный поток сознания, в котором все происходит очень спонтанно и невыстроенно. Так, как это происходит в реальной жизни: состояния перетекают из одного в другое, мысли скачут с предмета на предмет.
Например, у Тани Левиковой (10 лет): «Ой, ручка упала, а мне неохота за ней лезть… Ладно, возьму другую. А эта сама себе назло пусть валяется под столом. Я потянулась к пеналу, но ручки там не оказалось. О нет, кошмар, она в портфеле, а туда лезть еще дальше. Придется наклониться под стол». Сюжет, казалось бы, абсолютно бытовой, ничего не значащий. А ведь это поток сознания, который она ничем не тормозит, не блокирует и все это выписывает, и это невероятно важно. И тут же буквально в следующем абзаце того же текста вдруг рождается яркий поэтический образ: «Я вышла на улицу и в полумраке увидела туманную оболочку сна». Получается, что самое бытовое и самое высокое в детском сознании как бы рядоположены, равнозначимы. И это чудесно по меньшей мере в двух смыслах. Во-первых, это знак того, насколько открыто сознание ребенка, когда всякие мелочи, которые происходят в его голове, получают право на обозначение в тексте. А во-вторых, это позволяет задуматься над тем, как в принципе устроено человеческое сознание и насколько в реальности относительно различие между так называемым важным и не важным.
Ольга Мягкова. У меня ощущение, что дети получают особое удовольствие от такого письма вот почему. Здесь ценностью оказывается не то, что, к примеру, ручка упала, а то, что можно ощутить себя человеком говорящим. Не просто пишущим, а говорящим и пишущим одновременно. И на такой мелочи они умудряются испробовать в письме разные интонации. Когда внутри текста возникает ирония, трагизм или лирические нотки… Они осваивают способность выражения разных состояний и разные возможности играть интонациями. Притом не имеет значения, на каком материале это случится. То же самое падение ручки может стать поводом для проявления ужаса, отчаяния и в то же время знаком какого-то состояния сибаритства. В какой-то момент уже все равно, чем именно это состояние вызвано. Просто наслаждаешься тем, что какую-то мелочь, оказывается, можно сделать значимой для своего состояния. Как под лупой, начинаешь эту мелочь рассматривать: оказывается, это то, что можно описать и получить удовольствие от того, что можно об этом написать. Получается, что про все можно рассказывать кому-то другому, и рассказывать интересно. И там очень много внутренних разговоров, много диалогов, когда дети начинают разговаривать с неожиданными собеседниками, когда у них появляется необычный адресат или слово. Когда, например, Диана начинает разговаривать с трамваем, который она догоняет, или с мыслями («я до вас доберусь!»), или с картошкой, или сама с собой...
И.Х. И через этот поток сознания ребенку его «обыкновенная» жизнь предстает как жизнь многоплановая и объемная. Когда самое простое оказывается сложным и существенным. Лично значимым. И мы можем ощутить ребенка в одновременной сложности и легкости его бытия.
О.М. Еще один момент. Недавно дедушка Тани Левиковой выразил некоторое недоумение, что Таня пишет слишком большие «рефлексивки», а ему это кажется избыточным. Мол, зачем так много о всякой ерунде. Но это уже дедушке надо помогать воспитывать зрение, способность видеть тонкие оттенки того, о чем ребенок пишет. Видеть, что эти семь страниц насыщены массой индивидуальных эмоциональных подробностей. И кратко эти эмоциональные подробности не опишешь…
И.Х. …особенно, если они значимы. Если они переживаются как события внутренние. Когда падение ручки под стол становится событием.
О.М. Одно дело – сделать внешние пометки каких-то событий. Совсем другое – начать разворачивать сверток своего отношения к этим событиям. И разворачивать его столько, сколько разворачивается.
И.Х. Конечно, при этом может возникать какая-то шаблонность, повторяемость. Яркое письмо и яркое состояние не могут быть постоянными. Но если ребенок поймал свое внутреннее состояние, текст станет легким и органичным.
Вот одна из «рефлексивок» Дианы (10 лет). Начинается с простой фиксации того, что она идет в школу: «Иду». Но уже следующее предложение: «Вдыхаю свежий и чистый воздух. Чувствую аромат приближающейся зимы»… И дальше: «Как долго я ждала этого момента, но почему-то именно сейчас мне грустно».
И так случается часто: начинается с чего-нибудь совершенно незначительного, простенького, а потом вдруг – бах! – и очень сильный образ. Например: «У нас кончилась перемена. Какая досада! Поиграть хочется. Урок под названием «рефлексивки». Мы читали «рефлексивки», и мне подчеркнули двенадцать очень хрупких золотых строчек. А за прошлую неделю мне подчеркнули тринадцать очень усердно устойчивых строчек…».
О.М. ...Абсолютно неожиданный образ...
И.Х. «…И все это равняется двадцати пяти усердно устойчивым строчкам».
Идет что-то вроде бы банальное, а потом раз – и мощный образ появляется. Все происходит как в жизни: течет жизнь простая и незамысловатая, а потом вдруг р-р-раз – и наступает какое-то озарение, какое-то яркое ее осмысление. Но разве можно вынуть это озарение из общего потока? Они живут своей очень слитной и естественной, ненатужной жизнью.

Палитра душевной жизни

О.М. Образ бусин, когда разные события, попадающие в поле зрения, нанизываются на какую-то нить, и их можно перебирать, и они могут оказываться разными-разными. Когда в одной «рефлексивке» и трагическое, и комическое, и лирическое… А еще, поскольку «рефлексивка» пишется по поводу целого дня, есть возможность отследить себя разного. В этом смысле исключается зацикленность на определенном состоянии. Ты можешь быть разным, предъявить палитру своих состояний в течение дня.
И.Х. Вот две коротенькие строчки: «И вот я в школе. Как долго я ждала этого момента, целую вечность. Ах, мои дорогие девчонки и мальчишки!»
Можно проводить разные тесты на отношение к школе, на взаимоотношения с одноклассниками, на желание-нежелание ребенка учиться. Можно использовать проективные тесты и методики, которые как бы не доверяют сознанию и предполагают, что истинные чувства и отношения проговариваются лишь тайным образом. Мол, сознание лжет, и мы до истинных мотивов поведения и состояний можем добраться только тайно, когда человек не отдает отчета в чем-то и тогда проговаривается. Ему дают, например, задание «нарисуй семью», но при этом озабочены лишь тем, как тот или иной штрих можно истолковать.
О.М. А я почему-то проективные тесты и методики всегда воспринимала именно как наиболее обращенные к человеку, создающие наиболее цельный образ человека.
И.Х. Для исследователя, может, и да. Но объективно-то эти методики означают крайнюю степень нашего недоверия к данным сознания. Мол, чтобы узнать, что происходит с человеком на самом деле, нужно его как бы обмануть, занять его сознание чем-то другим. И тогда он случайно проговорится, и мы его подлинную сущность бессознательную врасплох застанем и доберемся до нее. Вот и просят ребеночка: «Нарисуй-ка свой класс, школу или семью!» А сами думают: «Рисуй, рисуй, а мы тебя сейчас – р-р-раз и вычислим! Ну-ка, ну-ка что мы тут нарисовали в рисунке про школу? Ага, доску учебную не нарисовал! Значит, для тебя содержание урока незначимо! Ах, ты переменку нарисовал! Значит, у тебя учебная мотивация не развита! У тебя мотивация только на общение, на коммуникацию… Да у тебя проблемы, проблемы, дорогой друг!»
Но почему-то у меня гораздо больше доверия вот к этим строкам, которые я читаю в тетрадке со свободными «рефлексивками», где нет вымученности искусственных конструкций и где чувствуется подлинность интонаций. Это абсолютно сознательные строки, здесь нет бессознательного, которое следует вывести на чистую воду. Но это очень точные в диагностическом плане строки. Для меня эти две строчки абсолютно убедительно свидетельствуют о том, что ребенок школу принимает, что ему хочется в школу, что ему хочется встречаться с соучениками. Гораздо убедительнее, чем любые тесты. Тут ни грамма фальши. Это абсолютно чистая интонация, абсолютно искренняя. И когда это читаешь, становится хорошо, спокойно: нет лучшего свидетельства, что у ребенка все идет замечательно, все отлично.
Или вот, к примеру, Сашины тексты. У нее в «рефлексивках» с какого-то момента появился такой особый герой: ее «мысленки». Именно в таком, немножко ироническом и одновременно нежно-любящем ключе. Она эти свои «мысленки» уговаривает, она с ними как-то общается… Читаешь такой ее текст, и остро понимаешь, что это в каком-то смысле сигнал SOS, что здесь проблема, с которой нужно что-то делать. При том что ребенок отчетливо демонстрирует и принятие себя, и понимание того, что заявленная проблема неглобальна, что можно слегка отстраниться, поиронизировать над собой.
«Вот я пришла домой. Первым делом посмотрела на учебник по математике. Вначале было интересно, а потом голова начала раскалываться на кучу мелких-мелких кусочков. Слезы капают на тетрадь. «Ну, мысленочки, ну, пожалуйста, не плачьте, миленькие…» Я не могла найти для себя хорошенькую и неслезящуюся задачку. Хи. Ну ладно, не буду вас расстраивать. Пока». Длинная-длинная «рефлексивка» на пять страниц.
Но даже если текст вроде бы простой, мы через него ясно видим состояние ребенка, его проблемы. Однако с незапамятных времен сложилась установка на то, что доверять можно только языку опросников и тестов, а не собственному языку ребенка. Мол, это такой теленок неразумный, которого можно изучать только окольными, косвенными путями. А то, что он сам способен представить картину своего сознания, не укладывается в привычные психологические схемы.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"