ДОМАШНИЙ АРХИВ
ПОКЛОН
Бабушка горячая и бабушка Снежкова
О них вспоминает художница Джанна
Тутунджан
“Тутун” в переводе c армянского значит
“табак”. “Джан” – “хороший”. Тутунджан –
хороший табак.
Джанна Тутунджан родилась в 1931 году в Москве.
Отец – военный. Мать – филолог, литературовед.
В 1959 году Джанна окончила графический факультет
Московского художественного института им.
Сурикова. Вышла замуж за своего однокурсника
Николая Владимировича Баскакова. С 1962 года семья
художников живет в Вологде, а с весны по осень – в
деревне Сергиевской.
Первая Джаннина работа – “Дада – моя бабушка”
(1952 год) – хранится в Вологодской картинной
галерее.
– Когда я не знала, как люди появляются,
то думала так: я была в животе у мамы, мы с мамой
были в животе у бабушки Дады, а мы все в животе у
прабабушки. Как матрешки. Сколько себя помню, со
стены нашей комнаты глядел портрет прабабушки –
миниатюра художника ХIХ века. Когда мамы не стало
и наше московское гнездо нарушилось, я привезла к
себе прабабушкины вещи: портрет, молитвенник на
французском языке с золоченым корешком.
Спаситель вышит таким мелким крестиком...
Одна бабушка у меня была армянка горячая, а
другая – Снежкова. В какую я получилась? Это все
равно что спросить, что ты больше любишь – снег
или солнце. Снег, наверное, перевесил. Но в
северных-то людях мне больше всего нравится
тепло их.
Бабушка Лида была, как старик Болконский, –
такого типа человек. Хоть и Снежкова, а тоже
горячая. Она всю жизнь мечтала показать мне
имение своего отца – Никольское в Воронежской
области. У людей всегда есть что-нибудь, что они
мечтают сделать, но никогда не сделают... Ей
должно было исполниться восемьдесят, и тут я
вдруг подумала и купила нам билеты до этого
Никольского. Приехала и положила билеты бабушке
на стол. Она надела очки... и мы отправились.
Я ее предупредила: когда приедем, не размахивай
только руками, не показывай при всех – вот здесь
у меня было то-то и то-то... Неловко ведь. Приедем,
тихо-спокойно посмотрим, ладно? “Ах, оставь меня,
пожалуйста, учить! Я сама прекрасно знаю”.
И вот мы с ней с поезда сошли и идем по берегу реки
Воронеж. Она идет по лужку вся седая, ветер
развевает волосы, а навстречу – пионеры с
сачками и поют: “Родина! Что в мире дороже!”
Я иду позади, и у меня ком в горле. А она глухая –
была пианисткой и, как Бетховен, в тридцать пять
лет оглохла – не слышит, что дети поют.
Поворачивается ко мне: “Я не понимаю, ты что,
ревешь? В чем дело?.. Вот ты поди туда, к тому дубу,
там должна быть зарубка, я там отмечала Котю...”
Это значит своего сына, когда ему было десять лет.
Подошли к барскому дому. Пижамы, пилотки из газет,
костяшки домино стучат, общепитом пахнет – дом
отдыха, значит. В доме – ковровые дорожки,
медведь стоит, чучело. Посмотрели, я говорю:
“Пойдем обратно, а?..” Но тут кастелянша на нас
глаз положила, догоняет меня и спрашивает: “Кто
эта женщина с вами?” “Да просто так, – говорю, –
приезжая...” “Это не Лидия ли Николаевна?” –
“Она...” – “Так что же вы молчите! Ведь ее тут все
помнят! Пойдемте, мы вас чаем напоим!”
Потащили нас в столовую, а там собрались все
подавальщицы, у всех слезы на глазах. За бабушкой
пытаются ухаживать, а она сидит царственно. “Ах,
оставьте, пожалуйста...” Это ей какой-то шницель
подают.
Одна старуха пришла и в ноги: “Барыня, Лидия
Николаевна!”
«Вот кошмар-то!» – думаю я.
Старик подходит, меня спрашивает: “А вы кто же
будете? Молодая барыня?”
– Я-то? Я – пролетарий... Я внучка.
– Ох ваша бабушка была бойка! Бывало, придешь к
ней, скажешь: “Лидия Николаевна, пожар!” А она,
как сейчас помню, в розовом капотике – на лошадь
верхом и туда! И пожар потушен без всякой паники!
Когда мы уезжали, бабушке вот такие снопы сирени
принесли, и проводник в поезде спрашивает: “У вас
тут что, свадьба?”
– Ага, свадьба.
– А где невеста?
– Вот, – говорю и на бабушку показываю.
Некоторые вещи надо успевать делать вовремя. Я
вот успела две вещи: свозила бабушку в родные
края, а потом, когда она уже почти обезножила,
провезла ее по Волге. Она не выходила никуда с
корабля. Просто плыла.
* * *
В 1962 году мы с Колей поплыли и на Север. Мы только
поженились тогда. Пересаживались с парохода на
пароход, с больших на маленькие. Потом и вовсе на
плоту плыли. А с плотом как получилось. Я с
парохода смотрела на чайку, а Коля заметил это и
говорит: “Хочешь так же?” “Хочу!” Мы вышли на
берег, Коля собрал плот, и мы поплыли сами по себе.
Как-то задремала, потом просыпаюсь: вода плещет у
глаз и встает на берегу деревня. А у меня тогда
мечта была такая – побывать во всех странах,
перерисовать всех людей. Всю Россию хотела
пройти, до моря. Но вот как дошла до Сергиевской,
так поняла, что дальше идти не надо.
Записал
Дмитрий Шеваров
От редакции. Недавно пришло радостное известие о
том, что Джанне Таджатовне Тутунджан присвоено
звание народного художника России. Поздравляем!
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|