КНИГА ИМЕН 
ИМЕНА ЭОЙ СТРАНИЦЫ:
Леонид Нечаев (род. 1939)
Томас Гейнсборо (1727–1788) 

Времена солнца

О художнике, по облакам которого учились живописи французские импрессионисты

ПЕЙЗАЖ В СУФФОЛКЕ. ОКОЛО 1750 г.

Хотя это очень английские облака. В любом другом месте темно-серая туча означала бы скорый ливень, если не грозу, но в Англии темные облака – явление частое и, как правило, безобидное. Они медленно проплывают над страной, роняя сверкающие брызги дождя, и тут же сменяются голубизной – это то, что в английских метеосводках называют временами солнца. Все же ничто не делает пейзаж более английским, чем английские облака.
В прекрасном уголке одного из облачных пейзажей Восточной Англии – городок Садбери. К его коренным жителям принадлежали Гейнсборо, их род можно проследить чуть ли не за 200 лет до появления на свет Томаса, девятого ребенка в семье.
Дом Гейнсборо торговал сукнами, но, несмотря на свою предприимчивость, отец Тома обанкротился. Он не умел взыскивать долги, когда должники находились в затруднительном положении, не удерживал в свою пользу треть заработной платы, как другие работодатели. Зато Бог даровал ему прекрасную жену и кучу детей. Все дети были удивительно одарены, и всем родители дали хорошее образование.
Дядя Томаса по матери служил настоятелем церкви святого Петра и старшим учителем в школе, где учились братья Гейнсборо. Мальчишка часто упрашивал отца написать записку дяде, чтобы тот отпустил его с уроков. И мчался на реку или в луга – рисовать. Тогда еще не вырубили вековые деревья, хижины под соломенными крышами не были разрушены. Извилистая река Стур следовала хогартовской линии красоты. На несколько миль в округе не было такой живописной зеленой изгороди, оврага, скалы, которые не запечатлелись бы в памяти Томаса на всю жизнь. Юный художник проводил свои тихие утра в уединении, делая наброски старого дерева, заболоченного ручья, пастуха со стадом.
Несколько пейзажей, написанных в возрасте от 10 до 12 лет, поразили влиятельного друга семьи, и с его помощью тринадцатилетнему мальчику удалось уговорить отца отпустить его в столицу.
Лондон был городом Хогарта, признанного гения. Свои первые пейзажи и портреты Гейнсборо продавал здесь за гроши. Однако уже через несколько лет обзавелся собственной мастерской и брал уроки у превосходного французского рисовальщика Г.В.Гравело. Собратья по искусству начали его ценить. Наконец сам Хогарт оказал молодому художнику честь, пригласив его принять участие в украшении приемной детского приюта.
То и дело Томас навещал родителей. В одну из таких поездок, когда во время прогулки по живописным рощам Суффолка он сел зарисовать тенистые деревья, под которыми отдыхали овцы, в пейзаж и в сердце художника неожиданно вошла молодая девушка. Лучезарным июльским днем Томас и красавица Маргарет Барр, побочная дочь герцога Бофора, обвенчались.

Томас писал портреты собственных детей, друзей, их жен. Написанное продавал за бесценок или просто дарил. Благодаря годовой ренте жены он имел достаточно времени, чтобы совершать частые прогулки за город, зарисовывая интересные виды и впитывая впечатления от света и тени, деревьев и мостов, бродячих цыган.
Сам Гейнсборо до самой смерти был невысокого мнения о своих способностях. Он решил, что сможет добиться успеха и заработать на приличное содержание лишь в каком-нибудь провинциальном городке. Выбор пал на Ипсуич, старинный городок верфей, доков, торговли с узкими улочками и средневековыми кварталами. Надежды сбылись не сразу, поначалу Томасу предлагали красить окна у местных помещиков.
К счастью, общительный, остроумный, доброжелательный, он быстро наладил дружеские отношения. Гостей встречал с палитрой и кистью у бергамотового дерева в глубине своего сада. Обычно он писал сразу красками на холсте, не делая эскизов. Скорость его работы феноменальна: пару портретов в полный рост автор мог написать за несколько недель.
Со временем Гейнсборо приглашают писать портреты королевской семьи. И в 47 лет Томас решается на возвращение в столицу – Лондон... Дальше слово Игорю Долгополову, автору замечательной шеститомной серии «Мастера и шедевры». Вот как он описывает один из ключевых эпизодов в жизни Гейнсборо: «Из крохотного окошечка кареты он будто впервые увидел подернутые влажной дымкой улицы столицы Англии. Мерное цоканье копыт по мостовой, бой старых курантов заставили почувствовать как-то особенно жгуче неуловимое движение времени. Нет. Он не устал. Слава Гейнсборо, казалось, достигла апогея. Простолюдин стал любимым художником знати. Но горький запах мокрой, прелой листвы, бег серых, угрюмых облаков, задевающих колючие крыши зданий, что-то еще неуловимое, грустное и желанное вдруг вползло в его душу.
Величавый старик открыл перед ним массивные двери. Мраморные ступени будто побежали за спиной Гейнсборо. Он увидел в холодных отблесках паркета хозяйку дома. Тяжелая высокая прическа словно заставляла ее слегка наклонить голову. Милые, чуть-чуть раскосые глаза, казалось, улыбались. Черная лента обнимала стройную шею. Легкие, почти прозрачные тени запутались в воздушной ткани ее платья.
Гейнсборо стал у мольберта. Неожиданно художник, может быть, впервые, почувствовал, как никогда остро, мимолетность и краткость нашего земного бытия. Именно в тот миг все, все увиденное и услышанное им сегодня: туманные улицы столицы Британии, порыжевшие газоны, черные стволы деревьев, терпкий дым костров в лондонских парках, еле ощутимый аромат духов и шелест дорогих тканей – все это слилось в единый поток ассоциаций. Гейнсборо горько и тоскливо понял, что этот миг не вернешь никогда.
Художник не спешил, его кисть привычно и легко касалась холста. Ведь никто в Британии так, как он, Гейнсборо, не чувствовал колдовства валера. Эти неуловимые переливы холодных и теплых тонов, колеры, взаимосвязанные в тайную трепетную систему, известную и доступную лишь великим.
О, как светоносно женское лицо с еле приметным румянцем. Как прелестны миндалевидные, почти бархатно-темные глаза. До чего изыскан камертон голубой ткани, чуть примятой тонкой рукой!»
Романтическое обаяние моделей Гейнсборо может навести на мысль, будто сам он принимает деятельное участие в лондонской светской жизни. Вряд ли это так. В своих письмах Гейнсборо порой суров и саркастичен. Художнику «ужасно хочется взять свою виолу да гамба и удалиться в какую-нибудь милую деревушку, где можно писать пейзажи в тишине и покое». А что если снять дом в Ричмонде, пригороде Лондона? Хорошая идея!.. Но оказалось, в Ричмонде случается даже король – и, проезжая мимо, со свитой навещает художника.
Так что бежать от светской жизни удается только в живопись, в английские облака. Большую часть досуга Томас решил посвящать всяческим экспериментам. Он осваивает новую технику: пробует акварель покрывать лаком, начинает писать марины, причем делает это чрезвычайно хорошо, выказывая точное знание кораблей. Современник восхищается волнами на его картинах: «...они столь естественны, что невольно отступаешь назад из опасения угодить под брызги».
Картины в Королевской Академии обычно выставлялись в несколько рядов до потолка, и художникам приходилось писать портреты в полный рост по большому счету для того, чтобы они были заметнее. Однажды картины Гейнсборо помещают в очень неудобном месте, и проходящие дамы юбками сметают краски. Подчеркнуто вежливым письмом Гейнсборо уведомляет о своем выходе из академии и организовывает выставки у себя дома. Вскоре он получает заказов больше, чем в состоянии выполнить.
И вот мастеру 60 лет, его талант в самом расцвете, но внезапно в 1788 г. у него возникает предчувствие скорой смерти. Доктора признают рак, художник спешит примириться с Королевской Академией, и его силы медленно угасают.
«Глядя на полотна Гейнсборо, мы чувствуем, как слезы подступают к глазам, хотя и не понимаем, что их вызвало», – говорил Дж.Констебль. Здесь всегда покой, нежность, любовь. Тенистые тропинки Британии с одиноким пастухом, отважные герои и грациозные леди, крестьянская девочка с кувшином у родника, неподвижность полудня, умиротворенность сумерек, роса и жемчуг.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"