ТЕОРЕМА СОЦИУМА
«Уважайте Конституцию!». Передай
дальше…
Известный диссидент, организатор многих
политических акций сопротивления режиму,
которого в конце концов обменяли на Луиса
Корвалана, жил и действовал в такой системе
отношений с людьми, которую не мог разрушить
никакой КГБ
В ноябре 65-го года несколько человек
начали распространять среди своих знакомых
машинописные листочки с «Гражданским
обращением» – текст сочинил, конечно, Алик
Вольпин: «Несколько месяцев назад органами КГБ
были арестованы два гражданина: писатели
А.Синявский и Ю.Даниэль… Есть все основания
опасаться нарушения закона о гласности
судопроизводства… Кровавое прошлое призывает
нас к бдительности… У граждан есть средства
борьбы с судебным произволом. Это «митинги
гласности», во время которых собравшиеся
скандируют один-единственный лозунг «Тре-бу-ем
глас-но-сти суда над…» или показывают
соответствующий плакат. Во время митинга
необходимо строго соблюдать порядок. По первому
требованию властей разойтись… 5 декабря в 6 часов
вечера в сквере на площади Пушкина у памятника
поэту… Пригласи еще двух граждан…»
Большинство поддержало идею, и даже такой
пессимист, как Юрка Титов, сказал: «Вот,
понимаешь, эти интеллектуалы наконец придумали
что-то толковое».
Обращение расходилось по налаженным
самиздатским каналам, по которым еще вчера шли
стихи Мандельштама, Пастернака и литературные
сборники. Эти каналы доверия оказались самым
большим нашим достижением за десять лет, и
благодаря им к декабрю практически все в Москве
знали о готовящемся в День Конституции митинге.
Никто не знал, чем эта затея кончится. Загонят
всех в сумасшедшие дома или еще чего похуже.
Все-таки как-никак предстояла первая свободная
демонстрация в стране с 1927 года.
Второго декабря только я успел отдать последнюю
пачку обращений в кинотеатре «Москва», как при
выходе на улицу меня окружила целая толпа
агентов КГБ. Привезли в ближайшее отделение
милиции. Обыскали. Отвели в дежурную комнату
милиции: «Посидите».
Разговорился с милиционерами. Ненависть милиции
к КГБ – штука не новая, много раз нас выручала.
Вытащил свою маленькую записную книжечку с
кой-какими адресами и уничтожил. Милиционеры мои
даже усом не повели…
Прикатили в психушку – городскую
психиатрическую больницу № 13 в Люблино. Уже на
следующий день друзья пронюхали, куда я делся, и
пришли целой толпой. Настроения заметно
колебались. Энтузиазм стремительно падал: а
вдруг никто не решится прийти? Я очень боялся, что
эти настроения возьмут верх, поэтому, когда под
конец Юрка Титов напрямик спросил, устраивать
демонстрацию или не устраивать, я ответил, что
если теперь ничего не произойдет, это отразится
на моей судьбе. Получится, как будто без меня все
распалось, и я буду выглядеть главным зачинщиком.
На самом деле это не могло сказаться на мне –
скорее наоборот, но уж очень я боялся, что
восторжествует пессимизм, и хотел всех связать
каким-нибудь моральным обязательством. Конечно,
это было нечестно с моей стороны. В известной
степени это, однако, решило дело.
Весь день пятого декабря я провел как на иголках.
Лишь назавтра пришли ребята и рассказали
подробности.
К шести часам Пушкинская площадь представляла
собой забавное зрелище. Основная масса
любопытных плотной стеной стояла вокруг площади,
даже на другой стороне улицы. У памятника же
прогуливались группами и в одиночку с видом
случайных прохожих участники демонстрации,
работники КГБ и иностранные журналисты. Алика
Вольпина один из его друзей, безногий инвалид,
привез прямо к площади на инвалидной машине –
иначе его задержали бы по дороге.
На выкрики никто не отваживался, и все как-то не
знали, что делать дальше. Видя, однако, что ничего
страшного не происходит, толпа постепенно
осмелела, стягивалась к памятнику, и уже человек
двести образовали плотную группу в центре.
Положение спас Юрка Титов. Он сделал дома
бумажные плакаты с надписями: «Уважайте
Конституцию», «Требуем гласности суда над
Синявским и Даниэлем», «Свободу Буковскому и
другим, задержанным за подготовку демонстрации»
(днем, перед самой демонстрацией, забрали в
психбольницу еще двоих – Вишневскую и Губанова).
Эти плакаты он принес под пальто на площадь и
теперь в самой гуще людей принялся их
вытаскивать, разворачивать и передавать другим.
На какое-то мгновение плакаты развернулись над
толпой, и тут же агенты КГБ и оперативники
кинулись их вырывать, рвать и комкать. Тех же, кто
держал эти плакаты, быстро уводили к машинам.
В общей сложности забрали человек двадцать.
В отделении милиции хозяйничали оперативники
КГБ, допрашивали, осматривали плакаты.
– Что это вы хотите сказать лозунгом «Уважайте
Конституцию»? Против кого он направлен?
– Видимо, против тех, кто ее не уважает.
– А кто именно ее не уважает?
– Ну, например, те, кто разгоняет мирные
демонстрации…
У Алика Вольпина отобрали плакат с требованием
гласности суда над Синявским и Даниэлем. Однако
оперативник, отнимавший на площади плакат, так
удачно вырвал клок в середине, что теперь, когда
сложились две оставшиеся половины, получилось:
«Требуем суда над Синявским и Даниэлем». Видно,
слово «гласность» так возмутило оперативника,
что он вцепился в плакат мертвой хваткой.
Всех задержанных продержали часа два и
отпустили…
Суд проходил, разумеется, при закрытых дверях,
хотя и назывался открытым. В зал была пущена
только специально подобранная публика по особым
пропускам. Иностранным корреспондентам
пропусков, конечно, не досталось. Зато советская
пресса буквально бесновалась. Хотите гласности?
Нате, жрите ложками нашу советскую гласность.
Хотите законности? Вот вам советская законность.
Но уже шли потоком протесты, петиции, открытые
письма. Писали те, кто помнил Воркуту, Норильск и
Караганду, Колыму и Джезказган, и те, кто не хотел
потом приобрести воспоминания о таких местах.
Рискованно было «не знать», опасно становилось
«бояться».
А из рук в руки переходили десятки тысяч тонких
листочков папиросной бумаги с еле различимым
машинописным текстом – последние слова
Синявского и Даниэля. Впервые на показательном
политическом процессе обвиняемые не каялись, не
признавали своей вины, не просили пощады. И это
была наша гласность, наша победа.
Владимир БУКОВСКИЙ
Из книги «И возвращается вечер…». М., 1990 год
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|