УРОК МИРОВОЗЗРЕНИЯ 
КРУГЛЫЙ СТОЛ 

Современная школа: идеология возвращается?

Карл Поппер различал два вида своеобразного исторического прожектора – направленного внутрь или на себя. Таковы нынче и два подхода к преподаванию истории: или внимательно изучать прошлое, не оставляя потаенных, темных уголков, или же слепить себе в глаза, чтобы не видеть того, чего не хочешь видеть.
В последнее время создается впечатление, что историю нам опять показывают слишком крупным планом. Так, чтобы большая часть картинки оказалась вне поля зрения. Масштабную историю отдельных личностей, историю под выверенным ракурсом...
Насколько реально сегодня возвращение в школу единой идеологии? Этой теме был посвящен «круглый стол» учителей истории, прошедший у нас в редакции.

В нем приняли участие: Александр АВДЕЕВ, учитель истории школы-интерната «Интеллектуал», кандидат исторических наук, Владимир ГЛЕБКИН, преподаватель культурологии гимназии № 1514, кандидат философских наук, Михаил ЛЕВИТ, заместитель директора гимназии № 1514, кандидат педагогических наук, Леонид НАУМОВ, директор московской городской педагогической гимназии-лаборатории, кандидат исторических наук, Александр РЫВКИН, директор Центра образования № 1811 «Измайлово», кандидат исторических наук.  Ведущий – обозреватель «ПС» Анатолий БЕРШТЕЙН.

Анатолий Берштейн. С распадом СССР исчезла и единая, казалось, монолитная, повсеместно господствующая идеология. Все переселились в этакую вавилонскую многоэтажку, где в каждой квартире – свое. Постепенно от этого многоязычия и, как следствие, непонимания друг друга стало дискомфортно. Начались разговоры о кризисе идеологии, о мировоззренческом вакууме. Смешение этих понятий не случайно. Долгое время идеология и мировоззрение считались одним и тем же. Поэтому, когда рухнула идеология, многим показалось, что они потеряли мировоззренческие ориентиры.

Александр Рывкин. Все зависит от того, как рассматривать понятие мировоззрение. Если мировоззрение есть продукт личностного самоопределения относительно самого себя и окружающей действительности, то констатация кризиса преждевременна. Если же под мировоззрением понимается коллективное освоение заданных сверху идеологических штампов, то кризис налицо, отсюда и крики: «Дайте нам национальную идею!» или «Дайте нам государственный заказ на образование!».

Анатолий Берштейн. Значит, снова есть потребность в государственной идеологии?

Леонид Наумов. Потребность, может, и есть, но дело в том, что сознание учителей намного более расколото, поляризовано и дезорганизовано, чем сознание учеников. Ученики в силу естественных причин обладают более целостным сознанием или по крайней мере потенциально более целостным, нежели учителя. И это рождает объективные и, предполагаю, неразрешимые сложности при попытке внедрить какую-либо общую идеологию в школе.
Издержки, которые произойдут при такой попытке, могут быть слишком велики. И конечно же они несопоставимы с тем результатом, который может родиться в ходе этого процесса. С тем ожидаемым продуктом даже в самой положительной его интерпретации.
А разговоры о необходимости возвращения идеологии в школы – это, с одной стороны, свидетельство стихийного понимания того, что нужен какой-то общий язык для диалога учителей с учениками, с другой – отсутствие опыта выстраивания этого языка в неидеологических формах. Поэтому и совершается попытка решить эту сложную проблему простым способом – придумать идеологию. По этой причине, как мне представляется, ситуация и пробуксовывает в значительной степени.
Кроме того, я вообще не верю в возможность государства навязать идеологию. При тех ресурсах, которыми оно обладает, и теоретически, и практически эта задача нерешаема. Нет партии, нет людей, которые могли бы этим заниматься. А те, кто претендует на эту роль, не обладают необходимым профессионализмом. Поэтому я и не разделяю тревоги о возвращении идеологии в школы.

Михаил Левит. Дело не только в том, что нет людей или партий, а в том, что у государства и самой-то идеологии нет как таковой. Как у любого бонапартистского режима. А он и правит нынче бал в России. Госу-
дарство делает вид, что пытается найти идеологию, по крайней мере постоянно говорит об этом. Но это только доказывает, что идеологии как раз и нет.
Однако жалует царь, да не жалует псарь. Идеология нынче какая-то самодеятельная. И рождается она подчас на среднем чиновничьем уровне в самом причудливом виде. Каждый придумывает что-нибудь свое. Поэтому и могут смешиваться какие угодно идеи – на-
пример, православие с коммунизмом. Поэтому и возникают в этом хаосе то странные требования изъять какой-либо учебник, то начать заниматься патриотическим воспитанием, при этом не имея понятия, что это такое.
Тем не менее, я думаю, возврата к идеологическому диктату не будет. Идеология на самом деле – вчерашний день, потому что держится на основных концептах эпохи Просвещения, которая закончилась.

Александр Рывкин. Действительно, с одной стороны, прямого идеологического давления на школу сегодня нет. Но с другой стороны… Как еще назвать проведенную сверху ревизию учебников по отечественной истории и обществознанию и обсуждение их в самом верхнем эшелоне власти? Сейчас министерство обеспечивает школу только грифованными учебниками и контролирует реализацию учебных программ. Поэтому если говорить о шансах государства на продавливание определенных идеологем в образовании, то совершенно очевидно – и история знает прецеденты – это вполне реализуемо. Но тогда в условиях уже другого, недемократического государства.

Александр Авдеев. Время нынче такое, что всех в одну шеренгу не построишь. Конечно, можно, наверное, как раньше, обязать школы делать то, что предписано. Или можно, как это было совсем недавно, никуда не вмешиваться и дать событиям развиваться своим чередом. Мы же сегодня находимся где-то посередине.
Что же касается учебников… Я тут заглянул в учебник «Древнего мира» для 5 класса и просто поразился, что понимается там под историей. В принципе похоже, что существует такое же понимание истории и у нынешней власти: некая сумма фактов, которая должна остаться в голове, без всякой взаимосвязи между ними. Берем, к примеру, эпоху царского Рима. В учебнике посвящено этому всего две-три фразы. Все свелось к какой-то схемке, из которой ничего не понятно.
На мой взгляд, практически вся воспитывающая часть из учебников истории у нас ушла.

Владимир Глебкин. Мне кажется, все-таки надо попробовать сделать какой-то культурный комментарий. Мы должны осознавать: хотим мы этого или не хотим, но мы являемся носителями советской культуры, которая, как бы мы к ней ни относились, тем не менее жестко связана с русской культурной традицией. И сама постановка вопроса об идеологии и мировоззрении возможна только в рамках этого культурного контекста.
Если отказаться от схемы, что есть государство, которое предлагает некую идеологию, и есть хорошие ребята или не очень хорошие, которые эту идеологию либо принимают, либо пытаются более широко мыслить, то речь здесь в целом будет идти о соотношении личности и ее окружения.
Можно делать акцент на себе, отстаивать собственную независимость и самостоятельность. Эту позицию условно можно обозначить как западническую. Можно акцент перенести и рассматривать себя как часть какого-то целого. В первом случае я – свободная личность и имею свои представления о мире. Во втором – я, как часть целого, разделяю некое представление о мире, принятое в той или иной группе. И в каждой из этих систем координат идеология будет отличаться от мировоззрения.
Если мы говорим о западной модели, то в ее основании лежит концепция атомарной личности и общественного договора. Эта личность самодостаточна и вступает с другими в некие функциональные связи. Это глубокое фундаментальное основание, которое лежит в западной традиции.
Вектор русской традиции иной. Здесь по большей части личность существует как часть целого. Ключевая идея – служение разного рода: императору, народу и тому подобное. Реализация себя в этом служении – чрезвычайно значимый момент нашей традиции.
В этом смысле мне кажется, что не совсем корректно разводить государство, которое обладает некой идеологией, и народ, которому эту идеологию навязывают. Все-таки люди, которые пришли к власти, тоже вышли из определенной среды, они прошли определенный путь.

Анатолий Берштейн. Но, может быть, проблема тогда заключается в том, что мировоззренческий кризис на самом деле есть кризис национальной самоидентификации? Потому что западный мир, похоже, уже вполне определился со своими ценностями, со своей системой координат.

Леонид Наумов. Я бы говорил не о кризисе идентичности России, а о кризисе нашего поколения, и только. Ну, может быть, еще и более старшего поколения. Но, на мой взгляд, уже через десять, двадцать лет просто по возрастным, биологическим причинам этого кризиса не будет.
А если и будет, то гораздо менее острый. Ведь современные дети в отличие от нас никакого слома не пережили. Они нормально существуют в том обществе, в котором родились, в рыночных отношениях, в сегодняшней Российской Федерации с некими ее претензиями на идеологию.
К слову, по моему ощущению, некоторый перелом в сознании произошел буквально в последние несколько лет. Дело в том, что на протяжении 90-х годов я ученикам до 11 класса не высказывал своего мнения. Я ставил определенные вопросы, сталкивал различные точки зрения, создавал спорные ситуации, но каждый раз сознательно уклонялся от высказывания своей точки зрения. У меня возникает ощущение, что возрастная рамка, когда им можно достаточно спокойно высказывать свое мнение, понизилась. Они намного более убеждены в своих взглядах, и происходит это значительно раньше, чем к 11 классу. Чужое мнение для них в этом смысле менее опасно. Современные дети более устойчивы. У меня такое ощущение, что для них это органичное состояние. Когда они вырастут, им, может быть, и не нужна будет никакая идеология, а если и будет нужна, они каким-то образом сами ее придумают.
Мировоззренческие же вопросы все равно останутся, но это вечная проблема для любой культуры. И Россия здесь не исключение.

Владимир Глебкин. И тем не менее современные подростки все же ощущают пустоту.
Не случайно образовалась громадная область ролевых игр – не только толкиенистов, но и игра в декабристов и так далее. Когда начинаешь разговаривать с этими ребятами, они говорят, что подлинности не хватает, а в виртуальных играх можно прожить этот кусок. Значит, поиск подлинности все-таки идет. Потребность обрести точку опоры в жизни присутствует в обществе. И все это переносится на школу. Хотим мы этого или не хотим, школа решает задачу трансляции культуры. Просто я могу себя не осознавать как часть этой культурной традиции, всех линий, которые от меня растут. Мне кажется, это мое, а на самом деле это от Пушкина, Достоевского…

Анатолий Берштейн. Получается, стоит окунуть детей в целебные воды культуры – и все ее оздоровительные свойства сразу проявятся. Но культура не всегда прививается.

Владимир Глебкин. Конечно, никакими приказами, распоряжениями, циркулярами существующую пустоту заполнить нельзя. Все должно происходить естественно. И нам надо действовать в силу своих возможностей и интересов.
Попытка обращения к традиции в целом, в первую очередь русской культуры XIX века, на уроках истории и литературы – это то, что мы называем формированием укорененности в культуре. Это то, что для нас является и мировоззрением, и идеологией.

Михаил Левит. Возможно, что для преодоления кризиса в школах действительно нужно философское образование. А это значит, что нужно помочь ребенку выстраивать свой собственный образ, обрести собственное мировоззрение, которое без рефлексии невозможно. Если перефразировать Маркса: философы лишь различным образом объясняли мир, наше дело – определить себя в нем.
Конечно, если мы хотим, чтобы подросток был способен на создание и реализацию своего жизненного проекта, то есть умел все то, что сейчас как раз и недоступно, и делает нашего человека неконкурентоспособным.
Современная школа должна иметь, на мой взгляд, в основе практическую философию. Если это математика, то это значит, что человек овладевает культурой чистых форм: моделированием, доказательствами и тому подобным. Если литература, то человек овладевает возможностью говорить о чувствах, овладевает соответствующим для этого языком. Неартикулированное чувство – чувство площадное. Если говорить об истории, то без свободного владения историческим материалом, без знания хронологии прошлого нет возможности простраивать траекторию будущего. Проектирования без чувства времени нет.
Так что если учитель при преподавании ставит перед собой определенные смысловые задачи, то он вносит свою долю в простраивание жизненного проекта ребенка. Создание которого и является подлинным аттестатом зрелости.

Фото В.СТРОКОВСКОГО

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"