Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №20/2005

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N43
ПРОГУЛКА 

Алексей МИТРОФАНОВ

Между Каналом и Кутумом

Центр города Астрахани расположен на острове.
С одной стороны Волга, с другой – Кутум, а с третьей – Канал имени Первого мая, или просто Канал. Вот такой треугольник.

Маршрут 1 – “Близ Канала”, маршрут 2 – “Советская улица” и маршрут 3 – “Близ Кутума”.
Консульство
Консульство
Лебединое озеро
Лебединое озеро
Тюрьма
Тюрьма
Усадьба Федорова
Усадьба Федорова
Улица Кирова
Улица Кирова
Дом Чернышевского
Дом Чернышевского

Близ Канала

Прогулку по Астрахани лучше начать от Иранского консульства. Оно, во-первых, расположено недалеко от самой популярной в городе гостиницы, а во-вторых, является своего рода памятником современной городской архитектуры. При этом памятником очень даже неплохим.
Кроме того, подобное начало настраивает путешественника на соответствующий лад. Дело в том, что Астрахань – не в полной мере русский город. Да, он является областным центром России, но титульной нации там в принципе нет. Исторически Астрахань – город многонациональный. Владимир Немирович-Данченко писал о нем: “Зеленые халаты и пестрые чалмы бухарцев, черные чухи расшитых позументами армян, высокие конусы персидских бараньих шапок, голые груди и лохмотья калмыков, серые кафтаны ногайских татар... Лица – одно оригинальнее другого, совершенно нам чуждые, то скуластые, медно-красные, с оливко-сверкающими из косых щелок глазами, то правильные красивые физиономии персов, с длинными красными бородами и черными, но совершенно безжизненными глазами; сухие, словно вниз вытянутые ногайские лица и толстые, раскормленные лукавые бухарцы... Астрахань в древности была жалкою татарскою деревушкой, она и теперь смотрит не русскою; все какой-то басурманской окраиной кажется она туристу, привыкшему к великорусскому населению нашей Оки и Волги. Чужой говор, чужое обличье... Гостями мы здесь до сих пор сидим и, право, любой перс или армянин лучше чувствует себя в этом ханском городе, чем заезжий русский, которому здесь все в диковинку”.
С этих пор изменилось немногое.
Рядышком с консульством – водоем с более чем романтичным названием “Лебединое озеро”, а неподалеку в глубине квартала – действующий по сей день тюремный замок, памятник архитектуры начала девятнадцатого века с горделивой надписью “1822” на козырьке. Кажется удивительным и даже несколько несообразным столь изящный вид подобного сооружения. Видимо, строители старались пусть хотя бы чем-то, хоть какой-то мелочью приподнять дух астраханских заключенных. Не забыли, разумеется, и интерьеры. К примеру, комиссия по строительству замка заключила договор с коллежским регистратором Васильевым о том, что господин Васильев “обязывается в устрояемой внутри того замка церкви Покрова Богородицы написать иконостасные образы масляным живописным искусством, каковые употребляются в Греко-Российских церквах из собственных припасов самой лучшей доброты. А особливо краски в отделке были бы ярких, густых цветов”.
Но все равно атмосфера беды ощущается даже на подступах к замку.
От тюрьмы можно выйти на улицу Ленина – одну из главнейших в городе, а оттуда – на улицу Кирова, самую, пожалуй, людную. Здесь на углу с улицей Чернышевского стоит известный в городе архитектурный памятник – дом Федорова, или “Дом со львами”. Действительно, ворота этого особняка украшены парочкой диковатых львов.
Кстати, владелец этого архитектурного шедевра слыл далеко не однозначной личностью. Один из современников так отзывался о нем: “Кирилл Федоров происходил из пономарских детей Тамбовской губернии. Кое-как обучившись грамоте, он случайно добрался до Астрахани и определился в казенное Соляное Правление, вначале сторожем, потом писцом. По прошествии некоторого времени, изобличенный в похищении из архива за взятку документов, он был наказан плетьми, но, несмотря на это, оставлен за свою опытность на службе в том же правлении...
Однажды он буквально обобрал свою воспитанницу, отец которой перед смертью назначил Федорова опекуном. Начался процесс, и дело дошло до очистительной присяги. Федоров в белой рубахе, с черной свечой в руках, босыми ногами прошел в собор при звоне колоколов и дал присягу, что денег не получал. Эта церемония совершена при громадном стечении народа, по всем правилам очистительной присяги. Но вслед за тем совесть его так заговорила, что деньги он возвратил”.
Впрочем, не все сходило Федорову с рук. Однажды, например, он оскандалился во время очень важного мероприятия – званого обеда, который предприимчивый делец давал сенаторам. Один из современников об этом писал: “Марта 25. Служил в соборе преосвященный Платон. Кушал он и сенаторы у титулярного советника Кириллы Федорова. При сем случае произошло следующее приключение. Коллежский асессор Сергей Уваров-Юдин, пришедши в дом Федорова, протиснулся в тот самый покой, где находились и сидели гости, и, обратившись к сенаторам, говорит: ваше высокопревосходительство, знаете ли вы, у кого обедаете? Хозяин сего дома есть государственный вор! Все, что видите и что будете кушать, это он украл у государя”. Услышав сие, все онемели и не знали, что на сие ответить. Образумившись, сенатор фон Визин сказал ему: “Поди, братец, вон!”. “Я пойду, сударь, – ответил Юдин, – но вам стыдно, что вы, блюстители правосудия, будете кушать у государственного вора”, – и с тем вышел. Вот сцена! Мало, думаю, в целом столетии сего случается”.
Зато впоследствии особняк Федорова перешел к аптекарю Карлу Ивановичу Оссе, который пользовался ровно противоположной репутацией – бесплатно раздавал лекарства бедным, давал деньги детскому приюту, словом, слыл одним из самых добродетельных благотворителей города Астрахани.
Рядом с домом Федорова-Оссе располагалась астраханская гимназия – учреждение не только учебное, но и культурное. В частности, один из жителей города Астрахани писал в 1825 году о концерте в гимназии: “Не упоминая уже об известных увертюрах Больдье, Штейбельта и Моцарта, весьма удачно и с соблюдением согласия и выражения разыгранных полным оркестром, коим управлял г. Добровольский-старший, сей превосходный игрок на скрипке, восхищающий своих слушателей...”
Кстати, этот самый Добровольский, будучи преподавателем гимназии, изобрел довольно необычный музыкальный инструмент – бумажную трубу. По утверждению автора, подобная труба была способна заменить четыре медных. Изобретение направили в Санкт-Петербург, в Министерство народного просвещения, откуда в скором времени пришло такое заключение: “По испытании доставленных в Министерство 12 бумажных труб, изобретенных учителем музыки Добровольским, оказалось, что трубы сии, употребляемы в роговой музыке с большим уменьшением людей, но при этом имеют то неудобство, что при игре на них оне от воздуха отсыревают, а потому и верного тона сохранить не могут. Награды заслуживает, а как семь лет учит бесплатно, то поощрить его жалованьем, и он не оставит продолжать усердно свою службу и печатание литографическим способом музыкального журнала, которое принести может пользу”.
Увы, спустя четыре года Добровольский вместо жалованья получил отставку – “как чиновник, вовсе для гимназии ненужный”.
На улице же Чернышевского в доме № 4 жил опальный Николай Чернышевский, переведенный сюда из далекой Сибири. Этот перевод задумывался как смягчение наказания, однако же, по мнению писателя Владимира Набокова, сам Чернышевский ничего от этого не выиграл. “Никто не встречал его с распростертыми объятиями, никто даже не приглашал его, и очень скоро он понял, что все громадные замыслы, бывшие в ссылке единственной его подпорой, должны теперь растаять в какой-то глуповато-ясной и совершенно невозмутимой тишине”.
К его сибирским болезням Астрахань прибавила желтую лихорадку. Он часто простужался. У него мучительно трепетало сердце. Много и неряшливо курил. А главное – был чрезвычайно нервен. Странно вскакивал посреди разговора... На улице его можно было принять за старичка мастерового: сутуленький, в плохоньком летнем костюме, в мятом картузе. “А скажите...”. “А вы не думаете...”. “А...”. К нему лезли с нелепыми разговорами случайные любопытные. Актер Сыробоярский все допытывался: “Жениться ли али нет?”. Было два-три последних доносика, прошипевших, как мокрый фейерверк. Знакомство он водил с местными армянами – мелочными торговцами. Люди образованные удивлялись тому, что он как-то не очень интересуется общественной жизнью. “Да чего вы хотите, – отвечал он невесело, – что могу я в этом понять, – ведь я не был ни разу в заседании гласного суда, ни разу в земском собрании”.
Сегодня в доме Чернышевского – музей. Мемориальный.

Советская улица

Гостиница “Большая Московская”
Гостиница “Большая Московская”
Персидское подворье
Персидское подворье
Областная администрация
Областная администрация
Башня  книжного магазина
Башня книжного магазина
Мариинская гимназия
Мариинская гимназия
Театр
Театр

Советская (быв. Московская) улица – главная улица Астрахани. Отходит прямо от кремля. Содержит в одном из своих домов губернское начальство. Правда, теряется в каких-то стареньких, заброшенных кварталах, но не все коту творог.
Впрочем, стерильной чистотой город не отличался никогда. Еще Александр Дюма изумлялся: “Такая роскошь, как мостовые, астраханцам совершенно неизвестна. Зной делает улицы города пыльной пустыней, дождь превращает их в озера грязи; в жаркие летние месяцы они совершенно безлюдны с десяти утра до четырех дня”.
А ведь французский путешественник вряд ли бродил по городским окраинам – эта характеристика явно относится к астраханскому центру.
Тот же Дюма отмечал странную природу городского освещения: “Русские власти одно время надумали прорыть артезианский колодец, но на глубине ста тридцати метров зонд вместо воды, которая, по ожиданиям, должна была забить фонтаном, наткнулся на углекислый газ. Это обстоятельство использовали для уличного освещения: с наступлением вечера газ зажигали, и он горел до утра следующего дня, распространяя яркий свет. Фонтан стал фонарем”.
Это восьмое чудо света находилось в самом конце Советской улицы, на Полицейской площади (в нынешнем Морском саду) и, в общем-то, без преувеличения считалось местной достопримечательностью. Даже серьезнейшие “Астраханские губернские ведомости” уделяли внимание этому несостоявшемуся водоему: “Сообщали, что во вторник вечером на Полицейской площади был зажжен в особо устроенном фонаре выходящий из артезианского колодца газ, который со временем может осветить улицы Астрахани”.
И нисколько не задумывались над абсурдностью той фразы – “выходящий из артезианского колодца газ”. Как будто бы артезианские колодцы для того и предназначены.
А вот один из современников Н.Чернышевского описывал Советскую в таких словах: “От восточных кремлевских ворот на восток же простирается длинная Московская улица, застроенная сплошь каменными домами под одну крышу. При начале этой улицы недалеко от кремля вы встречаете прекрасную площадь с красивым садиком в середине и обставленную кругом великолепными постройками... Здесь вы видите длинный двухэтажный дом, имеющий 20 окон на площадь и в нижнем этаже столько же лавок. Этот красивый дом, покрашенный светло-голубою, здешней медною краской, крытый белой черепицей, и в бельэтаже которого находится квартира начальника губернии, имеет прекрасную наружность: изящного рисунка балкон с навесом, в окнах жалюзи и характер архитектуры чрезвычайно грациозный”.
Да уж, на жилищные проблемы астраханский губернатор вряд ли мог пожаловаться.
Кстати, среди здешних губернаторов встречались очень даже необычные персоны. Например, один из них, Н.Бекетов, слагал довольно трогательные стишки:

Не кидай притворных взоров
И не тщись меня смущать.
Не старайся излеченны
Раны тщетно растравлять.

Я твою неверность знаю
И уж боле не пылаю
Тем огнем, что сердце жгло,
Уж и так в безмерной скуке,

В горьком плаче,
В смертной муке
Дней немало протекло...

Первая достопримечательность на этой улице – гостиница “Новомосковская”. Сейчас этот отель переживает далеко не лучшие свои деньки и вряд ли привлекателен для респектабельных туристов. А до революции он назывался Большой Московской гостиницей и слыл, пожалуй, лучшим в городе пристанищем. Реклама извещала: “Отличный ресторан. Лучшая кухня, особый надзор за припасами. Роскошная меблировка. Приличие и спокойствие. Газеты, рассыльные и все прочие удобства, удовлетворяющие изысканному вкусу”.
Неспроста здесь останавливался сам Федор Иванович Шаляпин.
Кстати, “особый надзор за припасами” – не просто рекламная фразочка. При сложном астраханском климате осуществлять такой “надзор” было необходимо. Тут же Федору Ивановичу довелось это почувствовать на собственном нутре. Он писал своему другу из “Большой Московской”:

“Его высокоблагородию Ивану Степановичу г. Джанумову.
В случае, ежели их нету дома, передайте супруге их Надежде Михайловне Джанумовой. От Федора Шаляпина.
Дорогой Иван Степанович, а также и благоверная супруга Ваша Надежда Михайловна! Очень тронут я вашим милым вниманием и спешу принести искреннюю благодарность мою. Спасибо, родимые, за ласку. Лежу я с испорченным животом и завистливо гляжу на корзину, а там пирожоньки, да такие вкусные, да любимые, а есть их мне никак не возможно. И поднимаю глаза свои к Господу и гласом хриплым взываю: за что еси, Господи, наказуешь?..” И нет ответа от Господа, и лежат любимые в корзиночке, до завтра же ждать мне нескончаемо долго и грустно. И отрада одна есть написать вам эту записочку и послать вам поклоны мои низкие.

Ваш Ф.Шаляпин. Астрахань.
26 сентября 1910 года”.

Улица Розы Люксембург
Улица Розы Люксембург
Дом Емельянова
Дом Емельянова
Общественный банк
Общественный банк
Улица Трусова
Улица Трусова
Шатровая башня
Шатровая башня
Кутум
Кутум

Пользовался бы Шаляпин рестораном при гостинице – глядишь, и не пришлось бы ему маяться “испорченным животом”.
Конечно, при социализме в городе стало гораздо хуже и с питанием, и с сервисом вообще (в том числе и с гостиничным). И другой знаменитый певец, Александр Вертинский, писал в 1955 году: “Здравствуй, Пека! Летели мы 7 ч. В Астрахани опустились в 2 ч. дня. Приехали в гостиницу. Номер большой, с ванной. Накануне в нем жил министр речного флота, приезжал из Москвы. Ресторан есть. Но все мясные блюда зачеркнуты. Во всем городе ни куска мяса. Если хочешь суп, вари его из тяжелой индустрии. Зато есть рыба. И очень свежая – из Волги. Я ем солянку... Надо бы взять сухариков к чаю. Абрам избегал весь город – ничего нет. Даже печенья... И вообще ничего нет – в магазинах пусто... Абрам сегодня идет на базар...
Да, один шутник написал две глубоко проникновенные строки, которые несомненно войдут в историю нашей теперешней жизни:

Сижу я с исстрадавшимся лицом
Над выеденным мною же яйцом!
До свидания.
Саша”.

Кстати, в семнадцатом столетии неподалеку от гостиницы (естественно, ее в те времена даже в проектах не было) располагался питейный дом с довольно необычным названием “Спасительский”. Дело в том, что там висел Нерукотворный Спас, прослывший чудотворным – он якобы избавлял от лихорадки. В питейный дом или же в чарочную приходили не только для того, чтобы взбодрить себя крючком-другим очищенного, но и с оздоровительными целями.
Несколько далее по улице (дом № 10) расположено старинное Персидское подворье. В многонациональной Астрахани персы вовсе не были в диковинку, а Александр Дюма тут даже насчитал более десяти персидских лавочек. Правда, особой ценностью их ассортимент не отличался: “Единственная стоящая внимания вещь, которую я нашел, был великолепный хорассанский кинжал с лезвием из дамасской стали и рукояткой из зеленой слоновой кости. Я заплатил за него двадцать четыре рубля. До того он три года провисел на стене у перса, который мне его продал, и ни одному знатоку оружия не пришло в голову снять его с гвоздя”.
А при Петре, если верить Тынянову, шел через город подарок из Персии – слон. “Он стоял у белого дома, а кругом люди кричали, как обезьяны, хором:
– Шахиншах! – и падали на колени.
Потом он стал взбираться по лестнице. Уши тяжелые от золота, бока крыты малыми солнцами, кругом воздух, внизу ступени широкие, серые, теплые. И когда взобрался, крикнули вожаки ему слоновье слово, и он тогда поклонился и стал на колени перед кем-то.
– Шахиншах! Хуссейн!
Потом была тростниковая солома под ногами, была вода в губах и обыкновенная еда.
А потом за ним пришли персиянин, араб и армяне в богатых одеждах, и тогда уж время стало шумное, валкое.
Он не знал, что Персида шлет подарок и что подарок – это он. Он не мог знать, что Оттоман, Хуссейн Персидский и Петр Московский спорят из-за Кавказа, что Кабарда, Кумыцкие ханы и Кубанская орда – кто за кого, и один от другого все пропадают. Он плыл, стоя на досках, и вода пахла, и так он достиг города Астрахань. Опять стало много людей, и верблюдов, и крика. А когда его повели по улице, а он шел медленно, люди бросались на колени перед ним и мели головами пыль. А он шел медленно, как бог.
Потом уходили из города Астрахань, и много людей с узлами пошли за ним, как идут богомольцы. Теперь уж время стало холодное – воды много, ни тростниковой соломы, ни муки, пустое время, и уж многое пропало. Уже вступил в неизвестную страну.
И привели его в город не в город, не то дома, не то корабли, не то небо, не то нет. Подвели его к деревянному дому и крикнули слоновье слово, и опять он стал перед кем-то на колени.
Тогда по воде вдруг загудело, и прогудело много раз”.
А на другой стороне улицы, в шикарном здании № 13–15 расположилась областная администрация. Его, кстати, выстроили приблизительно для этих целей – здесь поначалу находились городские учреждения.
Здание, по сообщению газеты “Астраханский вестник”, появилось по такому случаю: “Третьего дня вечером в помещении городской управы под председательством заступающего на место городского головы Г.П.Голубева происходило заседание комиссии, обсуждавшей вопрос об ознаменовании дня бракосочетания Их Императорских Величеств. В комиссии участвовали: С.Я.Гарганов, И.К.Петров, П.И.Коржинский и другие. По наведенным нами справкам комиссия признала, что лучшим способом ознаменования всерадостного события можно считать устройство здания для аудиторных народных чтений, народной читальни и городского музея. Это, во-первых, необходимо, во-вторых, по средствам, в-третьих, современно. Подобные здания, совмещающие в себе учреждения, полезные для масс, развивающие их, устроены в департаментах фракции, в Лондоне и в других городах... Здание будет каменное, двухэтажное, с новейшими приспособлениями. Чертеж сделан в русском стиле”.
Кстати, музей по сей день существует в этом доме.
За зданием городских учреждений расположилось музыкальное училище. Рядышком с ним – весьма приличный книжный магазин с очаровательнейшей башенкой на крыше. А несколько далее (дом № 23) – консерватория, в недавнем прошлом Мариинская гимназия. Среди прочих в ней преподавал историк и филолог Николай Филиппович Леонтьев. Один из современников, Иван Летницкий, так писал о нем: “Приходится пожалеть, что из-под пера Николая Филипповича вышло сравнительно немного произведений. Говорили, что Леонтьев скуп на печатное слово. Нет, не скупостью надо объяснять это. Причину следует искать в крайней осторожности и уважении, с которым Николай Филиппович относился к печатному слову. Научные работы его подолгу вылеживались на письменном столе и не раньше он сдавал их в печать, как после всесторонней и самой тщательной корректуры. Но на автора статьи, подписанной скромными инициалами Н.Л., читатель вполне мог положиться”.
Дом же Леонтьева был уникальным. Другой современник, Г.В. Комаров, сообщал: “По окончании семинарии я бывал у него не раз. В первый раз за исторической справкой по астраханскому рыболовству. Я подивился богатейшему собранию материалов по астраханской старине. На прощанье он меня усиленно просил присылать ему все решительно печатные записки, брошюры по рыболовству и вообще все, что касается Астрахани и края. Какая-нибудь незначительная брошюра, касающаяся Астраханского края, его интересовала как клад, как ценная находка. Это был коллекционер в лучшем смысле слова”.
Увы, сейчас подобный тип людей даже представить себе невозможно.
А напротив гимназии стоит астраханский театр, возможно, не лучший, но и не худший среди своих многочисленных губернских собратьев.

Близ Кутума

Эту часть прогулки лучше начать с набережной Волги, с места, которое по непонятной причине называют Косой. Это пространство, ограниченное улицами Пугачева, Горького и собственно рекой, является одним из популярнейших центров пассивного отдыха. Здесь и зимой действует множество довольно симпатичных ресторанов и кафе. Не говоря уж о теплом сезоне, когда выставляются летние столики.
От Косы же отходит одна из красивейших в городе улиц – имени Розы Люксембург. Увы, строители подчас пренебрегают ценностью здешней застройки (например, дом Емельянова, памятник позапрошлого столетия, почти неузнаваем после реконструкции). Но это, к сожалению, беда почти что всех российских городов.
Далее – улица Трусова, украшенная бывшим зданием общественного банка (дом № 8), а также бесподобными скульптурами, венчающими крышу здания напротив.
Неподалеку, на улице Кирова, расположился уникальный магазин “Астрахань без Америки”. Первоначальная идея заключалась в том, чтобы продавать здесь лишь продукты Астраханской области, однако же сегодня география ассортимента самая что ни на есть широкая (и в большой степени американская). Таким образом, действующий магазин стал памятником. Памятником собственному замыслу.
От магазина можно прогуляться в сторону очаровательной Шатровой башни, оставшейся от Спасо-Преображенского монастыря (пересечение улиц Коммунистической и Трусова). Ведь, невзирая на свою многонациональность, Астрахань в первую очередь российский православный город, имеющий даже своих местночтимых святых (к примеру, Боголепа Черноярского и Астраханского.
А от башни рукою подать до Кутума – одной из трех рек астраханского центра.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru