КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ЛЕГЕНДЫ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Хлеб насущный в отсутствие хлеба
«Братья и сестры» Федора Абрамова и Льва Додина снова в Москве

Российский театр богат легендами. Одной из таковых является спектакль Малого драматического театра – Театра Европы из Петербурга «Братья и сестры», созданный режиссером Львом Додиным по прозе Федора Абрамова. Со дня премьеры прошло двадцать лет, а спектакль открыл новую эпоху не только в истории МДТ, но и, наверное, в истории всего российского театра. Символично, что его появление совпало с «судьбоносными», как тогда говорили, преобразованиями в российском обществе. Как рассказывает Додин, после премьеры 9 марта 1985 года они до утра гуляли на банкете, а под утро, возвращаясь домой, увидели, что на Васильевском острове вывешивают траурные флаги. Потом узнали, что умер Константин Черненко и пришел к власти Михаил Горбачев. «Иногда, – говорит Додин, – утешаешь себя, что не все напрасно в твоей жизни. И думаешь, может быть, если бы не было «Братьев и сестер», не было бы эры Горбачева». Добавляет, что это, конечно, шутка, но в этом совпадении есть для что-то очень важное.
Между тем эпоха ускорений и перестроек уже давно покрылась пылью истории, а спектакль Льва Додина, как бы это банально ни звучало, стал живой легендой. В том смысле, что мысли и чувства, что волновали людей и 40-х, и 80-х, живы и актуальны до сих пор и продолжают поворачивать глаза зрачками в душу зрителя, где бы он ни жил: в Нью-Йорке, Берлине, Москве или Пекашине. Удивительную «жизнестойкость» и актуальность «Братьев и сестер» еще раз продемонстрировали прошлогодние июньские гастроли МДТ в Москве: на спектакль попасть было невозможно, а те, кто попал, выходили из зала потрясенными. До сих пор перед глазами сцена, в которой главный герой Михаил Пряслин приносит в дом своим младшим братишке и сестренке буханку черного хлеба, а они не понимают, что это такое, потому что никогда в жизни хлеба не видели.
В преддверии национального театрального фестиваля «Золотая маска» «Братья и сестры» вновь приехали в Москву. 19 и 20 марта 70 додинских актеров играют свой великий спектакль на сцене МХТ имени Чехова. В связи с юбилеем в Бахрушинском музее организовали выставку. На ее открытии Лев Додин говорил, что для него это какой-то неизведанный чувственный опыт: приезжать на выставку своей собственной истории – и что он в связи с этим ощущает какой-то «ветеранский комплекс». «Но несмотря ни на что, мы – счастливые люди, – сказал режиссер. – Нам посчастливилось в нужное время оказаться в нужном месте, хотя время этому никак вроде бы не соответствовало. Сейчас молодым трудно уже представить себе меру бессмыслицы, внутреннего ужаса, беспросветности и безнадежности тех годов. И делать выбор было непросто. Хотя тогда не думалось, что это какой-то выбор, просто ты делал то, что тебе казалось очень нужным. Нам до сих пор это интересно, мы этим живем и не собираемся отправлять это в архив. Ведь испытаны очень сильные чувства, а они живут очень долго. Ими нельзя поступаться».
Спектакль задумывался Додиным еще в 1977 году с группой студентов. Но тогда ему не суждено было родиться. Потом режиссеру посчастливилось прочитать только что вышедшую третью книгу великой абрамовской трилогии «Пути-перепутья». И только в 1985-м «Братья и сестры» увидели свет рампы.
Поразительно, что этот спектакль до сих пор вызывает громадный эмоциональный отклик не только у российских зрителей, но и в любой стране, куда бы додинцы ни приезжали. Один из актеров МДТ рассказывал автору этих строк, что, когда «Братья и сестры» в первый раз приехали в Германию, работники театров после спектаклей приносили играющим в нем детям корзинки с фруктами, пирожными, печеньем. Видимо, они почувствовали в этой истории что-то свое. Именно об этом мы говорили с Львом Додиным в зале, где была развернута выставка, а гостей встречали зажигательные и «соленые» русские частушки.
– Лев Абрамович, понятно, почему мы плачем на этом спектакле. А почему плачут на Западе?
– Во-первых, потому, что на самом деле нет такого человеческого разделения на Восток и Запад. Это – жуткая условность. Мы ее сами придумали, и сами под ней мучаемся. Театр ведь силен тем, что мы испытываем сострадание. И те, кто живет там, испытывают огромное сострадание к нам, к нашей нелегкой жизни, удивление нашей стойкостью. Потому что, несмотря на это, мы все же здесь живем. Как они мне говорили во время первых наших гастролей: «Если вы про себя все так хорошо понимаете, зачем вы там живете?!» Но ведь люди сострадают не только нам, но и себе. Ведь и на Западе прекрасно знают, что такое обманутые надежды, что такое несвершившаяся вера. Все знают, что такое разорванная социальными обстоятельствами любовь. Поэтому люди, конечно, смотрят про нашу историю, но главное – и про свою. И оказывается, что она у нас на самом деле общая. Формы мук разные, но по сути дела мука одна – человеческая.
– Мы с вами сейчас находимся в музее. Вы не боитесь, что и ваш спектакль может стать музейной реликвией, памятником?
– Нет. Вот, например, третья книга Федора Абрамова «Пути-перепутья», одна из составляющих нашего спектакля, это ведь в какой-то мере памятник. Но главное, что это живая книга, живая боль. Как и «Война и мир». Я всю жизнь был убежден, что спектакль, как хорошая книга, как картина, может жить вечно. Конечно, все ограничено физическими возможностями артистов. Но пока ведь этих возможностей хватает. В конце концов, не так уж важно, седые у него волосы или нет. Важно, чтобы чувства не были седыми.

Один из тех, у кого, несмотря на седину, чувства не стали седыми, – бессменный исполнитель главной роли Михаила Пряслина в «Братьях и сестрах» Петр Семак. Он стал моим вторым собеседником.
– Петр Михайлович, как вы думаете, в чем феномен этого спектакля?
– Во-первых, в удивительной, мощной прозе Абрамова. Во-вторых, у нас хороший коллектив во главе со Львом Абрамовичем, который не позволяет стареть, прежде всего душою. Мы любим этот спектакль. Иногда бывает тяжело, возникают мысли: «Ну сколько можно, хватит уже!» Но когда выходишь на сцену, то заряжаешься энергией, атмосферой спектакля и забываешь, сколько тебе лет. Спектакль до сих пор смотрят и молодые люди. Я спрашивал свою дочь и ее друзей, не кажется ли им, что спектакль устарел, что мы выглядим уже очень немолодыми. Они отвечают: «Первые пять минут действительно странно, что взрослые дяди играют мальчиков. А потом мы забываем об этом. Потому что спектакль замешен на чем-то другом. И возраст здесь уже не важен».
– На прошлогодних гастролях после «Братьев и сестер» я услышал из-за кулис ваш мощный, громоподобный радостный возглас. Раскройте, пожалуйста, тайну.
– Это родилось еще на премьере двадцать лет назад, наверное, от переизбытка чувств. Мы часто играем в один день все шесть часов сценического действия. Это не просто. Но в конце спектакля у меня еще столько сил и энергии! Я как бы заряжаюсь самим спектаклем, энергией, которую нам отдает зритель. И поэтому на премьере я заорал: «Ура! Ура! Ура!» И вот уже двадцать лет продолжаю орать.

Ну а после того как гости насладились выставкой, их позвали за стол, на котором были, как и положено в русской деревне, картошечка, селедочка, соленые огурчики и водочка. А потом взрослые дяди, ставшие уже заслуженными и народными артистами, вспоминая молодость, пели под гитару свою песню, посвященную «Братьям и сестрам». В ней есть такие строчки:

Кто это мы, что нужно нам в этом Пекашино?
Может, оно выдумано, может, подкрашено…
Дома вдали мы б не смогли братьями стать и сестрами,
Ищем мы боль, ищем мы соль этой земли.

Павел ПОДКДЛАДОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"