РЕЖИССУРА УРОКА
НА АВАНСЦЕНЕ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Между прочим, приближается 27 марта – Международный день театра. И уж кому как не нам с вами, дорогие энтузиасты игровой педагогики, на ближайших же уроках отметить этот праздник какой-нибудь феерической режиссурой.
Для этого не потребуется ни замысловатых декораций, ни роскошных костюмов, ни генеральных репетиций. Действо может рождаться прямо на глазах, буквально из ничего. Основой для сценария может стать любой параграф из любого учебника, а сценой – любой из четырех углов класса. Дело лишь в том, чтобы ученики поверили в серьезность вашего взрослого интереса к тому, что же у них сейчас получится.
Именно он, этот искренний интерес, поможет учителю побороть режиссерские амбиции в навязывании ученикам собственного "гениального" замысла. Ученики же получат счастливую возможность по-новому взглянуть не только на учебный материал, но и на самих себя, своих сверстников и окружающую повседневность.

Мария ГАНЬКИНА, Вячеслав БУКАТОВ

“Ломоноги” Шекспира и наша жизнь
Мне кажется, что необходимо проводить тотальную “вакцинацию” Шекспиром: первый раз – в подростковом возрасте, а потом повторять ее каждые 5–10 лет

Уже два месяца дети маршируют по коридорам школы и на пределе голосовых возможностей скандируют монологи (или, как они говорят, “ломоноги”) из “Короля Лира”: “А мы вас посвятим в заветные решенья наши глубже…”
Дети воспринимают текст “Короля Лира” как нечто само собой разумеющееся. Большинство из них еще не вышли из мифологического возраста. А у меня, у взрослого человека, по-другому: если я отношусь к тексту не только как к тексту, но и как к смыслу (мировоззренчески), то у меня возникает ощущение облегчения, как будто я что-то забыла, а потом через много лет вспомнила. Или как будто я жила в комнате с давно не мытым окном, и вот грязное стекло наконец отмыли, и все, что было за окном, приняло четкие очертания и стало таким, каким я и предполагала увидеть.

Срочно нужны волосы!

Вверх-вниз, вверх-вниз по лестницам “Ковчега”. Ничего не соображаю, но точно знаю, что буду делать в следующую минуту.
У меня в руке большие ножницы. На всех проходящих смотрю умоляюще:
– Срочно нужны волосы для прически. Для куклы. Она будет изображать бутафорскую сущность старших дочерей Лира. У нее не будет ни глаз, ни души – одна прическа и ярко-красный размалеванный рот.
Навстречу по лестнице бежит Екатерина Витальевна (я знаю: ради театра она пойдет на любые жертвы).
– Если очень нужно, режьте, Ирина Викторовна! Только чтоб моя парикмахерша ничего не заметила… А-а, что вы наделали!..
Я бегу дальше, зажав в руке четыре драгоценные пряди. В коридоре на первом этаже сталкиваюсь с Д.В. Он куда-то спешит с кипой бумаг.
Я только успеваю проговорить:
– Нужны волосы для куклы, для театра…
– Режьте бороду, быстро.
И вот у меня в руке священный клок бороды самого Д.В.
“Это счастливое предзнаменование, – думаю я, – все будет хорошо”.
Опять мимо пробегает Екатерина Витальевна:
– Руки, ноги не нужны? – ехидно спрашивает она. – А то пожалуйста.
По дороге в класс забегаю к Олегу Михайловичу в компьютерную.
– У меня хронически естественная прическа, – говорит он в ответ на мою просьбу, доброжелательно улыбаясь. – Но могу дать хороший совет: у нас тут есть один математик, ему давно пора стричься, обратитесь к нему.
– Спасибо, спасибо! – бормочу я, поспешно выбегая из компьютерной.

По поводу “счастливых” концов

И вот наш спектакль. Только первая сцена. Из нее, как из почки, вырастают все последующие коллизии...
Если бы трагедия “Король Лир” была написана сейчас, она вызвала бы недоумение: назидательно, нравоучительно, банально. С одной стороны – лицемерие, обман и корысть, с другой – честность, верность, любовь. Детская сказочка. Разве что нет счастливого конца – необходимого обоснования того, что добрым и честным быть хорошо, а злым, жадным и лживым – плохо. Погибают почти все.
Волшебные сказки всегда заканчиваются счастливо, лучше сказать – справедливо. Добрые вознаграждены, злые наказаны. Счастливый конец делает сказку сказкой. В этом, я думаю, выражается всеобщая для человечества мечта о справедливости, которая в конце концов должна восторжествовать.
И воздаяние – это не случайное стечение обстоятельств, а нечто неизбежное, заслуженное, предсказуемое. Почему же “Король Лир”, имея сказочное начало, заканчивается гибелью почти всех действующих лиц – и “хороших”, и “плохих”? Неужели это связано с тем, что Шекспир, соблюдая законы трагедийного жанра, боялся выйти за его рамки? Ведь масштаб его творческой личности позволял ломать любые жанровые условности. А может быть, дело тут в глубинном понимании законов человеческой жизни и судьбы? И окончательная победа над злом – дело Всевышнего, а человеку это не под силу.
Стремление насильственным образом установить справедливость и покончить со злом приводит к гибели всех участников. Попав в орбиту зла, человек неизбежно гибнет духовно или физически. Яркий тому пример – принц Гамлет. Зло властвует над миром, и всякому, кто пытается с ним бороться, оно навязывает свои правила игры. И чтобы справиться со злом, надо выйти из зоны его действия (а для этого требуется немалое мужество!) и позволить действовать Провидению.
В “Короле Лире” из главных действующих лиц остались в живых только Шут, который по долгу службы и так всю жизнь прикидывался дураком. Потом Кент, который, поменяв свой облик, стал выдавать себя за другого человека и продолжал служить старому королю, лишившемуся крыши над головой. И Эдгар, который прикинулся безумным Томом из Бедлама и стал проводником своего ослепленного отца графа Глостера. Эти люди, прикидываясь не теми, кем они были на самом деле, вырвались из беспощадной системы причинно-следственных отношений. Они вышли за рамки разыгрываемого трагического сюжета. И, не превышая человеческих полномочий, продолжали творить добро.
Получается, что это привилегия лишь дураков и сумасшедших! Остальные – и правые, и виноватые – были поглощены и раздавлены лавиной зла. Кто – горем. Кто – подлостью и ревностью. Кто – жадностью и жестокостью.
Наверное, этим и отличается реальность шекспировской драматургии от сказки.

“Корень пущих зол”

Наша жизнь, как мне кажется, мало чем отличается от той, которую описывает Шекспир. Она – как, например, в “Короле Лире” – больше похожа на игру, чем на жизнь. И кто лучше к этой жизни приспособится, тот и выиграл. Деньги, карьера – как это знакомо!
С обыденной, утилитарной точки зрения важно, как человек, живущий рядом с тобой, выглядит, что может тебе дать и насколько он тебе улыбается и говорит приятное. Но Лиру, чтобы образумиться, нужно было потерять рассудок. И тогда ему открылось, что такое человек: “Все мы с вами поддельные, а он настоящий. Неприкрашенный человек и есть именно это бедное, голое двуногое животное и больше ничего. Долой, долой с себя все лишнее…”
Лишнее – это та видимость, которая, как облако, окружает человека: притворство, знатность, богатство, авторитетность.
Конечно, во все времена люди стремились к богатству и успеху. Но как бы там ни было, высочайшими ценностями тем не менее всегда признавались честность и бескорыстие. И только наше время, как мне кажется, ставит это под сомнение. “Честный человек – несчастье в доме, – читаю в одном из недавних журналов. – Все равно что мать-пьяница”. Только наше время между понятиями “деньги” и “добро” смело ставит знак тождества.
Сейчас, когда ходишь по улицам и видишь огромные красочные рекламные плакаты, кажется, что их повесили в расчете на то, что люди скоро покинут этот город и в нем поселятся некие ущербные существа, все способности которых сведутся к одной-единственной способности – покупательной. И достоинство этих роботов-покупателей будет определяться фирмой, от которой они носят одежду, сигаретами, которые они курят, и парфюмерией, которую они используют.
Если свести все надписи городской рекламы в один текст, то мы получим евангелие от Сатаны. Этот текст будет иметь совершенно однозначную идеологию, которая сведется к одному – Деньгам. Божеству, которому мы должны поклоняться и служить, чтобы иметь “достойную жизнь”.
Ромео покупает у аптекаря яд:
Вот золото – гораздо больший яд
И корень пущих зол и преступлений,
Чем этот безобидный порошок.
Не ты, а я даю тебе отраву.
Купи себе еды и откормись.

Шекспир как профилактика

Систему ценностей подрастающего поколения сейчас формирует не литература, а реклама. Еще до того, как ребенку успеют прочитать сказку про Золушку или про Муху-Цокотуху, еще задолго до того, как он сам научится читать, на улице его атакуют агрессивные изображения различных частей тела, нижнего белья, разнообразных коробочек, диванчиков и флакончиков – и это будет миром его образов.
А когда он немного подрастет и научится читать, то увидит на троллейбусной остановке изображение эффектной молодой особы в чем-то очень модном с подписью: “За подарок от фирмы такой-то я готова на все”. А на другой стороне улицы – изображение обаятельного джентльмена средних лет с интеллигентной сединой и подпись: “Вы достойны таких-то сигарет”. А в метро можно увидеть картинку, на которой изображено симпатичное дружное семейство, и прочитать: «Нас объединяет то, что мы одеваемся в “Фамилии”». Для ребенка все это постепенно становится Символом Веры.
Да и взрослому человеку бывает не по себе. Думаешь: то ли я живу в мире, вывернутом наизнанку, то ли это у меня самой с головой не все в порядке?
Но вот открываешь Шекспира – и все мгновенно становится на свои места.
В целях профилактики я бы снизу на каждом рекламном плакате жирными буквами писала: “Минздрав предупреждает: Шекспир спасает от любого безумия”.

Прекрасный новый мир

У Олдоса Хаксли есть роман-антиутопия “О, этот прекрасный новый мир!”. Писатель изображает американское общество в будущем, которое полностью свободно от каких бы то ни было проблем.
И вот в эту Новую Америку попадает молодой человек, который родился и вырос в резервации индейцев. Его мать была из нового мира, но в результате несчастного случая осталась у индейцев, куда цивилизованные американцы обычно ездили проводить отпуск. У нее там рождается сын, и поэтому обратно она вернуться уже не может, так как в новом мире женщины не рожают детей, это считается дикостью, непристойностью и вообще не происходит. Самые ужасные ругательства – это “отец” и “мать”.
Еще мальчиком он находит книги, оставшиеся в индейской деревне после смерти миссионера. Среди этих книг был и Шекспир. И мальчик не только с огромным интересом прочитывает его от корки до корки, но и выучивает наизусть огромные монологи.
А потом он встречает девушку из нового мира и, чтобы выразить свою любовь, читает ей:
Скажи, Джульетта, так же ль у тебя
От счастья бьется сердце?
Если так же,
Найди слова, которых я лишен,
Чтоб выразить, что нас переполняет.
Пропой хоть звук из хора голосов,
Которые бушуют в нашей встрече.
А в ответ от любимой получает: “Жми меня, мой милый кролик, ведь любовь сильнее колик”.
Кончается все трагически. Молодой человек не может найти себе места в новом мире и кончает с собой.

Добровольное знание

Помнится, у Виктора Гюго в романе “Человек, который смеется” рассказывается, что в древнем Китае практиковался способ по выращиванию уродцев, на которых был большой спрос при императорском дворе. Будто бы совсем маленьких детей сажали в большие кувшины причудливой формы и в течение нескольких лет дети росли в темном замкнутом пространстве. И тело узника постепенно принимало форму своего обиталища.
Так вот, наше поколение может оказаться теми самыми уродцами, выращенными в темных горшках. Ведь мы заканчивали советскую школу. А как говорит один небезызвестный современный классик: “Советская школа учила двум вещам – подчиняться и лгать”.
Сейчас наступили новые времена. К счастью, необходимость в этих навыках частично отпала. Поэтому мы лихорадочно ищем союзников по “очищению”. Одним из них оказался театр…
Например, на уроках о Древнем Египте можно заставить ребенка выучить все пороги Нила, имена фараонов и время правления династий. Но пройдет время, и он забудет, о чем вообще шла речь – о Китае, Египте или Америке. Но если ученикам дать возможность разыграть на уроке легенды о подземном и небесном Ниле, о путешествии души умершего по царству мертвых, об Исиде и Осирисе...
Да, возможно, после таких уроков ребенок не будет знать наизусть имен, хронологии и порогов. Но у него надолго, а может быть, навсегда останется ощущение того, что такое Древний Египет. А потом он, может быть, уже по собственной инициативе выучит даты и имена. Но это будет уже совсем другое, добровольное знание.

Ирина ФИШГОЙТ,
учительница московской
школы “Ковчег”

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"