БЕЗОПАСНОСТЬ ОБРАЗОВАНИЯ

Где учиться ребенку с нарушениями в развитии, или, как его бережнее называют, ребенку с особыми потребностями? В нашей системе образования есть восемь видов специальных образовательных учреждений. Но только в 20 субъектах Российской Федерации есть полный набор всех видов специального образования. А это значит, что многих детей приходится отрывать от семьи, чтобы обучать.
Число детей с отклонениями в развитии в Российской Федерации составляет 3,6% от детского населения страны – 1,6 млн, однако, по данным статистической отчетности, в системе общего и специального образования, в том числе в форме надомного обучения, учатся лишь немногим более 185 тысяч детей-инвалидов. Это значит, что большая часть больных детей вообще не учатся.
Но во всем мире есть практика включения этих детей в группы здоровых дошкольников и обычные школьные классы.
И в России уже есть опыт интеграции.
Управление образования Магадана решилось провести в городе эксперимент по интегрированному образованию здоровых детей и детей с особыми потребностями.
При поддержке Программы АRО – «Помощь детям-сиротам России» в Магадане в марте будет проведен семинар для работников образования, которые вступают в этот эксперимент. Готовит его создатель первой интеграционной школы в России – московской школы «Ковчег» Александра Михайловна Ленартович. У этой школы уже большой опыт – она работает 13-й год.
А управление образования Хабаровска на свои деньги снарядило хабаровского директора в школу «Ковчег» – поучиться и перенять опыт.
Группа учителей и родителей из Санкт-Петербурга пригласила Александру Ленартович поделиться опытом. Там тоже задумали создать интеграционную школу.
В Томске работает Хобби-центр, в котором занимаются ранним развитием с детьми обычными и с детьми с особенностями. Центр раннего развития должен куда-то передавать детей, и вот уже на его базе проучились педагоги дошкольных учреждений, теперь и детские сады в Томске начинают работать над интеграцией. «Обычная жизнь среди обычных людей» – ее девиз.
Здоровые дети и их родители, дети с ограниченными возможностями и их родители, педагоги постепенно учатся пониманию того, что мир сложен и многообразен.

Запрет на деление
Главный принцип педагогической арифметики

В московской интеграционной школе «Ковчег» учителя знают: если работать не на обучение, а на развитие, то ребенок может преодолеть свой недуг.

НЕтождество

Среди многочисленных отзывов о школе «Ковчег» я нашла один – мальчика Жени, – детский, непосредственный, но очень точный: он писал, что эта школа – заботливая.
А что самое главное в заботливой школе? Уютные классы, где на стенах полотна известных художников рядом с картинами учителей и детскими рисунками. Электронные пропуска для всех желающих родителей, чтобы они могли заходить в школу вместе с детьми. А еще расположившийся под самой крышей Центр здоровья – с массажным кабинетом и релаксационными диванами. И возможность повозиться с глиной в керамический мастерской или с нитками в мастерской ткачества и гобелена. И конечно же лошадь! Лошадь живет рядом со школой в конюшне.
Но не это главное. Главное, чтобы ребенок мог быть самим собой, здесь не опасно не соответствовать стандарту. В «Ковчеге» от тебя не откажутся, тебя не выгонят, если у тебя что-то не получается, ты чего-то не умеешь или не можешь, из-за того, что ты не такой, как все…
Но школа-то общеобразовательная! А учебная программа в общеобразовательной школе не принимает в расчет человеческие чувства или отношения. И если ты не можешь усвоить программу, значит, тебе здесь не место.
Но для «Ковчега» смешно ставить заботу об учебной программе выше заботы о живом ребенке. Главное – развитие. Любые учебные программы – это всего лишь средство. Зачем же превращать их в самоцель? Главное, чтобы в итоге человек нашел свое место в жизни, реализовал свои возможности, оказался востребован.
Разумеется, настоящая заботливая школа должна дать своим ученикам знания. Интеллектуальная пища просто необходима ребенку, это одна из важных составляющих его развития. Правда, если школа считает главной задачей ученика усвоение знаний, многих приходится списывать в брак.
В «Ковчеге» учителя тоже думают об уровне знаний. Но был, например, здесь такой мальчик, который мог починить любой компьютер, решить любую компьютерную проблему, любому системному администратору дал бы сто очков вперед, а вот математика по школьной программе ему никак не давалась. Ни в одной школе он учиться бы не смог – не вылезал бы из двоек по математике. А в «Ковчеге» у него была индивидуальная математика.
Конечно, такой подход предъявляет высокие требования к самому учителю. Идти за учебником куда проще, чем искать с каждым учеником его собственный путь, к его индивидуальному знанию.
Почему-то в традиционной школе иногда бывают сбиты ориентиры: человек перестает быть мерой всего, он сам постоянно меряется суммой знаний, оценками, КИМами. Образование перестает быть средством развития, ученик приносится в жертву формальным задачам образования. Мысль о том, что человек может состояться в жизни и быть счастлив, не изучая каких-то школьных предметов или пропустив какие-то программные темы, кажется абсурдной и даже кощунственной. Каждого, кто не способен усваивать программу, школа готова изгнать из своих священных стен и лишить пропуска в жизнь, которым, как известно, служит аттестат.
Заботливая школа «Ковчег» принимает детей с любыми типами проблем и не разделяет своих подопечных по принципу учебной успешности. Принимает всех, если не считать пяти-шести отказов в день из-за невозможности школьных стен расширяться по мере того, как появляются желающие учиться в ней.

НЕделимое

Хорошо ли детям, для которых обычная школьная программа доступна, вместе с детьми, для которых она явно трудна?
Мы все из общества, в котором принято разделять людей именно по этому признаку: те, кто способен осваивать программу, – в общеобразовательной школе, а те, кто не способен, – где-то в другом месте... Как же должны родители, вышедшие из общеобразовательной школы, относиться к тому, что с их нормальными детьми в одном классе, в одной школе будут учиться дети-изгои. От них не только традиционно отказывается общеобразовательная школа, но еще и те специальные учреждения, где учатся дети-инвалиды, вынесены куда-нибудь подальше, иногда красиво названы санаторными и лесными. Они есть далеко не в каждом городе, не в каждом районе, а некоторые виды и не в каждой области. Детей с особыми потребностями изолируют не только от сверстников, но и от своих семей, удаляют из родных мест. А всех остальных – избавляют от необходимости видеть их. Или лишают возможности общаться с чужой болью? Эта наша давняя традиция. Так же после войны, например, искалеченных воинов затворили на Валааме, чтобы своими страшными культями не смущали они ликующий в победных шествиях и демонстрациях народ. Сегодняшние мамы и папы – из этого народа. Нас долго приучали, что так – правильно. И многие до сих пор уверены: как можно, чтобы в классе с нормальными детьми учился ребенок-инвалид? Зачем это? Пускай это будет где-то в стороне, пускай не смущает счастливого детства. Где-то, мы-не знаем-где, кто-то, мы-не-знаем-кто, должен заботиться о них. Мы потеряли самый человеческий инстинкт – помощи слабому.
Существующие в обществе стереотипы давят, в том числе на родителей «обыкновенных» детей, которые учатся в «Ковчеге». Мама приводит в «Ковчег» ребенка с тяжелым диагнозом. Поначалу работать с ним крайне тяжело. Чтобы правая рука могла хоть что-то вывести в тетради, Ваня сначала прицеливался, а потом ловил и прижимал ее к листу левой. Казалось, ничего путного из этого не выйдет никогда. Время шло. Сначала подготовительное отделение, потом началась школа, и вдруг во втором классе – резкий скачок. Теперь Ваня стал сам записывать свои сказки, которые раньше записывали учителя или мама.
Но подросла у Вани сестра – вполне здоровая девочка, поучилась немного в «Ковчеге», и мама... отдала ее в английскую школу. Мол, Кате и дома достаточно общения с братом-инвалидом, зачем ей учиться с другими такими детьми.
Родителей можно понять. Но в западных странах, где существуют давние традиции интеграции детей-инвалидов в общество, количество интеграционных школ весьма велико, и родителей ничуть не смущает, что их обычные дети учатся вместе с детьми «с особыми потребностями». Потому и соотношение больных и здоровых детей в этих школах несравнимо с тем, которое сложилось в «Ковчеге».
Вообще вопрос о том, сколько детей с особыми потребностями оптимально включать в обычный класс или в обычную школу, – открытый и дискуссионный. В мировой практике обычно ориентируются на соотношение один к десяти. В американской интеграционной школе, с которой дружит «Ковчег», из 200 – 31. В самом «Ковчеге» сейчас на 490 – 210! Но это не потому, что так правильно. Просто другие школы не идут на интеграцию. Часто родители приходят в «Ковчег» с последней надеждой. Так соотношение больных и здоровых детей уже во много раз превысило критическую отметку. Надо ли говорить, какая это дополнительная нагрузка на педагогов.

НЕсумма

Учитель, который озабочен не процентом успеваемости, а действительным развитием каждого ребенка, вынужден противостоять давлению той образовательной машины, которая сегодня настроена вовсе не на развитие индивидуальных детских способностей. Она сконструирована так, чтобы контролировать всех по одинаковым параметрам. Бродский говорил, что бесчеловечность всегда проще организовать. Но учителю приходится противостоять бесчеловечности. Перед ним неразрешимое противоречие: развивать, воспитывать, готовить к жизни и при этом оберегать от того, что в два счета может погубить кропотливую педагогическую работу. Ведь дети все разные, и учить их надо совсем по-разному. Школа никак не может быть похожа на заводской конвейер.
Есть дети, которые с программой вполне могут справляться, – мы привыкли считать, что это нормальные и здоровые дети.
Есть такие, которых можно посадить в один класс со здоровыми и организовать специальное интеграционное обучение: какие-то уроки ребенок может быть в классе со всеми, а на других ему потребуется индивидуальная работа.
Но есть такие ученики, которым нужна особая помощь, например дети с нарушением слуха. Такие дети тоже учатся в «Ковчеге». Для них есть отдельные классы, но на каждой перемене они встречаются и общаются с остальными.
А еще в «Ковчеге» есть классы надомного обучения. И даже если ребенок обучается надомно, он иногда в школе бывает, чтобы не чувствовать себя запертым в четырех стенах.
Когда в школе во главе угла норматив и стандарт, ребенок оказывается в очень жестких условиях. Обычная школа не стремится что-то придумать для него, если он не одолел математику за какой-то класс. Никому не приходит в голову, что, может, ему нужна какая-то другая математика или совсем эта самая математика не нужна. Но это происходит не потому, что учителя плохие, а потому, что так устроена система. Она требует отсева и отбора, бесконечного соревнования, в котором якобы побеждают лучшие, а остальные – мусор и отстой. Их надо на комиссию и в спецучреждение...
Но парадокс в том, что именно в коррекционной педагогике складываются начала по-настоящему личностного образования, которого сегодня отчаянно не хватает всем детям и учителям обыкновенных школ. В коррекционной педагогике стандартные средства обучения не срабатывают, а потому все время приходится идти от ребенка. Александра Михайловна считает, что приемы, которыми пользуются коррекционные педагоги, очень полезны для всех, хотя бы в начальной школе. В «Ковчеге» был такой эксперимент, когда в 1–2 классах письму и чтению всех детей учили дефектологи. Благодаря их приемам: письму крупными буквами, поначалу – мокрой тряпкой на доске, потом – не в узкой тетрадной строке, а в альбоме; благодаря проговариванию при письме, которое используют сурдопедагоги, в этих классах оказалось меньше дисграфиков, дети пишут очень грамотно.
Танцы в «Ковчеге» тоже не только для того, чтобы помочь детям с ДЦП, они нужны и всем остальным, так же как и методы развития мелкой моторики, памяти, речи. Всем: и самым способным и подготовленным – необходима более бережная школа.
Впрочем, даже в «Ковчеге» учителя не всегда понимают, что и здоровые дети не меньше, чем больные, заслуживают право на поддерживающее обучение.

НЕквадратные корни

Все началось в 1990 году, когда Ирина Викторовна Фишгойт со своими коллегами и родителями ребятишек из Центра лечебной педагогики решила сделать маленькую школу для тех детей, которых удалось в этом центре реабилитировать.
Организационно школа планировалась как вальдорфская, без директора, и первый год так и проработала. Но к весне стало ясно, что в российский условиях без него не обойтись. Александре Ленартович предложили поучаствовать в конкурсе на эту хлопотную должность (тогда директоров еще выбирали). Спокойная жизнь вузовского преподавателя закончилась. Началась героическая организационная борьба за реализацию идеи особенной школы для детей, у которых не получается учиться в обычной школе. Срочное оформление документов, регистрация. Поиск помещения...
Постепенно начали сбываться самые невероятные мечты. Если в 1991 году победой было разместиться в крыле вечерней школы, то со временем школе построили собственное здание, постепенно открылись центр здоровья, подготовительное отделение, отделение надомного обучения, классы для детей с нарушениями слуха, экстернат, стали наряду с обычной классно-урочной системой практиковать семейное и индивидуальное обучение, а еще – масса мастерских и студий, арт-терапия. Школа обросла союзниками и друзьями…
Александра Михайловна поняла сразу: на то, за что она взялась, надо положить всю жизнь. Каждый, абсолютно каждый ребенок имеет право на образование. Для Александры Ленартович это не просто декларация, не просто строка из законов об образовании, а принцип жизни. А еще ребенок с особыми нуждами имеет право на общение со сверстниками и на жизнь и воспитание в семье. Это значит, что учить его надо не где-то в специнтернате, а рядом с домом, вместе с другими детьми. Простые, казалось бы, истины, но абсолютно непривычные для нашего общества.
В помощи нуждается огромное число детей. Проблема, как отбирать, кого взять, кого – нет, стояла сразу. Никогда предпочтение в «Ковчеге» не отдавали тем, с кем легче работать. Но как трудно определить, кому в большей степени требуется помощь. С каждым обратившимся в школу Александра Михайловна проживает его личную трагедию. Столько бед выносят дети и их родители из сегодняшнего устройства массовой школы!
У Александры Ленартович есть свои принципы и приоритеты. Ну, например, детей усыновленных и находящихся под опекой, которые почему-то не могут учиться в массовой школе, она берет в первую очередь, как и детей, потерявших здоровье из-за неверного лечения. И всякий раз приходится вести очень трудный разговор с родителями и с детьми. Одно дело – если для родителей больного ребенка главное – получить аттестат общего образца. Другое – если для мамы и папы важно использовать все возможности для развития сына или дочки, если для них существует ценность такого развития.
Многие из тех, кто никогда в обычной школе не дошел бы до аттестата, здесь его получат. Однако это не то, что можно гарантировать. Это то, на что нужно работать. Причем во взаимодействии с родителями.
А еще надо просто научить родителей ценить и любить ребенка во множестве мелочей. Мамы детей-инвалидов, придавленные своим горем, не всегда думают о том, как ребенок выглядит. А его надо красиво одеть, причесать, постараться сделать все возможное, чтобы у него возникло положительное отношение к самому себе, тогда и у окружающих он будет вызывать положительный отклик. От того, как отнесутся к ребенку одноклассники, их родители, персонал школы, зависит очень много. Да, общество должно принимать особых детей, но и они сами, а скорее их родители должны делать шаги навстречу.
Есть мнение, что с больным ребенком должен работать именно дефектолог. Но само по себе наличие диплома еще не делает человека профессионалом. Александра Михайловна рассказывает, как однажды наблюдала работу дипломированного логопеда. Та пыталась засунуть девочке в рот свой инструмент – специальную палочку, с помощью которой помогают языку извлекать звук «р». Но девочка не хотела открывать рот, уворачивалась, извивалась, наконец, спряталась под стол, но и там ее пыталась достать логопед со своей палочкой. Логопеду казалось, что она делает благое для ребенка дело: учит произносить новый звук...
А в работе педагога главное – содержательное сотрудничество с ребенком, психологический диалог, и общепедагогическая культура куда важнее, чем специальные знания.
В «Ковчеге», помещая ребенка с диагнозом в интегрированный класс, не сообщают учителю о его диагнозе. С каждым ребенком надо вести себя как с... человеком, при условии, что вся жизнь школы направлена на развитие детей, а не на то, чтобы избавиться от неугодных.

НЕчастное

Обязательно ли знания, которые пытается передать ребенку учитель, развивают? Ведь развитие – это развертывание собственных способностей, освобождение свитых в плотные пружинки заложенных в человеке возможностей. Урок может помогать этому освобождению, а может и не помогать. Особенно если ребенку на уроке скучно, или что-то мешает ему включиться в общую работу, или страшно – был, например, уже опыт неуспеха.
И прежде чем сравнивать ребенка со всеми, кто уже «все успел» или «все понял», прежде чем начать его ругать, стыдить, обзывать, хорошо бы задуматься: «А чего я хочу добиться? То, что я делаю, – развивает ребенка? И что с ним сейчас происходит в ответ на мои действия и слова? Может, унижая его сейчас, я учу его унижать других? Или унижаться перед другими? Или учу его агрессивности?»
Еще в первый год работы в школе появилась девочка Ира. Она лазила по трубе, и это было ее основное занятие в школе. Никак не получалось привлечь ее к какой-то учебной деятельности. Как-то раз в гости в школу приехал вальдорфский профессор. Александра Михайловна показала ему девочку, даже ей уже казалось, что все усилия бесполезны:
– Ну, что делать?
– Что делать? Танцевать!
«Но разве танцы есть в программе общеобразовательной школы?» – вправе спросить каждый учитель. Но этот вопрос правомерен, только если учитель считает, что ребенка, которого нельзя учить привычным образом, учить нельзя совсем. А если учитель хочет найти путь, которым можно учить именно его, то он его ищет. К сожалению, учитель в таком положении, что программа удерживает его от педагогически оправданного поведения. Программу нас учили ценить гораздо больше, чем ребенка. И школа избавляется от не подходящего для программы ученика, а не программу приспосабливает к нему.
«Ковчег» тоже общеобразовательная школа. Только здесь важно не формальное следование программе, а поиск таких развивающих ребенка занятий, которые окажутся им востребованы.
Учителю это непросто: всевозможные проверки, срезы, экзамены подталкивают его к тому, чтобы торопливо учить, не оглядываясь на то, что происходит с ребенком. И родители тоже давят. Им тоже очень часто хочется каких-то стандартных результатов. И почему-то кажется неправильным, когда учиться легко и радостно. Мол, учиться должно быть трудно, а иначе какое же это учение? А в детстве надо накопить запас тепла, понимания, любви и заботы на всю жизнь. Это залог выживания в самых сложных жизненных ситуациях. Детство, обделенное заботой, лишает человека чего-то очень важного, он словно здание без фундамента. Но как объяснишь эти психологические истины мамам и папам, которые сами жили другой, исковерканной жизнью, – и ведь ничего – жили же... Хотя вся наша жизнь до сих пор складывается наперекосяк и агрессивны мы так, и несчастны, и неудачливы оттого, что не заложен где-то в начале этот самый запас психологической прочности.
Как объяснить инспектору, почему с ребенком не задачи решали, а клубочки сматывали? Но мамы с папами и бабушками ведь не инспектора, они-то, казалось бы, своих детей должны знать, чувствовать, понимать? Не всегда понимают, от школы ждут не жизненного продвижения, а учебного результата: тетрадок, исписанных ровными строчками, контрольных, решенных наравне со всеми...
В «Ковчеге» постепенно всем учителям стало очевидно: если сознательно работать не на обучение, а на развитие ребенка, он может перерасти свой недуг и станет вполне успешным взрослым. Только не надо губить его нашей всепоглощающей любовью к школьной программе!
Среди нас немало таких людей. Они создали семьи, работают, рожают и растят детей. И нередко умеют быть счастливыми гораздо больше, чем многие вчерашние полноценные ученики, превратившиеся в потерявшихся взрослых, тех, про кого говорят: ума палата, а ключ потерян.
Работа с ребенком в школе «Ковчег» – это и есть поиск ключей. Ключей, открывающих ребенку путь к его собственному сознанию.
Пока учитель не освоил и не принял то видение мира, которое есть у ученика, он не может с ним работать. А весь массив культуры, который педагог приносит в класс и пытается передавать, может стать собственным знанием ребенка только тогда, когда он сам сделает его своим. Чужое, не присвоенное знание мешает развиваться знанию собственному, не оставляет места и времени нарабатывать свой опыт наблюдения и обобщения.
Есть дети, чье самобытное сознание легко перерабатывает и присваивает чужое знание. Тогда информационный вал не воспринимается ими как что-то чуждое, они так или иначе подчиняют его своему интересу.
А вот большинство детей постепенно сникают, сдают исследовательские позиции, которые нажили-наработали в дошкольном детстве, и позволяют исписывать себя, как белую доску, или наполнять, как пустой сосуд. Это как раз те, кто потом не умеет применить в жизни все, чем их принудительно наполнили.
Есть такие, кто мастерски учится закрываться от всего чужого: смотрят в окно, мечтают о личном, читают под партой, прогуливают в поисках тех приключений, в которых они могут почувствовать себя собой.
Школа «Ковчег» делает все, чтобы ребенок почувствовал себя собой не вопреки, а благодаря школе.

Людмила РЫБИНА
Фото В.СТРОКОВСКОГО

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"