КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ВЫСТАВКЕ

Улицы, которых нет
Живописная ностальгия Владимира Брайнина

В новом помещении галереи «Кино» (Большой Ржевский пер., д. 8) открылась персональная выставка московского художника Владимира Брайнина, устроители назвали ее «Улицы». Брайнина последние три десятка лет не без основания считают «певцом Москвы», но даже коренные жители столицы далеко не сразу смогут найти те площади, дома и переулки, которые пишет этот художник. Брайнин обладает своего рода внутренним зрением, позволяющим видеть не столько конкретные пейзажи, сколько некое романтическое пространство своего прошлого. И это не элементарная возрастная ностальгия. «Я чувствую, – говорит художник, – как умирает мой город. Я здесь родился и знаю его достаточно хорошо. Но теперешний социум мне враждебен по сравнению с тем, бывшим лет двадцать назад, враждебен не политически, не эмоционально – он мне просто мешает жить».
Как это ни печально, но к словам Брайнина приходится присоединиться. Москва в последние 10–15 лет изменилась до неузнаваемости. Речь, разумеется, не о «спальных районах», они никогда и не были ее лицом. Чужим становится центр города, его самая обжитая историческая часть. И дело не только в том, что исчезают старые и появляются новые дома и давит избыточно навязчивая реклама. Меняется колорит или, если угодно, живая аура, а это для художника равносильно исчезновению его прошлого. Может быть, еще и по этой причине Брайнин сегодня все чаще обращается к уцелевшим фрагментам пейзажа и пишет не «ночь, улицу, фонарь, аптеку», а часть дома или уголок двора, проходную арку, лепнину на фасаде, многочисленные «стены» со следами былых красот и т.д. «…Воздух превращается в насыщенную влагу, свет – в мрак, и даже передан страх темных углов и проулков, силуэты неопределенны и изменчивы, – писал художник в предисловии к каталогу 1991 года. – Я пишу людей, город, какие-то явления, я хочу, чтобы все это не умирало. Может быть, поэтому я акцентирую внимание на моментах разрушения, действия времени – парадокс в том, что у меня в картинах все продолжает жить… И мне всегда важно, что это сделал я, поскольку истратил часть души…»
Из работ художника в последние годы практически исчезли люди. Остались только пустынные дворы, стены, отражения в лужах, призрачный свет и тишина, в которой застыло прошлое. Иногда кажется, что ты не в Москве, а в каком-то покинутом всеми городе из фильмов Бергмана или Тарковского. Причем город этот непоправимо стар, и его дома кажутся настоящими руинами. Даже машины во дворах представляют собой нечто антикварное, послевоенное. Художник культивирует в себе детские и юношеские воспоминания и старается воспроизвести не столько реальные предметы, сколько цвет и свет «прекрасной эпохи». Кроме Брайнина столь концентрированно и точно это, пожалуй, удалось сделать еще только одному российскому художнику, который значительно старше нашего героя и прожил последние годы жизни в Париже. Речь идет о Михаиле Рогинском, его посмертная выставка «Свое иное» прошла одновременно с выставкой Брайнина в Государственном центре современного искусства и имела некоторое касательство к Первой московской художественной биеннале. Обозреватель газеты «Коммерсант» Григорий Ревзин пишет, что «самое сильное впечатление в его работах производит цвет… Его мазок не тектоничен, но, наоборот, провисает в воздухе, его цветовая материя лишена внутренней структуры… Это даже не хаос цвета, а его распад, протухание… Его Россия оказывается местом протухающего цвета в репрессирующем порядке, и точнее выразить материей живописи позднесоветское ощущение бытия трудно. Но к этому добавляется еще один аспект ощутимой ностальгии. По свету, по особой тишине и концентрированности ты ощущаешь, что художнику в этом мире хорошо. Если вы спросите, что может быть безнадежнее протухающей материи бытия, то здесь есть ответ на этот вопрос. Это ностальгия по протухающему бытию. Осознание того, что это, пожалуй, единственное место, где все же было хорошо». Удивительно точные слова. Которые, как это ни странно, относятся не только к живописи Рогинского, но и к тому, что делает на холсте Брайнин. Ему не понадобилось эмигрировать, чтобы обострить в себе «уникальный образ распадающейся материи русского позднесоветского бытия».
Впрочем, Брайнин не всегда был столь радикален и склонен к изображению распада. Во многих его работах 80-х годов яркий солнечный свет и резкие тени сообщают пейзажам избыточное напряжение. Так писали его друзья фотореалисты. Но у последних пейзажи были лишены живого воздуха. Брайнин же только из воздуха и состоит. Вернее, из перенасыщенной влагой и городскими испарениями субстанции, состав и запахи которой в пору определять по известным стихам 80-х годов Тимура Кибирова:

Пахнет дело мое керосином,
Керосинкой, сторонкой родной,
Пахнет «Шипром», как бритый мужчина,
И, как женщина, «Красной Москвой»,
(Той, на крышечке с кисточкой), мылом,
Банным мылом да банным листом,
Общепитской подливой, гарниром,
Пахнет булочной там, за углом…

Устроители выставки «Улицы» щедро наделили Брайнина званием «Последнего декадента века двадцатого и первым – века двадцать первого». Доля справедливости в этом определении, конечно, есть. В чем-то этот художник не только декадент, но еще и маньерист. Из-под его кисти выходят иногда кудрявые арабески, игривые танцовщицы и кариатиды, скачущие квадриги лошадей и прочий осыпающийся декор зданий конца XIX – начала ХХ века. Брайнин упорно продолжает жить в своем городе, где закат отражается в лужах коньячного цвета и до неузнаваемости преображает перекресток Петровки и Кузнецкого моста, Рождественский бульвар и Трубную площадь в какое-то феерическое и таинственное венецианское царство, где вместо каналов и мостов изображены темные ущелья улиц, наполненных по-рыбьи лоснящимися машинами.
Не вписывается Брайнин в обступившую его современность. И не столько она его не приемлет, сколько он не желает ей принадлежать и потворствовать. Погряз в своем прошлом и заставляет всех им любоваться, не вспоминая пустые полки магазинов и очереди, грустные лица невыездных сограждан и прочие прелести «развитого социализма». Правильно о нем написали устроители выставки в галерее «Кино»: «Владимир Брайнин – художник уникальный».

Вильям МЕЙЛАНД

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"