КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ЭКРАН

Мирная окопная жизнь
Вплотную приблизиться к событию – таково кредо Павла Костомарова и Антуана Каттена

«Мирную жизнь» Павла Костомарова и Антуана Каттена по телевидению не показывали и вряд ли скоро покажут. Но фестивальная судьба фильма замечательно успешная: призы кинокритиков на «Киношоке» в Анапе и на фестивале «Россия» в Екатеринбурге, где фильм получил еще и главный приз, премия «Лавр» в категории «лучший арт-фильм» плюс денежная премия Фонда Эдуарда Сагалаева в размере пяти тысяч долларов. Последнее, полагаю, для авторов существенно, поскольку снимали они на свой страх и риск и на свои деньги.
Вручению главного приза в Екатеринбурге сопутствовал скандал: оскорбившись решением жюри, Клим Лаврентьев, президент фестиваля в течение всех 15 лет его существования, сложил с себя полномочия. Он обещал это еще годом ранее в связи с показом «Трансформатора», предшествующего фильма тех же режиссеров (главный приз на студенческом фестивале «Святая Анна»), с еще более обильной ненормативной лексикой. «Я воспитан на великой русской литературе, – заявил Лаврентьев, объясняя свой поступок. – Я уверен, что мир и Россию спасет красота». Ну, насчет великой русской литературы тут можно припомнить разное – от Пушкина до Солженицына. И насчет спасения красотой тоже нелишне разобраться, что имел в виду Достоевский. Красоту искусства? Красоту жизни? Сведущие люди говорят, что имел он в виду красоту лика Христова. Мир спасен будет, когда этот лик начнет просвечивать в каждом из нас. Что касается фильма, то наверняка просвечивает он в главном из персонажей – в мусульманине Султане. Что до персонажей православных, то по большей части морды их (лицами называть как-то не хочется) даже не языческие – скотские. Опухшие от водки, изрыгающие матюги.
Начинается «Мирная жизнь» кадрами коровника, где тоскливо мычащие твари стоят, утопив мослы в густом липком дерьме. Какая уж тут красота?! Но, увы, такова реальность, которую авторы не гримируют, не ретушируют, а как бы просто бесстрастно, не комментируя, снимают. Ни слова дикторского текста. Иногда только сухие информирующие титры. Смотрите и судите сами. Начальный кадр коровника – это, так сказать, заставка, эпиграф ко всему, что будет дальше. Ну куда при такой жизни без оскорбительных интеллигентному уху слов? А сама эта жизнь – она не оскорбительна для человеческого существа?
Неслучайна стилистика фильма: медлительная, подробная, словно бы настроенная на то, чтобы и вовсе обойтись без монтажа. Вот добрую минуту камера вглядывается в лицо Султана, изрезанное морщинами, благородное, мудрое. «У Султана убили жену, разрушили дом. Он с сыном Апти уехал из Чечни», – поясняет титр. Вот на протяжении минут трех-четырех Апти мастерит что-то поначалу непонятное: обжигает на зажигалке лезвие бритвы, тупит о нож кромки, приматывает спички, зачищает концы проводов, подсоединяет, втыкает в розетку. Оказывается, это кипятильник. Теперь его можно опустить в стеклянную банку с водой и ждать, пока побегут пузыри. Вот Султан и Апти работают в колхозном коровнике. Апти забрался под крышу, сбрасывает вниз старый хлам. Сыплется труха. Вот валяется на грязном топчане в замызганном закутке коровника пьяный мужик. Просыпается, сливает из опустошенной поллитровки остатки в стакан, пьет, матерится, зовет собаку по кличке Чудо, пытается что-то ей объяснять, потом гонит прочь. Непрерывный кадр – три минуты. Непрерывность кадра означает его подлинность: мало ли что можно насочинять монтажом. А тут реальный человек в реальном времени и реальном пространстве жизни. Не замечающий камеры или забывший о ее присутствии.
В названии «Мирная жизнь» подтекст иронически горький, если не издевательский. За «мирным» фасадом – то и дело вспыхивающие драки, ругань, плохо скрываемая злоба. Как минимум зависть. Султан не обращает ни на что внимания. Он замкнут в себе. Апти пытается найти контакт с местными, хочет казаться своим. Напрасно! Своим он здесь никогда не будет. Мордастый Толик, недавно отслуживший в Чечне и снова собирающийся туда, уже по контракту, по ходу пьяного разговора зло бросает: “Тебя через полгода убьют”. Здесь убьют. Толик покровительственно обнимает молчаливо распивающего с ними дядю Васю: «Ты понимаешь, он Берлин брал! Берлин!» Ему тоже хочется своего Берлина, своей причастности к истории. Это не то, что коровник чистить! Апти пытается напомнить, что на той войне никто не разбирал, кто русский, кто еврей, кто чеченец. Слова повисают без ответа.
Из финальных титров мы узнаем, что Султану за работу не заплатили, он уехал. Толик служит в Чечне. Показано фото его, довольного, в камуфляжной форме, в обнимку с друзьями. Апти один. Пьяный. Отчаявшийся. Поразительный кусок! Такого не сыграть самому великому актеру. А даже если и сыграет, то все равно это игра. Над деревней беспросветная ночь. Одинокий огонек где-то в небе. Кажется, сейчас он потухнет. Тогда уже, кроме тьмы, ничего не будет.
Очень горький фильм. Полный боли. Но ведь боль – сигнал о болезни. Если не принять меры, она будет лишь прогрессировать.
В прошлом Павел Костомаров – оператор. Работал с Сергеем Лозницей и Виталием Манским, с Алексеем Учителем на игровом фильме «Прогулка». Своего единомышленника нашел в лице швейцарца Антуана Каттена, филолога и журналиста. Два фильма – это, конечно, лишь начало пути в кино. Но начало, говорящее о том, что у режиссеров свое лицо, свой взгляд на мир. «Наши фильмы я называю окопными, – говорит Костомаров. – Мы должны вплотную приблизиться к событию или человеку, так, чтобы грязь, брызги летели в объектив». По-моему, очень достойная позиция.

Александр ЛИПКОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"