ШКОЛЬНЫЙ АВТОБУС

Если учитель, у которого отбирают льготы, решается протестовать – от этого в первую очередь пострадают его ученики. Но ведь и смириться с нарушением своих прав, с нарушением закона – это подать плохой пример детям.
В поселке Городище, куда приехал наш школьный автобус, несколько учителей делят свое время между уроками и судебными заседаниями. В попытке добиться справедливой замены льгот на деньги они дошли до Верховного суда. И высшая судебная инстанция страны встала на их сторону. «Так и побеждаем», – грустно смеются учителя.

Волгоградская область: уроки достоинства

С каждым разом наш «Школьный автобус» все дальше и дальше уезжает от Москвы. Теперь он ждет нас на стоянках вокзалов или аэропортов, а мы едем к нему или летим. На этот раз – в знаменитый город Волгоград.
…Поезд № 913 еле тащился. Он был почтово-багажным, остановки частые, как у трамвая. «Мичуринск. Стоянка поезда 72 минуты». Что ж, можно погулять по городу, почувствовать себя проезжающими из XIX века: старинный вокзал с лепниной на потолке, ресторация с тяжелой резной мебелью – и полная праздность, остановка во времени. Со стороны наш состав выглядит весьма странно: локомотив, багажный вагон да единственный пассажирский под номером почему-то 17. Внутри тоже непривычно: незнакомые люди, как встарь, ведут с попутчиками пространные беседы. Чета Бакулиных, делившая с нами купе, уже давно перечитала взятые в дорогу газеты. Мы поддерживаем разговор о правде жизни и пластмассовой журналистике, ничего общего не имеющих. Говорим о цели нашего пути – и тут же превращаемся в «ответчиков»: нам предъявляется иск по поводу «ужасного состояния образования в России»:
«Когда четырнадцать лет назад в школе учился наш старший сын, нам казалось, что их учат слабее, чем учили нас. Не было никакого интереса к школе, к учителям, к знаниям – одно безразличие. И нам было досадно. Но сейчас, когда дочка-семиклассница проводит за уроками все свободное время, мы приходим в ужас. По каждому предмету их заставляют письменно пересказывать параграфы учебника: биология, история, география, литература – значения не имеет. И вот дочь после второй смены приходит в семь часов домой, ужинает и сразу садится за русский и математику, а с утра начинает заучивать тексты из учебников. На уроке с ними никто не разговаривает, только пишут и получают проверенные работы. У них регулярно проводятся «диктанты на понятия». Я сам инженер-авиаконструктор, но когда прочитал в учебнике по геометрии определение биссектрисы на полстраницы, покрылся потом…»
Мы нашли приют в своем автобусе и, глянув на броское граффити «Русский, ты забыл славу предков!», помчались по волгоградской земле.
У волгоградских – собственная гордость: Сталинградская битва, Мамаев курган. Во всех школах, куда мы заходили, на почетном месте висел план патриотических мероприятий: встречи с ветеранами, смотры строя и песни, обсуждение книг о войне, тимуровские десанты, трудовые вахты в честь… Волгоградский мужской педагогический лицей, воспитывающий будущих сельских учителей, выглядит военизированным учреждением. Патриотическое и гражданское начало, с точки зрения руководства, играет основную роль в формировании будущего педагога.
У волгоградских – собственные проблемы. Начиная с конца восьмидесятых на территории области находят приют беженцы из «горячих точек» бывшего СССР. В сельских школах мы встретили немало русских учителей-переселенцев из южных республик, послушали их рассказы о горьком чужом хлебе, о тяжелых ступенях чужого крыльца. Помощь оказывало им не государство, а «люди добрые»: коллеги, директора школ. Нам говорили: учителя из Душанбе и Сумгаита, Еревана и Чирчика не только встроились в местную школу, но и внесли в нее свежую струю другого опыта общения, других форм организации учебного процесса. А вот нерусские мигранты, до сих пор прибывающие и прибывающие на территорию Волгоградской области, – особая, пока не разрешенная проблема. В одном только Дубовском районе три школы стоят на территории, заселенной турками-месхетинцами.
Среди волгоградских педагогов немало самоотверженных людей – других нам встретить не довелось. Но по-настоящему поразила нас встреча с учителями поселка Городище. Они решили подать иск в Верховный суд, пытаясь оспорить новый механизм льгот на услуги ЖКХ. Наше пребывание в городищенской средней школе совпало с их возвращением из Москвы…
Школа № 2 в рабочем поселке Городище встретила нас не очень приветливо. Довольно долго стояли в вестибюле в ожидании директора или завуча. Мысли были: с нами не хотят общаться, журналисты здесь уже надоели, муссируя историю с учителями-правдоискателями, надо уезжать… Уехать мы, к счастью, не успели. Директор уже спускался по лестнице: «Извините. Эпидемия гриппа. Дети у нас совсем не болеют, а вот половина учителей на больничном». И был он нам искренне рад. Обсуждать путешествие за правдой, которое предприняла учительница химии Наталья Попова, начал охотно.

Смещение равновесия

– Если деньги в бюджет за методическую литературу не заложены, а по закону они учителям положены, что может сделать руководитель? Посоветовать обратиться в суд! – говорит директор Валерий Леонтьевич Лущай. – Если должность председателя райкома профсоюза работников образования занимает инспектор комитета по образованию, что нужно сделать для того, чтобы восстановить законность? Бороться, доказывать, выдвигать другую кандидатуру. Так мы и делаем. Так побеждаем. Конечно, школа должна прежде всего учить. Но за последние пятнадцать лет учителя настолько изнурены небрежением государства, что на них не действуют ни высокие требования к аттестации, ни открытые уроки, ни жалкие премии за проведенные мероприятия. Зарплата маленькая – давление огромное. Баланс сил полностью нарушен.
– Какие реформы? – говорит учитель математики Наталья Артемовна Никитина. – Хватит с нас того, что сделали со льготами. Любая реформа – это головная боль для учителя. Сама я работаю 41-й год и со своим великим стажем почти каждый год вхожу в новую программу! Любую программу надо адаптировать, мыслимо ли? Какие только учебники я не испытывала, а некоторые теоремы не вижу, как лучше доказать, чем по Киселеву.
– В январе мои учителя не получили зарплату за декабрь: область считала, что должны выплачивать районы, а район об этом не имел понятия. Пока разбирались, учителя написали заявление о приостановке работы, продолжает директор, – деньги вскоре появились. А детсады, больница, администрация все еще ждут декабрьской зарплаты из районного бюджета. Сидят без денег. Пока люди не выйдут на улицу, не постоят под плакатами «Долой», власти их не замечают.

Необходим катализатор

Валерий Леонтьевич считает борьбу учителей за свои права нормальным явлением. Более того, всячески ее поддерживает и сожалеет, что местные СМИ никак не среагировали на хождение городищенских педагогов в Верховный суд РФ. Слышать из уст директора «Вы первые» нам было не по-журналистски грустно. И далее: рейтинг Валерия Леонтьевича в комитете по образованию не очень-то и высокий. Он считается непослушным: ведет свою линию, поступает по-своему. Эти качества препятствуют получению званий и наград, однако благодаря им в обвальное постперестроечное время городищенская школа № 2 сохранилась и даже расцвела. «Был партийным работником, в 91-м попал в школу случайно, а выбраться так и не смог. Сначала просто спасал школу, используя свои старые партийные связи, буквально обирал друзей-бизнесменов. Коллектив создавал. А потом вдруг оказалось, что самое трудное уже позади», – вспоминает Валерий Лущай. На мой вопрос о самой заветной его педагогической мечте отвечает быстро: «Мечта одна: платить учителям нормальную зарплату, хотя бы пять-шесть тысяч рублей. Сразу бы школа ожила! Теперь на содержание школы стали давать средства: на ремонт крыши, на замену отопления, на оборудование – на все, что мы попросим. И только вопрос с зарплатой – заколдованное место. В районную думу обращались, в областную: низкая зарплата учителя погубит школу как образовательный институт. Не понимают».

Реакция восстановления пошла

Разговор с Натальей Поповой я привожу без сокращений.
– Страшно судиться? Ведь еще работать и работать!
– Конечно, страшно. Но страшнее другое: когда ущемляют права учителя, уничтожают само понятие о справедливости. Мы учим детей, и наше положение, отношение к нам государства формируют у них первые представления о правилах жизни человека в обществе. Оскорбленный учитель оскорбляет ребенка; униженный унижает, бедный – принижает уровень его притязаний. Такие люди нужны стране?
– Значит, дело ваше состоит не столько в возвращении льгот за коммунальные услуги, сколько в защите педагогических постулатов?
– Если я прихожу в школу, зная, что меня могут заставить заниматься чем угодно, могут оскорбить, отнять часы, ущемить в зарплате – и все это в любой момент, под горячую руку, – следует подумать, какого человека могу я воспитать, чему научить? Так обращаться с учителями нельзя!
– Но помогает ли суд изменить ситуацию? По-моему, судиться в России себе дороже.
– Что вы, польза огромная. Решение о незаконности постановления губернатора было крайне важно. Оно противоречило федеральному законодательству, но по нему работали в районе. Как только мы подали в суд, губернатор сам отменил свое постановление. Ситуация получилась интересная. Если бы постановление отменял суд, то отменил бы сразу со дня подписания, тогда бы нам компенсировали абсолютно все. Но на суд представители губернатора явились с уже отмененным постановлением. Наши права оказались не ущемленными только со дня отмены, то есть именно с этого дня началась компенсация оплаченных нами коммунальных услуг. Компенсации за предыдущие месяцы не произошло. Мы обратились в Верховный суд с просьбой об отмене постановления губернатора именно со дня подписания. Чего мы добивались? Если бы Верховный суд встал на нашу сторону, тогда бы все учителя области перестали вносить свои деньги за коммунальные услуги и ждать, когда же их вернут. Администрация оплачивала бы сразу. Но Верховный суд посчитал, что решение областного суда верное, поэтому теперь каждый учитель должен судиться сам, оформлять судебные иски на администрацию района, с тем чтобы она вернула деньги.
– Не могу поверить, что учителя судятся с государством! Вижу, как жалуются и обиженно плачут, а вот действовать… Может быть, кто-то стоит за вами?
– Кто? Никому мы не нужны, и надеяться нам не на кого. Бьемся сами, у нас уже достаточно большая практика. Когда нам первый раз не оплатили коммунальные (девяностый год шел), мы попробовали судиться. Сейчас первый суд вспоминаем с содроганием: сколько слез было, переживаний! Мы два года добивались, нам все вернули. Книжные деньги мы и сейчас получаем только по суду. Это привычно и спокойно.
– Каждый месяц судитесь?
– Нет, раз в полгода. Если нам не выплачивают зарплату, мы прекращаем работать через 15 дней. Это по закону. Подаем в суд. Мы, учителя, не имеем морального права смиряться с тем, что нарушается закон. Если мы смиряемся, то показываем плохой пример детям.
– Дело-то в том, что учитель обычно не знает закона. Он даже не знает своих профессиональных обязанностей и прав, не то что Трудовое законодательство.
– Администрация всегда знакомит нас с инструктивными письмами, тут и говорить не о чем. А вот Трудовой кодекс читать должен каждый гражданин. Мы купили, прочитали внимательно. Там все написано ясно и понятно.
– Каждый сам себе юрист? Или все-таки школе нужна квалифицированная правовая помощь?
– Очень нужна. Мы, например, пока судились с районной администрацией, справлялись сами, а вот когда вышли на область, стало гораздо сложнее. Обратились в облсовпроф, с нами начал работать юрист – его помощь в оформлении документов была бесценной. Это основная задача профсоюзов – оказывать правовую помощь учителям.
– Все-таки судиться неприятно. Нельзя ли было договориться?
– Мы с этого и начинали. Пытались договариваться, просить: «Уж пойдите нам навстречу, войдите в наше положение». Нам четко сказали: «Нет денег!» А ведь мы не милостыню просим, а то, что положено по закону! Тогда и пошли в суд.
– Что же выходит? Учительница судится, защищает свое профессиональное достоинство, и сегодня она на заседании суда, вчера пол-
дня провела в обдумывании своей речи, позавчера оформляла документы и так далее. Когда же учить детей? Вряд ли администрация школы и общественность рады такому учителю, пусть он трижды правдолюбец и законник.
– Во-от! На это и рассчитано, чтоб все перевернуть с ног на голову! Мы ведь даже не понимаем, зачем существует прокуратура. А она должна надзирать за соблюдением закона и принимать меры к тому, кто нарушает права учителя. Это не я, а они срывают учебный процесс… Говоря по совести, я провожу все уроки даже за те дни, в которые отсутствую по повестке в суд. Коллеги идут навстречу, заменяют, подстраховывают.
– Но ведь суды длятся и длятся, неужели никто не раздражается?
– Что вы, все заинтересованы в нашей борьбе. Учителя внимательно следят за процессами, а на поездку в Москву нам всем районом деньги собирали. Вы не представляете, как страдает человек, у которого что-то отняли. И кто же вор? Власть, которая должна его защищать! Нам говорят: «У страны нет денег, потерпите, поработайте бес-
платно, имейте сознание», а мы видим: денег у страны немерено, но она их расходует на что угодно, только не на детей. И мы говорим: «Хватит. Пусть государство думает о детях, о их воспитании и образовании, пусть выделяет деньги и не врет о реформах.
– Может быть, ваши слова произнесены в запале? Никакое государство не отдает добровольно обществу власть и материальные ресурсы. Права человека повсюду защищает гражданское общество. В нашей стране гражданское сознание пока проявляется только в стихийных протестных формах. Ваш пример другой. Ответственное гражданское поведение – это нечто совсем новое в педагогической среде.
– Первый шаг к гражданскому поведению – ясное понимание того, что государство тобой манипулирует, попросту обманывает. Надо начать уважать себя. Ровно, без истерики защищать свое достоинство. Тогда и власть не позволит себе грубости и хамства.
...Наталья Петровна – учитель химии. Она знает, что если на систему, которая находится в равновесии, оказать воздействие, то в системе усилятся те процессы, которые сведут это воздействие к минимуму. Когда она судилась первый раз, над ней смеялись: высуживала пени, которые натекли за время полугодовой задержки зарплаты, всего-то, может быть, рублей сорок. Но закон равновесия не подвел, она выиграла суд. «Я химию преподаю. Логическая наука! Одно вытекает из другого, вещества не исчезают бесследно и не появляются из ничего. Так и закон: здесь не написано, значит, где-то в другом месте надо посмотреть. Если суд сегодня не принял нашу сторону, надо выждать и приступить еще раз. Чего-чего, а терпения у нас хватит. Может быть, глядя на нас и другие учителя поднимут выше голову».

Школа в Песковатке: и Волга, и асфальт

В школе с окнами на бескрайний волжский залив сетования на вечные недостатки и нехватку, видимо, неуместны. Учителя нас дружелюбно окружили, сердечно заговорили – сам собою потек разговор о преимуществах сельского образования.
Таисия Ковалева, директор. У нас обособленность невозможна. Школа – как семья, а семья та же школа. На Святках было: вваливаются в дом ряженые одиннадцатиклассники, колядки поют, к столу садятся – и пошли разговоры, фотографии по кругу, песни. Нам это в радость, а мамы звонят, переживают: не засиживайтесь, учителям не надоедайте!
Инна Козинцева, библиотекарь и учитель рисования. Обычное дело: в выходные дети приходят к учителям в гости. Неизбежно устанавливаются близкие, естественные отношения. Учителю могут доверить то, что ни за что не скажут маме. И вот уезжаешь на курсы – сил нет, как скучаешь по детям. Приезжаешь – ура-а!
Светлана Протопопова, заместитель директора по учебно-воспитательной работе. Школе поручают проводить и сельские мероприятия, и районные гулянья. Своих дел тоже много. Вот затишье наступает на неделю – дети уже начинают теребить: что-то тихо стало, мы что, ни к чему не готовимся?
Марина Чулкова, учитель русского и немецкого языков. Как добиться чего-то в воспитании, если держать ребенка на расстоянии? Нас сплачивает внеурочная деятельность, порой перемены дают для развития больше, чем урок, а встречи с родителями на улице эффективнее, чем родительские собрания.
Появляется ощущение, что они владеют какими-то важными тайнами индивидуального образования. И я иду на провокацию:
– А хорошо ли, что человек не мыслит себя вне школы – хоть ученик, хоть учитель? В этой психической диффузии личность рискует потерять собственные очертания!
– Где уж там! У нас личности такие, что не свернешь. В каждом какой-то свой стержень. Тесное общение только укрепляет его.
– Когда ребенок открыт, ему известно, в чем его сила, в чем слабость. Он не боится пробовать. Если не в учебе, то в чем-то другом он обязательно окажется успешным.
– У нас тут случай был: мужчина упал на автобусной остановке; взрослые испугались, стоят, а наш Илья Михляев сразу подбежал, начал делать искусственное дыхание – к приезду «скорой помощи» человек уже пришел в себя.
– Это же наши тематические походы его подвигли! Мы вообще много времени проводим на природе: тренируем навыки ОБЖ, поднимаемся и спускаемся на яр, костры зажигаем… Красота!
– По сельским детям, может быть, экономические реформы ударили всего больнее. Уже нет у школы базового хозяйства, надеяться не на кого. Теперь все проблемы надо решать самому. Дети это поняли быстрее, чем их родители. Способные сами достигают чего хотят. И в музыкальную школу ездят, и в художественную, и в региональных олимпиадах побеждают, и поступают, куда наметили. Возиться надо с теми, кто послабее. Их поддерживать.

Жизнесообразность как педагогический принцип

В городской-то школе все наоборот: учитель намечает в классе двух-трех способных ребят, «звездочек», и на них сосредоточивает все свое внимание. Эти выиграют олимпиаду, победят в конкурсе, принесут школе славу, а ему повышение квалификационного разряда. Таков современный критерий оценки труда учителя. А здесь что-то другое ценится. Пытаюсь определить, слушаю:
– У нас один компьютер на школу, на 179 человек, понимаете, один на всех! В выходные приезжают домой те, кто теперь учится в вузах или техникумах, им тоже надо поработать, что-то написать, вывести. Идут в школу. Это как часть родного дома.
– Конкурс краеведов на днях. Это значит, в каждой школе должен работать музей. Есть он и у нас, только музейного работника нет. Все мы там что-то делаем по чуть-чуть, и наши ученики едут на конференции с хорошими материалами.
– Конкурс проектов тоже на февраль запланирован. Мы взяли тему «Благоустройство села Песковатка». Мы тут все вместе сели и разработали первые шаги, чтобы ясно было, кто что делает. Поздно нам сообщили, а работы много…
Внешне – разговор о текущих заботах, чуть глубже – об учительском подвижничестве, а на самом его дне проявляются искомые оттенки образа сельского учителя-профессионала: задушевность, бескорыстие, отзывчивость… «У нас очень хорошие учителя. Почти у всех первая категория», – говорит Таисия Ковалева. И мне опять странно: эти слова звучат не столько в пользу учителей, сколько в пользу произнесшего их директора!

Помимо того…

– Не все от администрации зависит, нужно стремление самого педагога повышать квалификацию, в нынешних условиях это затруднительно, – продолжает Таисия Васильевна.
Учителя рассказывают, как непросто выбрать нужные курсы, они ведь теперь платные, а районо в лучшем случае может только проезд оплатить. Где-то надо жить в городе, чем-то питаться. Тогда и проявляется тщательно скрываемая учительская бедность: на зарплату в две тысячи рублей по курсам не разъездишься. Вздох огорчения был мимолетным. По-настоящему волновало другое:
– Я руковожу районным методобъединением историков. Все время учусь и переучиваюсь, но понять суть перехода на предпрофильное и профильное образование не могу. Чего от нас хотят добиться? Не переход ли это к закрытию старших классов в сельской школе?
– Может быть, вы знаете сайт, где бы нам профильные и элективные курсы посмотреть? Говорят, есть такие.
– Не могли бы вы прислать мне задания PISA по математике? Я готова вам сейчас деньги дать.
…Уровень притязаний педагогов Песковатки радует, им можно помочь, да вот беда: выхода в Интернет у школы нет, да и сам компьютер «что-то не работает» (произносится со стеснением). Как будто никакой компьютеризации сельских школ не было в помине. Президентская программа реализовалась здесь в единственном сломанном процессоре да в сводке про один компьютер на 12 учащихся «в среднем по стране».
Перед поездкой в Волгоградскую область я просматривала местные сайты и везде находила информацию об идущем в области процессе интернетизации образовательных учреждений. Здесь слышу:
– Ничего удивительного. Я детей учу: не верьте тому, что написано в этом учебнике, ищите другую информацию о событии. И вы тоже: не смотрите в сайт, ищите достоверную информацию.

Про сосуд, в который можно влить неограниченное количество жидкости

Достоверная информации такова: в то время когда в одном подразделении Министерства образования и науки собираются сократить БУП на 25%, в другом скоропалительно увеличивают объемы информации, обязательной для усвоения. В товарищах опять согласия нет, но учителям, увы, не до смеха. Рассказывает Наталья Владимировна Михайлова, учитель математики:
– С этого года нам вменили в обязанность изучать комбинаторику и теорию вероятности. В программе – чтение графиков и диаграмм, статистика. Теперь этому учить положено с шестого класса: будет, говорят нам, особое приложение к учебникам математики. При этом программные требования к математике и количество часов остаются теми же. Так вот. Вводится-то оно вводится, только для шестого класса еще ничего не напечатано. А я должна в выпускном девятом классе каким-то образом посвятить 12 уроков теории вероятности и статистике – на таком уровне, как будто я изучала с детьми эти дисциплины с седьмого класса! Это мне совершенно непонятно. Нас собрали и объяснили: в программу девятого класса надо ввести те часы, которые будут полагаться в седьмом и восьмом классах. Что за часы? Где их взять? Не сказали. Но программа по математике тоже должна быть пройдена, и в какой форме будет проводиться экзамен, неизвестно. Нас срочно начали учить новым дисциплинам. Я прошла курсы в районном Центре образования, где передовые учителя-практики делились с нами опытом, показывали разработки, давали тематическое планирование. Сейчас обучаюсь заочно на курсах в Волгоградском университете. Чтобы освоить новое, стать специалистом, нужно время, нужны силы, а ведь самое главное для меня сейчас – это уроки в девятом классе! Зачем такая срочность?
И я тоже думаю: зачем? Если это «деловая» реакция чиновников на плачевные результаты, которые показали российские школьники на тестах международного исследования PISA, то грош цена этой расторопности! Неподготовленное, грубое и травмирующее внедрение таких интересных и полезных дисциплин не может вызвать в классах ничего, кроме стойкого отвращения и недоумения: зачем? У нас ведь и без комбинаторики со статистикой несть числа педагогическим потемкинским деревням!

Дело пестрых

Шальную мысль чиновников о том, что школа и есть тот самый дырявый сосуд, в который можно заливать что угодно и сколь угодно долго, учителя из Песковатки не подтверждают. Напротив, всячески демонстрируют целостность и нерушимость. Контексты тому были разные, порой самые неожиданные.
Таисия Ковалева. В восьмидесятых годах к нам переселились первые семьи турок-месхетинцев. Они бежали из Узбекистана в Россию. Теперь в нашей школе есть классы, где половина детей – турки. Это еще ничего, рядом село, где в школе из ста учащихся русских только пять человек. Проблема в том, что у них и представления о жизни другие, и приоритеты – их очень трудно учить.
Марина Чулкова. Может быть, стоило бы упростить для них программу? Они ведь как иностранцы. Мальчик дома плачет: я ничего не понимаю!
Таисия Ковалева. До семи лет дети не говорят по-русски. Мы просим родителей общаться дома по-русски, но толку чуть. Нужен детский сад, а его нет.
Светлана Протопопова. Мы один раз пробовали посадить ребенка сообразно его знаниям, а не возрасту. Кончилось его трехлетнее обучение в третьем классе печально. Мы получили нервного, агрессивного переростка и кучу проблем.
Марина Чулкова. Ни одной девочке родители не дают доучиться до конца девятого класса: «Хватит, замуж пора». А наши, глядя на них, тоже сомневаются: зачем учиться?
Василий Ковалев, учитель георафии и биологии. Не совсем так, есть среди них и способные дети, хотят и поиграть, и творческие задания поделать.
Надежда Гусарова, учитель истории. Дети хорошо ладят между собой. Русские охотно учатся турецкому языку, многие могут разговаривать. На школьных праздниках нет никакого различия. А когда на истории изучаем темы, связанные с исламом, турки охотно рассказывают о своих обычаях, танцуют, приносят записи своих песен, угощают национальными блюдами. Конечно, в знаниях сильно отстают, зато очень работящие. Во время уборки им не надо говорить, что делать: сами видят работу.
Василий Ковалев. Тоже проблема. Только тепло станет – в школу ходить не будут: надо пасти стадо – коров, овец, коней. Родителям важно, чтобы ребенок работал, а не учился. У нас все наоборот.
Учителя Песковатки отдают немало сил и времени турецким детям, занимаются с ними дополнительно – всей душой стараются сохранить статус-кво российской школы в собственных глазах и в представлении односельчан. И это отнюдь не личная проблема моих собеседников, не их частное дело. То же самое происходит везде, где школа стоит на территории, заселенной турками: «Пока турки живут в отдельных городках возле села, все спокойно. Но вот они начинают покупать освобождающиеся дома в селе, переезжают семьями и кланами – очень скоро русские оставляют родные села. Уходят…»
А учителя остаются в школах. Они учат турецких детей, стараются подобрать ключики к сердцам юных мусульман, замечают их положительные качества и искренне радуются малейшему успеху.
Прощаясь с педагогами села Песковатка, я объявляю их заслуженными учителями, отличниками просвещения и героями России. Они дружно смеются и советуют заехать в соседнюю школу к их друзьям-соперникам: «Там вы увидите такой же коллектив!»

Людмила  КОЖУРИНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"