ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N42
GENIO LOCI 

Ямщичка

Самая известная из достопримечательностей города Торжка – конечно же гостиница Пожарского. До недавних пор там размещался клуб завода под названием “Пожтехника”.
В 2002 году гостиница погибла. От пожара.
Вот такой курьез.

Историк и искусствовед А.Греч писал: “Когда-то славился Торжок своей ресторацией, а ресторация – пожарскими котлетами. Проездом воспел их Пушкин, проездом написал К.Брюллов акварелью портрет хозяйки знаменитого путевого трактира”.
Что же за ресторация такая? Что с котлетами? Что за хозяйка?
Попытаемся понять.
Знаменитая (и вправду знаменитая) гостиница Пожарского возникла в конце восемнадцатого века, когда ямщик Дмитрий Пожарский выстроил здесь постоялый двор. Затем тот двор дорос до звания гостиницы (естественно, с трактиром), а в 1811 году это пока еще ничем не примечательное заведение унаследовал сын Дмитрия Пожарского, Евдоким Дмитриевич. И в скором времени все хлопоты и по гостинице, и по трактиру взяла на себя Дарья Евдокимовна, внучка Дмитрия и дочка Евдокима.
П.Сумароков восторгался: “Кому из проезжающих не известна гостиница Пожарских? Она славится котлетами, и мы были довольны обедом. В нижнем ярусе находится другая приманка – лавка с сафьяновыми изделиями, сапожками, башмаками, ридикюлями, футлярами и др. Женщины, девки вышивают золотом, серебром, и мимолетные посетители раскупают товар для подарков”.
Заметки Сумарокова были написаны в тридцатые, однако лавочка вошла в историю еще в 1826 году – Пушкин купил здесь пояса для Веры Федоровны Вяземской и отослал их ей с витиеватым сообщением: “Спешу, княгиня, послать вам поясы. Вы видите, что мне представляется прекрасный случай написать вам мадригал по поводу пояса Венеры, но мадригал и чувство стали одинаково смешны”.
А спустя неделю Александр Сергеевич отправил письмо другу Соболевскому, которое, собственно говоря, и послужило для гостиницы началом ее славы: “Мой милый Соболевский, я снова в моей избе. Восемь дней был в дороге, сломал два колеса и приехал на перекладных. Дорогою бранил тебя немилосердно, но в доказательство дружбы (сего священного чувства) посылаю тебе мой iti-neraire (путевой дневник. – А.М.) от Москвы до Новгорода. Это будет для тебя инструкция. Во-первых, запасись вином, ибо порядочного нигде не найдешь. Потом

У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармезаном макарони
Да яичницу свари.

На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай
(имянно котлет)
И отправься налегке.

Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!

Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели.
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан Шабли.

Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.

У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай”.

Руководство по приготовлению ухи, совет купить баранок и сомнительные комплименты в адрес ресторатора Гальяни были оставлены русской интеллигенцией без должного внимания. А вот рекомендация насчет котлет пришлась довольно-таки кстати.
В 1834 году Евдоким умирает, а спустя еще четыре года оставляет свет его супруга Аграфена. В ее завещании сказано: “Все то, что только после смерти моей окажется в содержимой мною гостинице и службах при оной в принадлежащем дочери моей Дарье Евдокимовне доме, равно в лавке, состоящей в оном же доме в нижнем этаже, весь сафьянный товар”.
Дарья Пожарская становится единственной и полноправной владелицей гостиницы. Название, однако, не меняется. Это “Гостиница Пожарского”, а не “Пожарской”. Бренд настолько раскручен, что нет смысла даже в такой малости менять его.
Между тем дело покойного Пожарского все набирает обороты. Писательница А.Ишимова записывает в 1844 году: “В богатом Торжке и гостиницы богаты и особенно одна, которую содержит вдова Пожарского (здесь явная ошибка – дочь, а не вдова. – А.М.). Мы удивлены были, вошедши в ее комнаты. Вообрази... высокие и огромные залы с окнами и зеркалами того же размера, с самою роскошною мебелью.
Все диваны и кресла эластически мягки, как в одной из самых лучших гостиниц Петербурга, столы покрыты цельными досками из цветного стекла, занавески у окон кисейные с позолоченными украшениями. Но хозяйка не выдержала до конца характера изящной роскоши, какую хотела придать своим комнатам: все это великолепие окружено стенами не только не обитыми никакими обоями, но даже довольно негладко вытесанными...
Но главная слава этой гостиницы заключалась не в убранстве ее; нет, ты, верно, не угадаешь, в чем, любезная сестрица. В котлетах, которые известны здесь под именем Пожарских. Быть в Торжке и не съесть Пожарской котлетки кажется делом невозможным для многих путешественников... Ты знаешь, что я небольшая охотница до редкостей в кушаньях, но мне любопытно было попробовать эти котлетки, потому что происхождение их было интересно: один раз в проезд через Торжок Императора Александра дочь содержателя гостиницы Пожарского видела, как повар приготовлял эти котлетки для Государя, и тотчас же научилась приготовлять такие же. С того времени они приобрели известность по всей Московской дороге, и как их умели приготовлять только в гостинице Пожарского, то и назвали Пожарскими. Мы все нашли, что они достойно пользуются славою, вкус их прекрасный. Они делаются из самых вкусных куриц”.
Впрочем, по поводу происхождения этих котлет есть и другая версия. И.А.Иванов, председатель Тверской архивной комиссии, утверждал: “Был Высочайший проезд. Дарья Евдокимовна упросила князя Волконского дозволить ей подать Государю и Государыне завтрак. Завтрак был принят и одобрен. Через несколько дней потом Пожарская была вызвана по эстафете в Петербург, где ей приказано было приготовить для царского стола по ее способу куриные котлеты, ставшие с тех пор известными под именем Пожарских. Щедро награжденная, Пожарская возвратилась в Торжок, но затем часто ездила в Петербург и всегда останавливалась у князя Волконского. Во время крещения одного из его сыновей (Григория) Пожарская подносила ребенка к Императрице, бывшей его восприемницей. Государыня пожелала иметь портрет своего крестника на руках у ловкой няни Пожарской; картина написана художником Неффом. Дарья Евдокимовна получила с нее копию”.
Есть и третья версия. Якобы Николай Первый как-то раз проездом из Санкт-Петербурга остановился у Пожарского. Меню было заранее оговорено, в нем значились котлеты из телятины. Однако же телятины – о, ужас! – в нужный момент не нашлось. Евдоким Пожарский (он тогда еще был жив) на страх и риск распорядился, чтобы приготовили котлеты из курятины. Эти котлеты неожиданно понравились царю, и он распорядился, чтобы им присвоили название “пожарские”.
А английский писатель Лич Ричи не понял вообще ничего: “В Торжке я имел удовольствие есть телячьи котлеты, вкуснейшие в Европе. Всем известны торжокские телячьи котлеты и француженка, которая их готовит, и все знают, какую выгоду она извлекает из славы, распространившейся о ней по всему миру.
Эта слава была столь громкой и широкой, что даже сама императрица сгорала от любопытства их попробовать, и мадам имела честь быть привезенной в Петербург, чтобы сготовить котлеты для Ее Величества”.
Кстати, к хозяйке гостиницы относились по-разному и отзывались о ней не всегда лицеприятно. Некто Н. Р-в в “Очерке Торжка” писал о Дарье Евдокимовне: “Простая, но хитрая ямщичка под видом простоты умела втираться в милость к проезжавшим вельможам и пользоваться их благосклонностью. Это придавало ей значительный вес в Торжке, тем более что она охотно бралась устраивать разные дела и делишки в Петербурге, где бывала довольно часто и, благодаря обширному знакомству, нередко успевала в своих ходатайствах”.
Доктор А.Синицын утверждал, что “это была женщина большого ума, чрезвычайно властолюбивая и хорошо знавшая людей, а потому умевшая пользоваться ими для достижения своих целей. Она сумела приобрести расположение императора Николая Павловича, хорошо поняв его характер.
В своих переездах из Петербурга в Москву он всегда останавливался в ее гостинице. Пожарская встречала его у подъезда с хлебом-солью, под его ноги от кареты до крыльца она расстилала в виде ковра дорогую соболью шубку. Это внимание чрезвычайно трогало императора, и, приняв хлеб-соль, он любил беседовать с ней о разных разностях”.
Пожарская умела вставить комплимент в самом, казалось бы, неподходящем месте. Пушкин писал своей жене Наталье Николаевне: “Толстая M-le Pozharsky, та самая, которая варит славный квас и жарит славные котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого такая красавица, что я, встретя ее, ахнула. А надобно тебе знать, что M-le Pozharsky ни дать ни взять M-le George (известная французская актриса того времени. – А.М.), только немного постаре”.
Словом, гостеприимства и радушия этой “ямщичке” было, что называется, не занимать.
В 1854 году Дарья Пожарская скончалась. Знаменитая гостиница продолжила свое существование, однако же, увы, она была уже не та. Историк И.Колышко, побывавший здесь в 1884 году, рассказывал: “Пишу эти строки в просторной высокой комнате одного из номеров знаменитой гостиницы Федухина–Пожарского. Массивные стены, высокие потолки, громадные двери, широкие окна и в простенках, в дубовых рамах, зеркала – все это громко говорит еще о былом величии и о богатстве, о былом значении этой гостиницы”.
Но при всем при том: “Ветхая мебель, более чем гомеопатически разбросанная в этих обширных стенах, помятые обои (следовательно, обои все же появились. – А.М.), тусклые стекла в окнах и зеркалах – печать неряшества везде, кругом, все это еще громче кричит о запустении, об убогости нынешних дней”.
Но самое ужасное – котлеты: “Я был предупрежден еще в Твери насчет этой гостиницы и ее происхождения и поэтому, приехав, сейчас заказал себе порцию пожарских котлет. Через час они торжественно появились. Но увы! Каких размеров! Какого свойства!.. Как ни бились, как ни трудились офицеры стоявшего здесь гвардейского кадра над обучением повара, тот, видно, не внял ни их мольбам, ни угрозам, ни грозной тени самой ямщички Пожарской...
Воображаю, с каким ужасом взирает она с портрета, как ее воздушные котлеточки превращаются в гигантские котлетища и как неуклюже и неаппетитно сии последние плавают в весьма сомнительного свойства жире”.
Естественно, конфузы могли произойти еще при жизни Дарьи Евдокимовны. Сергей Аксаков вспоминал о том, как они вместе с Гоголем в 1839 году заехали в гостиницу Пожарского: «Гоголь шутил так забавно над будущим нашим утренним обедом, что мы с громким смехом взошли на лестницу известной гостиницы, а Гоголь сейчас заказал нам дюжину котлет с тем, чтоб других блюд не спрашивать. Через полчаса были готовы котлеты, и одна их наружность и запах возбудили сильный аппетит в проголодавшихся путешественниках. Котлеты были точно необыкновенно вкусны, но вдруг (кажется, первая Вера) мы все перестали жевать, а начали вытаскивать из своих ртов довольно длинные белокурые волосы.
Картина была очень забавная, а шутки Гоголя придали столько комического этому приключению, что несколько минут мы только хохотали, как безумные. Успокоившись, принялись мы рассматривать свои котлеты, и что же оказалось? В каждой из них мы нашли по нескольку десятков таких же длинных белокурых волос! Как они туда попали, я и теперь не понимаю. Предположения Гоголя были одно другого смешнее. Между прочим он говорил с своим неподражаемым малороссийским юмором, что, верно, повар был пьян и не выспался, что его разбудили и что он с досады рвал на себе волосы, когда готовил котлеты; а может быть, он и не пьян и очень добрый человек, а был болен недавно лихорадкой, отчего у него лезли волосы, которые и падали на кушанье, когда он приготовлял его, потряхивая своими белокурыми кудрями.
Мы послали для объяснения за половым, а Гоголь предупредил нас, какой ответ мы получим от полового: “Волосы-с? Какие жы тут волосы-с? Откуда прийти волосам-с? Это так-с, ничего-с! Куриные перушки или пух, и проч., и проч.”. В самую эту минуту вошел половой и на предложенный нами вопрос отвечал точно то же, что говорил Гоголь, многое даже теми же самыми словами. Хохот до того овладел нами, что половой и наш человек посмотрели на нас, выпуча глаза от удивления, и я боялся, чтобы Вере не сделалось дурно. Наконец припадок смеха прошел. Вера попросила себе разогреть бульону; а мы трое, вытаскав предварительно все волосы, принялись мужественно за котлеты».
Но конечно же подобные истории при Дарье Евдокимовне были только лишь досадным исключением.
Дальше – еще хуже. Новые владельцы открывают при гостинице так называемый “летний театр” с садом. Афиша гордо сообщает: “В театре совершенно новые декорации и обстановка. Театр и сад освещаются электрическим светом... Во время антракта будет играть оркестр музыки пожарного общества”.
Ставили же здесь всякие пошленькие водевильчики. И хотя гостиница “была электрифицирована путем устройства собственной динамо-машины, помещенной в специально для этого построенном деревянном здании”, от былого радушия никакого следа не осталось.

* * *

Приехав в Торжок и остановившись в гостинице “Тверца” (принадлежащей все тому же заводу “Пожтехника”), я первым делом пошел в ресторан и потребовал порцию пожарских котлет (благо в меню они были). Спустя двадцать минут мне принесли два сухеньких, безвкусных (видимо, неоднократно замороженных и размороженных) средних размеров катышка, покрытых толстым слоем непробиваемой, зубодробильной панировки. Приехал я довольно поздно, и рабочий день заканчивался. Громко надрывался телевизор. Официантка с поваром вышли его смотреть. Они с нетерпением поглядывали на меня: когда же наконец я съем свои “пожарские котлеты” и можно будет расходиться по домам.
Высказывать претензии не было никакого смысла.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"