КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
Конь ускачет без седока
Так нагадала цыганка в новом рассказе
Чингиза Айтматова
В канун нового, 2005 года Чингиз Айтматов
закончил рассказ, который начал писать, как
сообщает газета «Ex libris», его опубликовавшая, «лет
двадцать назад, потом оставил». Рассказ
называется «Убить – не убить».
Действие рассказа происходит в Отечественную
войну в недолгие сутки, когда
девятнадцатилетнего Сергея Воронцова в воинском
эшелоне, набитом живой силой, везут «из города
Саратова, из жаркой приволжской Предазии» на
фронт, но куда именно, на какой участок – это
могло знать только высшее командование. Впрочем,
никакого действия в рассказе как будто бы и не
происходит – действия только ждут там, дальше и
впереди, на фронте. Все в Сергее напряжено в
ожидании этого будущего – и воспоминания о
неверной любви, воспоминания не очень-то и
мучительные, и усиливающийся накал памяти о
родителях, об их опыте и наставлениях. Может быть,
главный – душевный и духовный – опыт Сергея в
пределах рассказа и заключается в этом пока еще
невнятном, отвлеченном, химерическом
взаимоналожении прошлого и будущего, в их
взаимной обусловленности и проницаемости. Сама
натура Сергея кажется предрасположенной к
восприятию этих зыбких материй, определять
которые еще не пришла пора. Окружающие и
посторонние ощущают эту его необычность и зовут
парня не Сергеем, а иноком Сергием.
Приблизительно в то самое время, когда Айтматов
начал писать свой рассказ, Юрий Лотман в письме
профессору Ленинградского университета Дмитрию
Евгеньевичу Максимову, «создателю отечественной
науки о русском символизме» (это 1984 год), говорит:
«Исторический факт не материальная вещь. Он
продолжает существовать, пока есть о нем память.
<…> Прошлое и будущее – одна структура. Пока
есть настоящее, прошлое не прошло. <…>
Реальность памяти – реальность истории. <…>
Мы имеем дело не с объектом, который, как чугунный
брус, – тверд на всем протяжении, кроме
раскаленного конца, подлежащего ковке, а скорее
– как живой на всем своем протяжении организм,
где прошлое и будущее находятся в постоянном
динамическом соотношении. <…> Пересечение
конфликтных детерминаций и их взаимная игра
порождают свободу выбора, зависимость не только
от прошлого (каузальную), но и от будущего
(целевую), т.е. интеллектуальное поведение. <…>
Наиболее совершенным примером того, как
увеличение контекстных связей не связывает, не
замораживает, как это бывает в механическом мире,
а раскрывает и освобождает, является
художественный текст. Чем больше пересечений и
«связей», тем выше непредсказуемость его
прочтения. Движение культуры – превращение
биографии в творчество. Сырая жизнь
сопротивляется, как камень скульптору, но чем
больше сопротивление, тем выше одухотворение».
Рассказ Айтматова и переписка Ю.М.Лотмана с
Д.Е.Максимовым опубликованы почти одновременно.
Переписка (публикатор Б.Ф.Егоров) – «Звезда», 2004,
№ 12. Рассказ Ч.Айтматова – Ex libris (литературное
приложение к «Независимой газете» 13 января 2005.
Это двойное совпадение (время создания и время
публикации) еще одно доказательство верности
рассуждения Ю.Лотмана.
Рассказ Айтматова весь иссечен пересекающимися
плоскостями разновременных и разноместных
событий – вне зависимости от их бытового и
исторического масштаба. Читателя перекидывает с
одной плоскости на другую, и фабула тут как бы и
ни к чему. Выводя самолет из зоны активного
зенитного огня, летчик видит на вираже, как
накренился и опрокидывается густой лес, «грозя
свалиться в некую бездну» (с этого начинается
рассказ). Потом истребитель выправился, лес стал
на место, летчик перевел дух, и тут в стекло
ударило плотное месиво и размазалось по стеклу
кровавой массой. Это большая стая птиц врезалась
в самолет.
Затем мы увидим танк, завязший во рве с водой,
задрав дуло круто в небо. Увидим прифронтовые
штабы, нацеленные на взаиморазгром, живой огонь
нефтяного факела посреди снежной ночи,
магическую речную ширь Волги, металлические
пролеты моста над головой, грохочущие и дрожащие
под облаками (это из детства), и захлестываемые
водой лица тонущих на палубе корабля,
потопленного отцовской подлодкой в Первую
мировую…
Хаос плоскостей дисциплинируется упорством
цыганки, которая гонится за Сергеем сквозь толпы
уезжающих и провожающих. …«Длиннющий состав,
конца-края не видно», «вступали рота за ротой,
взвод за взводом», «саратовская толпа,
прихлынувшая вслед за войском» – сквозь эти
объемы и нагромождения множеств, которые
писатель разбрасывает на всем протяжении
рассказа, цыганка прорывается как посланец
будущего, нетерпеливо предупреждающего о
всеобщей погибели, дабы не потерять шанс
спасения. Цыганка не принадлежит себе и сама не
знает, какое знание ей отпущено. «Судьба велит
тебе погадать на дорогу», – выкрикивает она
Сергею, подчиняя себя и его этому слепому
приказу, если не предназначению. Она еще не знает,
что написано на ладонях Сергея, но его ладони для
нее – скрижали, с которых непременно надо счесть
будущее, и она его считывает, не расшифровывая.
Строки ее предсказания: «И только солнце
останется не забрызганное кровью… и конь
ускачет без седока…» – рефреном пробивают
рассказ, начиная с эпиграфа.
Гибель Сергею не суждена, уверяет цыганка,
развернув его ладони. Но Сергей не таков, чтобы
эта весть принесла ему облегчение. Напротив, с
этого предсказания, которое освобождает его,
посулив бессмертие, его сверлит вопрос: а как ему?
убить – не убить?
При тотальной обреченности шанс бессмертия,
выпадающий Сергею, по ходу рассказа наливается
тяжелой ответственностью. Одинокий зов матери:
«Только не убивай никого, не проливай крови» –
при отцовской всеобщей, повальной уверенности:
«Убить надо, чтоб победить» – порождает
неразъемную альтернативу. Отчаяннее всех над
этой альтернативой бьется мать: она провожает на
фронт сына, и с фронта нет от зятя вестей. Тем не
менее главное в ее сомнении – а как потом жить?
одни убийцы останутся?
Вместе с даром бессмертия цыганка взваливает на
Сергея в его 19 лет бремя мысли, которой предстоит
долгий путь. Рассказ заканчивается в момент
нового начала ее вековечной работы.
«Колеса стучали на стыках – убить-не-убить.
Сергей попытался припомнить немецкие слова,
которые изучал в школе, но тоже не уверен был, как
могли звучать на немецком языке подобные слова,
такой же набор слов: убить-не-убить,
убить-не-убить, убить-не-убить…
И мчался поезд во тьме…»
Финал рассказа открыт. Точнее, распахнут…
Инна БОРИСОВА
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|