НАУЧНЫЙ ФАКТ

Оружие хитрецов, богатство простаков
Общие предки обезьяны и человека уже умели улыбаться. Навык оказался бесценным

И только ли нам одним? Она проверена на оселке эволюции. По мнению биологов, улыбаться умели общие предки человека и человекообразных обезьян. И раз приматы не думают грустить уже миллионы лет, значит, такое поведение им выгодно. Очевидно, улыбчивые обезьяны выживали чаще тех, кто бродил с унылым видом. Весельчаки открыто демонстрировали миролюбие. “Приветствую тебя и не буду нападать” – вот древнейший смысл любой улыбки. Хмурые, казалось, таили угрозу, были опасны для окружающих. Их вид часто провоцировал ссоры. Они гибли, калечились, долго залечивали раны, а их антиподы исправно штамповали потомков.
По словам американского этолога Марка Бекова, автора книги “Улыбка дельфина. Характерные проявления эмоций у животных”, таким социальным животным, как приматы, были необходимы некие элементы поведения, свидетельствующие о миролюбии. “Было бы удивительно, если бы они не научились сигнализировать о том, что хотят избежать ссоры”.
Впрочем, громко смеяться приматы стали сравнительно недавно. На протяжении миллионов лет их радость ограничивалась приветственным оскалом. Выразительная игра лицевых мышц заменяла характерное для животных приветствие, выполняемое всем телом. Владельцам собак, например, не нужно напоминать, как встретит вас любимый пес после долгого отсутствия: бросится к вам, поставит лапы на грудь, будет покачиваться, вилять хвостом, тянуть оскаленную мордочку к вашему лицу. Обезьяны скупее и, пожалуй, точнее в жестах. Множество различных движений они, как и мы, подменяют одним мимическим жестом – улыбкой.
Со временем роль мимики возрастала. У человекообразных обезьян лицевые мышцы развиты так хорошо, что они могут разыгрывать с их помощью настоящие пантомимы. Их богатая мимика помогает сглаживать конфликты, поддерживать иерархию в стае, заключать дружеские союзы. Все чаще биологи полемически заявляют: “Человек вовсе не произошел от обезьяны, как заявлял Дарвин. Нет, человек и есть обезьяна. Голая, узконосая обезьяна!” Общая для нас способность улыбаться – лишнее тому доказательство.
Правда, в отличие от животных люди могут выражать с помощью нехитрого дела – улыбки – самые разнородные и противоречивые чувства. Вся гамма настроений переливается в человеческой улыбке, порой меняя — уточняя, усиливая, опровергая – смысл каждого слова и жеста. И правит улыбкой не одна “мышца радости”, которую искали физиологи минувших веков, а 43 лицевые мышцы. Их игра заразительна. Смех потрясающе интерактивен.
Уже ребенок, не знающий ни слова по-человечьи, прибегает к “языку улыбок”. Его губы рефлекторно стягиваются в дугу – в “вольтову дугу” смеха. Она буквально гальванизирует окружающих; те тоже радуются, смеются, хлопают в ладоши, оживленно болтают. В этом своя хитрость. Малыш инстинктивно стремится задобрить окружающих, поскольку это помогает выжить в том опасном мире, что окружает его.
Смех и впрямь своего рода призыв дружить, действовать и играть вместе. Смех упраздняет иерархию, разряжает опасную ситуацию, понижает риск конфликтов, превращая любую серьезную ситуацию в несерьезную. И может быть, лучший знак того, что люди не хотят больше воевать, – это разливанное море улыбок, пробившееся сквозь лед, так долго сковывавший лица людей.
Дружелюбная улыбка свидетельствует не только о мирном настроении индивида, но и о готовности подчиниться существующему порядку вещей – иерархии стаи, племени, общества. Бунтари не зубоскалят попусту. “Смех в глазах юмористов” (К.Кинчев) – знак их склонности к компромиссам. Когда настает конфронтация, тут не до беззлобных смешков.
В стае обезьян чаще смеются особи низшего ранга. Смех их заискивающий; они ищут расположения вожака. В авторитарном обществе юмор, усиленно насаждаемый сверху, выглядит оборотной стороной полицейской власти. Кто не готов послушно смеяться предлагаемым шуткам, может протестовать, а это уже по другому ведомству.
Как замечают этнографы, в патриархальном обществе женщины улыбаются чаще мужчин. Те грозны и сильны, как неулыбчивые боги; женщины же, оставленные один на один с этой “грозной стихией”, беспомощны; в их покорной улыбке – мольба, просьба о снисхождении. Виновато улыбаясь, просят прощения, замаливают грехи, пытаются оправдать свою жизнь – непрестанный источник вины. Если смех обличающий помогает расстаться с прошлым, то смех одобряющий – расстаться с будущим.
Женщины вообще смеются чаще и искуснее мужчин, но они в принципе и дипломатичнее их. Если бы нашими “государственными стаями” управляли мудрые жены, то войн было бы меньше, чем прежде. Недаром в современной Европе, миролюбивой Европе (в кои-то веки!) в высших органах власти так много женщин. Биологи отмечают, что женщины с точки зрения эволюции перспективнее мужчин. Они лучше умеют сдерживать агрессивные импульсы, разрушительные для любой популяции людей – от скромной ячейки общества, семьи, до его махины – государства. Это лишь повышает шансы популяции на выживание.
Улыбка – это эсперанто рода человеческого. Чужие лексиконы, пусть даже они в ходу у братских народов, нам приходится подолгу зубрить, и все равно мы понимаем иностранную речь с трудом, если не учили ее с детства. Зато радость или огорчение бывают написаны на лице так внятно, что, кажется, не перепутаешь под любым созвездием. Даже слепые от рождения дети улыбаются с тем же выражением лица, что их здоровые сверстники.
В минувшем веке улыбки обесценились. Если раньше приветливой, доброй улыбкой оплачивали благодеяние, заменяя движением губ звон золотой монеты, то теперь улыбаются на каждом шагу, как сыплют медяки на паперти. Улыбка весь день словно приклеена к лицу человека, не сходит с его губ, спасибо стоматологам! – не гаснет. Прямо электрическая лампочка какая-то сияет себе, сияет. В ней нет ничего от осмысленного мимического акта. Улыбаются походя, это ничего не стоит и ни о чем не говорит.
Еще в XIX веке было замечено, что наигранная улыбка отличается от искренней даже тем, какие мышцы сокращаются. Если ребенок улыбается постороннему, то делает это одними губами. А вот стоит завидеть мать, как моментально сокращаются еще и мышцы глаз. Он радостно смотрит на дорогого ему человека. Как показали опыты, редко кто может, имитируя улыбку, улыбаться искренне – и губами, и глазами. Это свидетельствует, что мы управляем работой лицевых мышц не только волевым усилием, но и бессознательно, рефлекторно.
В арсенале человека имеется до трех тысяч мимических выражений, для создания которых используются те или иные из лицевых мышц. Так, в зависимости от того, какие мышцы задействованы, насчитывается семнадцать видов улыбок. Улыбка вежливая, робкая, натянутая, радостная, печальная, нервная, наглая...
Американский антрополог Пол Экман составил своего рода лексикон человеческой мимики – пятисотстраничную “Кодовую систему выражений лица”, где педантично описаны все гримасы, на которые только способен человек, в том числе даны точные параметры тончайших мышечных сокращений, создающих то или иное “лица необщее выраженье”. Быть может, мимика – самый эффективный способ выражать свои чувства. Десятки мышц, сокращаясь с точностью до миллиметра, придают лицу, щекам, глазам, лбу и бровям свое особое выражение. Тут правда отстоит на волосок от лжи.
Так, наигранные выражения лиц оказываются слегка асимметричными. Если правша улыбается человеку, которого не любит, то мышцы левой половины его лица особенно старательно подчеркивают улыбку. Кроме того, неискренняя улыбка появляется на лице чуть быстрее подлинной улыбки. Впрочем, это выдают лишь точнейшие измерения. Человек бывает поразительно неискусен, когда, глядя на лицо, улыбнувшееся ему, пытается понять смысл загадочной улыбки. Можно ли ей доверять? Нет? В опытах Пола Экмана и Морин О’Салливан даже психологи ошибались в каждом втором случае, оценивая видеозаписи, на которых были запечатлены улыбающиеся люди. С таким же успехом можно без долгих рассуждений подбросить монетку, пытаясь понять, льстит ли вам любимый человек или демонстрирует искреннее расположение.
По-видимому, не случайно большинство людей так ненаблюдательны, что не могут различить под маской радушия ее темную, лживую изнанку. Мы – существа социальные; мы не способны выжить в одиночку в этом мире. Поэтому вынуждены причислять к своим друзьям даже тех, кто в глубине души равнодушен к нам. Мы прощаем им и нелюбовь, и равнодушие – лишь бы не превратить их во врагов. Улыбка – это компромисс, который устраивает обычно и тех, кто ее демонстрирует, и тех, кому она адресована.
И все же как странно, что иногда море улыбок – море радости – отразится в ледяном до бесчувствия лице... В лице, на котором холод, сплин, хандра. В лице, разучившемся радоваться. В лице человека, давно переставшего что-либо чувствовать. Ходишь, например, и не можешь выдавить на лице хоть подобие улыбки.
Этот “печоринский синдром” все же поразительно распространен. Например, исследования, проведенные недавно в Финляндии, показали, что подобной бесчувственностью страдают до 10 процентов женщин и 17 процентов мужчин.
Люди не рождаются равнодушными; они лишь отвыкают со временем что-либо чувствовать. Бесчувственность, как броня, помогает выстоять в несчастьях, но иногда броня срастается с телом. Есть ведь у человека предел, за которым страдание становится невыносимым. Подобный след, например, оставляет война – великий и жуткий камертон человеческих чувств; она по-иному настраивает души людей.
У людей, лишенных способности полноправно чувствовать, зачастую наблюдаются странные болевые ощущения. Вместо приступов ярости начинает ныть сердце; вместо страха возникает тупая боль в животе... Эмоции как будто пытались захватить нас, встряхнуть оледеневшую душу, но не добудились и теперь бессмысленно буравят тело. Можно месяцами ходить от врача к врачу. Они не растопят твое ледяное сердце, не прогонят странную боль. И почему многие эмоции так тесно связаны с физическими реакциями? Почему в минуты переживаний у нас учащенно бьется сердце, ноет в животе, волосы встают дыбом, мурашки по спине перекатываются? По одной из гипотез, в головном мозге есть участок, что реагирует на все эти физические реакции и по ним определяет, какое чувство овладевает человеком. Телесные ощущения преобразуются в точную душевную характеристику. Если этого не происходит, остается лишь непонятного происхождения боль. Вроде бы все хорошо, ты не волнуешься, ни на что не реагируешь, спокоен, равнодушен к пустякам, а вот какая-то тупая рассеянная боль все не отпускает тебя. А может, это фантомная боль? Призрак нерожденного чувства мечется в темнице твоего тела, не в силах выбраться наружу?
Еще прежде чем мы что-либо ощутим, физическое состояние тела меняется: напрягаются мышцы, иным становится сердечный ритм, происходит бурный выброс гормонов. В различных отделах мозга все это фиксируется. Можно сказать, что мозг составляет сиюминутные карты состояний, например, карту мускулатуры, карту сердечно-сосудистого кровообращения, гормональную карту. Лимбическая система ведет им учет. «Мозг, как внимательный зритель в театре, – говорит американский нейролог Антонио Дамасио, автор книги “Я чувствую, значит, я есть”, – непрерывно следит за происходящим в организме, а оттуда беспрестанно осыпает его сигналами».
Если же мозг не способен проводить анализ, то не происходит ли с вами то же, что с безумным гурманом, который, вместо того чтобы пробовать на вкус горячий бульон, опрокидывает тарелки на себя. Боль. Физическая боль. И никакого чувства вкуса.
Так, стало быть, чувства – это то, что остается, когда мозг проанализирует текущее состояние организма? “Пакеты ощущений”, на которых жирно написано: “Бояться!”, “Гневаться!”, “Радоваться!” Мелькнул пакет ощущений – в мозгу включился их определитель – жизнь продолжается...
Но тут поневоле задумаешься: “Разве нам одним дано от природы чувствовать?” И было бы дело только в той снисходительной улыбке, которой могли бы улыбнуться вам в ответ обезьяны, дельфины, собаки. Эмоциональные реакции присущи даже животным, которых мы привыкли считать крайне примитивными.
Известно, что улитка – попробуйте коснуться ее – сразу спрячется в ракушку. Исследования биологов показывают, что у улитки при этом возрастает кровяное давление, бешено начинает биться сердце, как у человека, которого темным вечером кто-нибудь схватит сзади за шею. Улитка боится, паникует. Остается лишь спорить о том, испытывает ли она чувство страха или только демонстрирует физическую реакцию. Возможно, многие виды животных испытывают сходные с нами чувства, но мы способны лишь фиксировать их непосредственные физические реакции...

А.ВОЛКОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"