ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N41
ПРОГУЛКА
По главной улице страны
Прогулка по Тверской – это скорее
символ, нежели реальное занятие. Тверская улица
так часто появляется и в прессе, и в литературе, и
в народном творчестве (точнее, в анекдотах), что в
нее уже не веришь. Кажется, что Тверскую выдумали
специально для того, чтобы было о чем писать и
анекдоты сочинять.
Однако эта улице на самом деле существует. И
совсем не возбраняется по ней гулять.
маршрут 1 – “От памятника Жукову до памятнику
Долгорукому”,
маршрут 2 – “От памятника Долгорукому до
памятника Пушкину”
и маршрут 3 – “От памятника Пушкину до памятника
Маяковскому”
Памятник Жукову
Воскресенские ворота
Телеграф
Дом № 4
Саввинское подворье
Церковь Косьмы и Дамиана
|
От памятника Жукову до памятника
Долгорукому
Первый участок улицы Тверской лежит
между двумя конными статуями – маршалу Жукову и
основателю Москвы Юрию Долгорукому. То есть,
конечно, нынешняя улица Тверская берет свое
начало от гостиницы “Националь”, однако же еще
столетие назад не было ни Манежной площади, ни
широченного проспекта (нынешней Моховой улицы),
ни самого конника Жукова. Тверская улица, по сути,
начиналась от Иверской часовни.
Эта достопримечательность была, что называется,
из первого разряда. Для москвичей дело привычное,
а иностранцы поражались. Маркиз де Кюстин
изумлялся: “Над двухпроездными воротами, через
которые я вошел в кремль, помещается икона Божией
матери, написанная в греческом стиле и
почитаемая всеми жителями Москвы.
Я заметил, что все, кто проходит мимо этой иконы –
господа и крестьяне, светские дамы, мещане и
военные, – кланяются ей и многократно осеняют
себя крестом; многие, не довольствуясь этой данью
почтения, останавливаются. Хорошо одетые женщины
склоняются перед чудотворной Божией матерью до
земли и даже в знак смирения касаются лбом
мостовой; мужчины, также не принадлежащие к
низшим сословиям, опускаются на колени и
крестятся без устали; все эти действия
совершаются посреди улицы с проворством и
беззаботностью, обличающими не столько
благочестие, сколько привычку”.
Праздный турист, конечно, все напутал. Через
Воскресенские ворота он вошел не в Кремль, а
всего лишь на Красную площадь. Икона размещалась
не над арками ворот, а в специально изготовленной
часовне между ними. Да и обвинить благочестивых
москвичей в простой привычке к поклонению
Иверской иконе было, мягко говоря, решением
поспешным.
Говорил же господину де Кюстину его слуга (из
итальянцев, но довольно долго проживающий в
России):
– Поверьте мне, синьор, эта мадонна творит чудеса,
причем настоящие, самые настоящие чудеса, не то,
что у нас: в этой стране все чудеса настоящие.
Не поверил ироничный скептик своему слуге и гиду,
ну и ладно. Как явился, так и укатил обратно. Для
москвичей, в конце концов, было не так уж важно
мнение заезжего исследователя московских нравов.
Итак, справа по Тверской (точнее говоря, по бывшей
Тверской) улице реконструируют гостиницу
“Москва”, слева – радует жителей города Александровский сад и Манежная
площадь. Собственно говоря, это уже не площадь, а
довольно странное пространство, заставленное
фонарями и какими-то кукольными заборчиками.
Однако людям нравится. Особенно приезжим.
Далее гостиница “Националь”, а
неподалеку от нее – Театр Ермоловой (который,
кстати говоря, первоначально тоже был гостиницей).
За ним – конструктивистский Телеграф, за
Телеграфом – пара зданий, известных тем, что
облицованы они гранитом, привезенным сюда
немцами в войну (естественно, гранит
предназначался не для облицовки здания, а для
возведения монумента в честь так и не
состоявшейся победы немцев над советскими
войсками).
А напротив – два похожих друг на друга здания –
дом № 4 и дом № 6. Второй гораздо интереснее.
За фасадом дома № 6 прячется так называемое
Саввинское подворье, вошедшее в историю Москвы,
да и вообще России, как одно из мест, где
зарождался наш кинематограф. Именно здесь
трудился на заре своей карьеры знаменитый А.Ханжонков.
Поначалу он занимался всего лишь торговлей и
прокатом кинолент. Не он один – в том же подворье
размещались аналогичные компании – “Глобус”,
“Гомон”, “Эклер”, “Наполеон” и “Кинолента”.
Но акционерное общество “А.Ханжонков и Ко” было
гораздо серьезнее. Сначала господин Ханжонков
оборудовал демонстрационный зал. Затем магазин
киноаппаратов, клиентами которого были
владельцы как московских, так и провинциальных
электротеатров и синематографов. Впрочем, и
простые москвичи охотно заходили поглазеть на
странные черные ящики с катушками.
А затем Ханжонков оборудовал во дворе дома
съемочный павильон. Для этого потребовалось
разрешение архиерея, который вдруг проявил
благомыслие и в разрешении поначалу отказал.
Тогда предприниматель пригласил его смотреть
кино. Архиерей заколебался. С одной стороны,
вроде не пристало иерарху предаваться столь
сомнительным забавам, а с другой – любопытно.
Ханжонков же настаивал: дескать, сами увидите,
батюшка, ничего здесь греховного нет. В конце
концов архиерей изволил согласиться, но с одним
условием – чтобы в зале находился только
Александр Ханжонков и киномеханик. Чтобы не было
свидетелей архиерейского грехопадения.
Разумеется, Ханжонков согласился. И уж конечно
специально подобрал программу – она состояла
сплошь из детских фильмов, правда, несколько
пикантных по названию: “Черная красавица”, “Нил
ночью” и так далее. С этим, увы, поделать было
ничего нельзя, иных названий просто не
существовало.
Архиерей, естественно, впервые в жизни увидавший
чудеса кино, был потрясен. Он все время бормотал
что-то себе под нос, а когда наконец зажегся свет,
воскликнул:
– До чего Господь может умудрить человека!
Естественно, что разрешение было дано. Правда,
ушлый хозяйственник оговорил в контракте, что в
случае выезда фирмы Ханжонкова постройки
остаются в собственности Саввинского подворья.
Неподалеку (все в том же современном владении № 6)
размещалась гостиница “Дрезден”. Жизнь этого
отеля проходила тихо, в мире. Зайдет, к примеру, к
постоялице из города Калуги ее приятель,
литератор Гоголь. Посидит за столом, попьет вина
с теплой водой и сахаром, расскажет что-нибудь о
театральной жизни.
Или же снимет номер прибывший на университетское
торжественное заседание хирург Н.Пирогов. Правда,
с хирургом были хлопоты – его на этом заседании
избрали почетным гражданином города Москвы, и
несколько дней кряду в номер господина Пирогова
то и дело прибывали поздравители.
Останавливались тут Тургенев, Александр
Островский, Чехов. Правда, последний признавался:
«В “Дрездене” я только ночую, живу же на Мал.
Дмитровке, д. Шешкова».
Что ж, значит, так ему было удобнее.
Да и москвичи часто снимали тут на долгий срок
уютный номер. И постоянные жители города тоже
иной раз доставляли неудобства гостиничной
администрации. Фельетонист Александр
Амфитеатров как-то раз рассказывал о другом
фельетонисте, Власе Дорошевиче:
– Мы с ним жили… в гостинице “Дрезден”. Влас
заболел. Не знаю откуда, девушки с Тверской,
Петровки и Кузнецкого моста узнали об этом, они
замучили нашего гостиничного швейцара. “Мочи от
них, Александр Валентинович, для меня во время
болезни Власа Михайловича не было, – говорил
швейцар. – По нескольку раз в день забегали,
цветы приносили. Одна даже всплакнула, передавая
для больного букет фиалочек. Я отнес эти фиалки
Власу Михайловичу и рассказал ему, как они,
уличные девушки, здоровьем его интересуются.
Влас Михайлович вскинул на нос пенсне и, глядя на
меня, сказал:
“Души-то у них в тысячу раз лучше наших. Только
вот жизнь сложилась не так, как надо.
Удивительнейшие среди них люди встречаются.
Недаром Федор Михайлович (Достоевский) столько о
них волнующих страниц написал. Заслужили они это.
Своим трудным заработком”.
– А я, – продолжал швейцар, – всех успокаивал:
“Поправляется, девоньки милые! Поправляется!
Скоро опять его фельетонами зачитываться
будете”.
Дорошевич действительно в скором времени
выздоровел. А вот другой постоялец гостиницы,
известный художник В.Суриков, там же скончался от
тяжелой сердечной болезни.
Самым же таинственным из постояльцев был
президент Академии наук и министр народного
просвещения граф Дмитрий Андреевич Толстой. Он,
приезжая в Москву, останавливался всегда в
“Дрездене”, в этаком люксе с кабинетом, приемной
и спальней. Именно здесь проходили последние
годы бывшего министра. У него возник редкостный
род помешательства – он воображал себя лошадью.
В некогда элегантном номере пришлось устроить
своего рода конюшню, где оборудовали стойло и
кормушку, из которой граф хватал ртом пищу. Время
от времени он ржал, стучал об пол ногами. Спал
прямо на полу, не раздеваясь.
Естественно, что этого жильца держали под
большим секретом. Но слухи о нем все равно
расползались по городу.
Третья достопримечательность, которая находится
все по тому же адресу, – церковь Косьмы и Дамиана
в Шубине. Она так названа, поскольку здесь в
четырнадцатом веке находился двор некоего
Иакинфа Шубина – горожанина владетельного,
знатного и приближенного к князьям. Он, например,
поставил свою подпись в качестве свидетеля под
завещанием Дмитрия Донского.
Первый храм Косьмы и Дамиана здесь возник в
семнадцатом столетии. Нынешняя же церковь
появилась в 1722 году и ныне пользуется славой
одного из самых древних храмов города.
Именно здесь отпевали скончавшегося по
соседству художника Сурикова. Именно тут некогда
регентствовал знаменитый композитор П.Г.Чесноков.
Именно эти стены оказались всех прочнее во
владении № 6 по улице Тверской. Как стояли почти
три столетия назад, так и стоят по нынешние
времена.
Памятник Долгорукому
Мордвиновский дом
Книжный магазин
Булочная Филиппова
Гастроном Елисеева
Дом актера
|
От памятника Долгорукому до
памятника Пушкину
Рядышком с церковью Косьмы и Дамиана
возвышается памятник основателю Москвы Юрию
Долгорукому. Мариенгоф писал об этом месте:
«Площадь... меняла памятники, как меняет мужей
современная женщина. Перед ампирным дворцом
сначала стоял белый генерал по фамилии Скобелев;
потом олицетворявшая свободу замоскворецкая
молодуха в древнеримском одеянии; она была
высечена из шершавого серого камня и держала в
руке гладкий шар. Художник Якулов называл его
арбузом. Теперь на этой площади высится монумент
основателю Москвы Юрию Долгорукому. Он крепко
оседлал лошадь Васнецова с картины “Три
богатыря”».
И вправду эта небольшая площадь – безусловный
лидер в деле смены памятников. Меньше чем за
полстолетия их тут стояло целых три. Последний,
долгоруковский, заложен был в 1947 году. Закладку,
как нетрудно догадаться, приурочили к
празднованию 800-летия Москвы.
На церемонии закладки выступил тогдашний
президент советской Академии наук С.И.Вавилов. Он
говорил:
– Здесь, на старинной московской площади, перед
дворцом Московского Совета... скоро встанет
памятник основателю города Москвы. Давнее
прошлое, сегодняшний день и будущее сопрягаются
перед нами... и мы чувствуем живой импульс истории.
Открытие же состоялось только в 1954 году. Его
ждали очень долго. Юрий Карлович Олеша писал в
дневнике: “Памятник Долгорукому готовится к
открытию. Пока что он покрыт брезентом –
непоместительным, я бы сказал, шатром брезента…
Видна черная нога лошади, согнутая в колене,
повисшее копыто. Постамент довольно высокий,
черный куб. Над всем этим майский пасмурный день,
вот-вот пойдет дождь”.
Говорят, что сразу же после того, как с изваяния
сдернули покрывало, присутствующий в толпе
зрителей писатель Зиновий Паперный крикнул на
всю площадь:
– Ну до чего похож!
По другой версии, это был композитор-песенник
Сигизмунд Кац, автор известного произведения
“Шумел сурово брянский лес”. И он, напротив,
крикнул:
– Не похож.
А еще поговаривали, будто Илья Эренбург говорил:
– Я видел скульптуры Фидия и каждое утро вижу
скульптуру Долгорукого. Если это прогресс, то я
готов выброситься из окна.
И неудивительно, что большинство преданий,
непроверенных высказываний и легенд относится
как раз к самому позднему из памятников Тверской
площади. В те времена, когда намеки и
недосказанность были всеобщем стилем жизни,
сложиться по-другому просто не могло.
Напротив памятника Долгорукому стоит красное
здание правительства Москвы, бывшая
резиденция генерал-губернатора. Далее – домики-близнецы
№ 15 и 17, выстроенные по проекту архитектора
Мордвинова. В них обитали скульптор С.Коненков,
стихотворец А.Твардовский и другие знаменитости
– совсем недавно улица Тверская считалась
наиболее престижным местом для жилья.
Напротив же – четыре символа не только улицы
Тверской, но и Москвы вообще. Первый, книжный
магазин “Москва”, считается одним из лучших в
городе. Второй сегодня представляет собой
довольно заурядную кофейню, однако же в совсем
недавнем прошлом он был знаменит на всю страну.
Именно здесь располагалась легендарная
Филипповская булочная.
Владимир Гиляровский с гордостью писал о
хлебнике Филиппове: “…по зимам шли обозы с его
сухарями, калачами и сайками, на соломе
испеченными, даже в Сибирь. Их как-то особым
способом, горячими, прямо из печки, замораживали,
везли за тысячу верст, а уже перед самой едой
оттаивали – тоже особым способом, в сырых
полотенцах, – и ароматные, горячие калачи где-нибудь
в Барнауле или Иркутске подавались на стол с пылу,
с жару”.
И как ни удивительно, филипповский хлеб славился
до последних дней существования булочной, а ведь
она работала еще несколько лет назад.
Не менее известным был и “Елисеевский”
располагавшийся всего лишь через дом от булочной.
Сегодня это незамысловатый супермаркет (разве
что с отреставрированными роскошнейшими
интерьерами), а до революции он поражал
воображение как покупателей, так и
многочисленных зевак, заглядывавших в этот
магазин ради экскурсии. Тот же Владимир
Гиляровский описывал его в следующих словах:
“Горами поднимаются заморские фрукты; как груда
ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с голову
ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями
висят тропические бананы; перламутром отливают
разноцветные обитатели морского царства –
жители неведомых океанских глубин, а над всем
этим блещут электрические звезды на батареях
винных бутылок, сверкают и переливаются в
глубоких зеркалах, вершины которых теряются в
туманной высоте”.
А один поэт даже превозносил тот магазин в стихах:
А на Тверской в дворце роскошном
Елисеев
Привлек толпы несметные народа
Блестящей выставкой колбас,
печений, лакомств...
Ряды окороков, копченых и вареных,
Индейки, фаршированные гуси,
Колбасы с чесноком, с фисташками
и перцем,
Сыры всех возрастов – и честер,
и швейцарский,
И жидкий бри, и пармезан
гранитный...
Приказчик Алексей Ильич
старается у фруктов,
Уложенных душистой пирамидой,
Наполнивших корзины в пестрых
лентах...
Здесь все – от кальвиля
французского с гербами
До ананасов и невиданных японских
вишен.
Четвертый символ – это знаменитый Дом
актера, тоже бывший (в наши дни здесь множество
бутиков с общим названием “Актер”). А рядом с
этим магазином – памятник поэту Пушкину.
Памятник Пушкину
Тверской бульвар
Здание “Известий”
Редакция “Русского слова”
Концертный зал им. Чайковского
Памятник Маяковскому
|
От памятника Пушкину до
памятника Маяковскому
История этого монумента началась в 1870
году, когда по инициативе известного филолога Я.Грота
был создан комитет, объявивший сбор
пожертвований на установку памятника Пушкину в
Москве. А уже в 1873 году объявили конкурс. В
последующие два года были проведены еще два
конкурса, и в результате жюри остановилось на
проекте скульптора А.Опекушина.
Между тем сбор средств на памятник шел очень даже
бойко. Всего набрали больше ста тысяч рублей. Сам
памятник встал несколько дешевле – в 80 с лишним
тысяч. Оставшиеся деньги пошли на издание
“Дешевой пушкинской библиотеки” и учреждение
Пушкинской премии Российской академии наук.
Открытие было назначено на конец мая месяца 1880
года. Но 22 мая умерла императрица, и торжества
конечно же были отложены. Зато 18 июня состоялся
бесподобный праздник.
Готовились к нему заранее. От земств и
всевозможных обществ съехались со всей страны
более сотни делегаций (в общей сложности 244
человека).
Расходы же на содержание депутатов оплачивали
Московская городская дума, Общество любителей
российской словесности и Комиссия по постройке
памятника Пушкину. Власти не поскупились – все
для гостей было бесплатно. В их гостиничные
номера чуть ли не каждый час стучалась
деликатная прислуга и предлагала, что душе
угодно.
Ф.М.Достоевский, узнав о том, что проживает за
счет думы, сетовал: “Не принять нельзя,
разнесется, войдет в анекдот, в скандал, что не
захотел, дескать, принять гостеприимство всего
города Москвы и проч. ...Но зато как же это меня
стеснит! Теперь буду нарочно ходить обедать в
рестораны, чтоб, по возможности, убавить счет,
который будет представлен гостиницей Думе. А я-то
два раза уже был недоволен кофеем и отсылал его
переварить погуще: в ресторане скажут: ишь на
даровом-то хлебе важничает. Два раза спросил в
конторе почтовые марки: когда представят потом
счет Думе, скажут: ишь обрадовался, даже марки на
казенный счет брал! Так что я стеснен и иные
расходы непременно возьму на себя, что, кажется,
можно устроить”.
К моменту торжества ловкие обитатели окрестных
зданий сдали желающим окна своих домов. Окна шли
от 25 до 50 рублей – настолько было велико желание
присутствовать на церемонии открытия.
Депутатов же, естественно, расставили на площади
под транспарантами с названиями пушкинских
произведений. При этом ученые и литераторы
оказались под надписью “Братья разбойники”,
Общество литературного фонда – под заголовком
“Скупой рыцарь”, Катковский лицей – под
вывеской “Кавказский пленник”.
Впрочем, этот курьез остался почти незамеченным
– присутствующим на открытии было не до того.
Церемонию открытия подробно описал один из
очевидцев: “С девяти часов утра густые толпы
народа и многочисленные экипажи стали стекаться
к площади Страстного монастыря. Более счастливые
смертные, обладавшие входными билетами на
площадь, занимали места: кто на возвышенных
подмостках, устроенных как раз возле Страстного
монастыря, кто в рядах публики, окружавшей
памятник, затянутый полотном и обвитый бечевою,
кто – в церкви. Исключительно для дам, получивших
особые приглашения, были устроены подмостки
возле самого памятника, направо от него; налево,
против этих подмосток, была устроена трибуна,
затянутая красным сукном и уставленная креслами,
предназначенными для почетных лиц... Около самого
памятника колыхались многочисленные
разноцветные значки и знамена различных
корпораций, обществ и учреждений; вокруг
площадки памятника на шестах поставлены были
белые щиты, на которых золотом вытеснены были
названия произведений великого поэта; Тверской
бульвар был украшен гирляндами живой зелени,
перекинутой над дорожками; четыре громадные,
очень изящные газовые канделябры окружали
памятник... На крышах и в окнах соседних домов
группировалась масса зрителей. Четыре фотографа
еще с раннего утра установили в разных пунктах
свои аппараты. Погода была серенькая, но дождя не
было...”
Напротив памятника Пушкину – самый известный из
бульваров города – Тверской. В девятнадцатом
столетии здесь собирался цвет московской знати.
Правда, выглядел тот цвет не слишком
презентабельно. Один неизвестный поэт описал
жизнь бульвара в стихах:
Вот Анюта Трубецкая
Сломя голову бежит,
На все стороны кивая,
Всех улыбками дарит.
Вот летит и Болховская,
Искрививши правый бок,
Криворукая, косая,
Точно рвотный порошок…
Муж гусар ее в мундире
Себе в голову забрал,
Что красавца, как он, в мире
Еще редко кто видал.
Усы мерой в пол-аршина
Отрастил всем напоказ,
Пресмешная образина
Шепелев в глазах у нас.
А Гусятников, купчишка,
В униформе золотой,
Крадется он исподтишка
В круг блестящий и большой.
Но не всех же здесь до крошки
Нам сюда переписать,
Не пора ли сесть на дрожки
Да домой уж ехать спать.
Рядом с бульваром размещается первый в
нашей стране “Макдоналдс” (он открылся в 1990 году
и поначалу был, пожалуй, главным символом
капитализации страны). Напротив расположено
издательство “Известия”, один из самых
знаменитых памятников конструктивизма. А
неподалеку от него – бывшее здание редакции
“Русского слова” – первое в Москве, построенное
специально для журналистских нужд. Владимир
Гиляровский, один из сотрудников газеты,
вспоминал: “Дом для редакции был выстроен на
манер большой парижской газеты: всюду коридорная
система, у каждого из крупных сотрудников – свой
кабинет, в вестибюле и приемной торчат
мальчуганы для посылок и служащие для докладов;
ни к одному сотруднику без доклада постороннему
войти нельзя”.
На противоположной стороне Тверской – бывший
Английский клуб, ныне музей, несколько далее – Концертный зал имени композитора
Чайковского, где некогда играл Театр
Мейерхольда, а в конце нашей прогулки – памятник
поэту Маяковскому.
Юрий Олеша говорил: “В Москве два памятника
Маяковскому: один – статуя, к которой он, по всей
вероятности, отнесся бы строго, а другой –
станция метро его имени, от которой он,
влюбленный в индустриальное, несомненно, пришел
бы в восторг”.
Что ж, при желании можно составить собственное
мнение на этот счет – ведь станция метро
находится на той же площади.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|