ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
 

«…И се, звезда, которую видели они на востоке,
шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом,
где был Младенец»

Евангелие от Матфея

Богомладенец

“Отроча младо – предвечный Бог!” – этим ликующим отождествлением Младенца, родившегося в Пещере Вифлеемской, завершается одно из главных песнопений, составленных в VI веке знаменитым византийским песнописцем Романом Сладкопевцем. Вот оно в русском переводе:

…Дева рождает Того, кто вечен,
И земля пещеру приносит
Неприступному.
Ангелы с пастырями славословят,
Волхвы со звездою
путешествуют,
Ибо нас ради родился ребенок –
предвечный Бог!

Ребенок – Бог, Бог – ребенок… Почему даже у людей, теплохладных к вере, даже неверующих, не перестает радостно сжиматься сердце при созерцании в эти рождественские дни единственного, несравнимого видения: молодой матери с ребенком на руках, и – вокруг них – волхвов с востока, пастырей с ночного поля, животных, неба, звезды? Почему так твердо знаем и снова и снова узнаем мы, что нет на этой скорбной земле нашей ничего прекраснее и радостнее этого видения, которое века не могли вытравить из нашей памяти?
К этому видению возвращаемся мы, когда нам некуда больше идти, когда, измученные жизнью, мы ищем того, что могло бы нас спасти. Ведь вот в евангельском рассказе о Рождестве Иисуса Христа ничего не говорит Мать и, конечно, ничего не говорит и Младенец – как если бы и не нужно было никаких слов, ибо никакими словами не объяснить, не определить, не передать смысла того, что произошло и совершилось тогда.
И все-таки попробуем. Не для того, чтобы объяснять и истолковывать. Но, как сказано в Писании, “от избытка сердца глаголют уста”. И невозможно человеку избытком этим не поделиться с другими.
Ибо именно в этих словах – ребенок и Бог – самое поразительное откровение рождественской тайны. В некоем глубоком смысле тайна эта обращена прежде всего к ребенку, продолжающему подспудно жить в каждом взрослом. К ребенку, который продолжает слышать то, что взрослый уже больше не слышит, и отвечать на это той радостью, на которую наш скучный, взрослый, усталый и циничный мир уже больше не способен.
Да, праздник Рождества Христова есть детский праздник не только в том смысле, что для детей зажигаются елки, а и в том, гораздо более глубоком смысле, что, пожалуй, только дети не удивятся тому, что, когда приходит на землю к нам Бог, Он приходит в образе Ребенка, и этот образ Бога-Ребенка продолжает светить нам с икон, воплощаться в бесчисленных произведениях искусства, точно самое главное, последнее, радостное в христианстве заключено именно тут, в этом “вечном детстве Бога”.
Взрослый, даже когда он разговаривает на “религиозные темы”, хочет и ждет от религии объяснений, анализа, хочет, чтобы все было научно, серьезно. И так же серьезно и, в конце концов, скучно рассуждает о религии и ее враг, атеист, палящий по ней из своих “научных” пушек. Нет у нас более презрительного отношения к чему бы то ни было, чем то, что выражено в словах: “Это для детей младшего возраста”. Это значит – не для взрослых, не для умных и серьезных людей. Но подрастут дети и тоже станут такими же серьезными и скучными.
А Христос сказал: “Будьте, как дети”. Что это значит? Чего уже обычно нет у взрослых и, вернее, что во “взрослом” завалено, затоплено, заглушено толстым слоем его взрослости? Не прежде ли всего свойственная детям способность восхищаться, радоваться и, главное, быть целостными и в радости, и в горе? И еще – способность доверять, отдаваться, любить и верить всем существом? И наконец, всерьез принимать то, к чему уже не способен взрослый, к мечте, к тому, что прорывает наш будничный опыт, наше циничное недоверие, ту глубину тайны мира и всего в нем, что открывается святым, детям, поэтам.
И потому, только прорвавшись к ребенку, подспудно живущему в нас, радостная тайна пришествия к нам Бога в образе ребенка может стать и нашим достоянием.
Ребенок не имеет ни власти, ни силы, но именно в безвластии своем оказывается он царем, именно в бессилии и беззащитности его удивительная сила. Ребенок той далекой Вифлеемской Пещеры не хочет, чтобы боялись мы Его, Он входит в наше сердце не устрашением, не доказательствами своей силы и власти, а только любовью. Как ребенок, он отдается нам, и, как ребенка, мы можем только полюбить Его и в свою очередь отдать себя Ему.
В мире царствуют власть и сила, страх и рабство. От них освобождает нас Богомладенец Христос. Только любви, свободной и радостной, только того, чтобы отдали мы Ему наше сердце, хочет Он от нас. И мы отдаем его беззащитному, до конца доверяющему нам Младенцу.
В праздник Рождества Христова являет нам Церковь радостную тайну: тайну свободной, никем не навязанной нам любви. Любви, способной в Богомладенце увидеть, узнать, полюбить Бога и стать даром новой жизни.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"