MERRY CHRISTMAS! 
 

Пятое время года

Мы встречаем здесь уже третье Рождество – на родине Диккенса, что ввел его в моду, на родине самого Рождества как домашнего праздника...
Третий год я пишу о нем бесконечный рассказ, и каждую осень оказывается, что почти ничего о нем еще не сказала...
Крисмас в Англии – это не просто праздник. Это отдельный стиль жизни и особая часть ее, непохожая на все остальные. Это не осень и не зима, потому что огни и хлопушки висят на елках, стоящих среди зеленой травы, кипарисов и цветущих анютиных глазок, а Санта-Клаусы спешат по чистым тротуарам в сандалиях на босу ногу.
Это не ноябрь и не декабрь, потому что время выпадает из реальности в новое пространство, живущее по законам радости, где целых шесть измерений – иллюзия, надежда, щедрость, милосердие, красота и любовь. Это не ночь и не вечер, не месяц и не сезон. Это пятое время года.
А может быть, это репетиция жизни, которой все мы хотели бы жить. Поэтому очень важно упражняться старательно и регулярно, каждый год, и свято блюсти ритуал.

За три месяца и тридцать дней

…Чем особенно хорошо английское Рождество, так это его прелюдией. Она начинается, как только кончается лето – в конце сентября. Счастливое предчувствие начинает носиться в воздухе вместе с первыми желтыми листьями. Всю осень живешь одурманенный этим золотистым, поэтическим, теплым предвосхищением неизвестно чего.
За 20–30 дней до Рождества английские хозяйки пекут рождественский кекс. Он должен хорошенько выстояться на холоде, ибо считается, что вкуснее всего он становится через тридцать дней. Немыслимое издевательство над устоями нашего быта с его культом горячего свежего хлеба, где человек, тугой на сострадание, и позавчерашний батон получают одинаковый эпитет. А здесь – так. В прошлом году, в первое наше английское Рождество, мы забыли поставить на стол рождественский пудинг, потому что в последний момент я увидела в магазине немыслимой красоты праздничный Крисмас-пай: виртуальное совершенство форм, отточенного лаконизма дизайн. Резать его было преступлением. Есть его было наказанием. Кекс и кекс – сухой, с приторными до горечи сухофруктами и глазурью. Доедали старательно весь январь – рука не поднималась выбросить такую красоту. И только в этом декабре, разбирая мишуру и звезды, я нашла среди игрушек герметически упакованный в корытце и золотую фольгу прошлогодний пудинг.
– Съедим! – бодро сказал муж. – Я читал, эти пироги и пудинги, как вино: чем дальше, тем тоньше вкус. Можем и на следующий год оставить...

А вы уже поайсили свой пай?

За несколько дней до Рождества выдержанный Крисмас-пай подвергается процедуре, которую не переведешь на русский, не вывихнув язык. Это «айсинг» – пирог обледеняется... обольдовывается... покрывается льдом. На самом деле, конечно, не льдом, а толстым слоем белоснежной сахарной глазури, ничего общего не имеющей ни с цветом, ни с консистенцией (ни уж тем более с вкусом) льда, который британцы давно уже видят только в кубиках для коктейля. Выражение «айсить пай» многозначительно, почти крылато. Ничего общего с золочением пилюли. Ничего скептического, наоборот, очень позитивно, как, с трудом подбирая сравнения, объяснила нам преподаватель английского:
– Ну, например... вы провели с мужем незабываемый день на природе... навестили друзей... слушали чудесную музыку на берегу моря и смотрели на Англию с вершины холма... а под вечер муж еще и дарит вам бриллиантовое кольцо! Ну, это уже просто «айсинг оф пай»! – скажете вы.
– Не скажем, – вредно переглянулись мы, все – эмигранты из стран, обогативших нас малопозитивным менталитетом и запасом гораздо более употребимых выражений. «Он готов колоть лед для моего коктейля», – скажет англичанка, имея в виду, что кто-то готов для нее на все. Ах, нам бы вашу жизнь, породившую ваши поговорки!

Пошлите е-мейл Санта-Клаусу

За две недели до английского Рождества, то есть 10 декабря, наступает последний срок наряжать елку. Раньше можно, кто-то зажигает гирлянды и в августе, а вот позже – плохая примета. И держать ее после 6 января тоже нельзя. Поэтому на главной площади елку ставят в конце октября, а в сентябре в магазинах появляются первые открытки и игрушки неизбывной красоты. Статистики говорят, что средний британец рассылает перед каждым Рождеством 50 поздравительных открыток... Многие – больше. За неделю до Рождества с пачкой конвертов под мышкой британцы обходят свою улицу, раскладывая поздравления в каждый коттедж: соседей здесь любят. Эти карточки принято развешивать на окнах и дверях, иногда даже стены покрываются открытками, как ковром. Как уютно, бросив спешку и телевизор, засесть в ноябрьском вечернем мороке за старинный письменный стол под зеленой лампой, составить длинный список своих любимых... Или в столовой под старинным вишневым абажуром разложить на огромном овальном столе десятки чудесных открыток и белоснежных конвертов... Сочинять текст не надо, выдумывать пожелания тоже: все уже есть внутри, от поэтических и юмористических до откровенного кича, на любой вкус. «Я хотела подарить тебе на Рождество что-нибудь роскошное и бесполезное, но у тебя уже есть бойфренд»... Но творческие люди не сдаются и вышивают открытки, подшивают к ним шелковые мешочки с душистыми сухими цветами, кружева и бантики, бисер... Моя соседка Джуди, неравнодушная к блеску алмазных компьютерных дисков, делает фантастические аппликации на дисках и вместо открыток рассылает их...
А сочинение подарков для всех окружающих! Надо же, чтобы подошли! Надо же, чтобы сияли любимые, вскрыв подарки, не меньше елки! И потому с сентября особенно полны английские магазины, особенно задумчивы и придирчивы покупатели, особенно забиты он-лайновые линии заказов крупных фирм... «Напишите письмо, пошлите е-мейл Санта-Клаусу! Он пришлет вам подарок в ответ и письмо с личной подписью!» – умоляет меня интернетная реклама, то и дело выскакивающая поверх текста. Напишу, Санта-Клаус, на следующий год напишу... Попрошу у тебя капельку мудрости, фунтик терпения, унцию умения бесконечно прощать, терпеть и любить, молиться и верить... То, чего больше всего не хватает, то, чего нигде не купить...
Да ведь не пришлешь...

Матушка викарий и Крисмас ив

Это по другому адресу, я знаю... По этому адресу торопливо звонят колокола. Такой бегущий благовест у англичан, такой несолидно непохожий на торжественный наш колокольный звон. И все другое в английской протестантской церкви. Чистые беленые, как в украинской хате, стены, алые и белые льняные робы священнослужителей. Ни икон, ни золоченых окладов, ни бронзовых подсвечников, ни вышитой парчи... Но молодым и старым можно сидеть, а малым – бегать по храму и петь невпопад. А для молитв на коленях, чтоб было тепло и мягко, – кожаные и бархатные подушечки под стульями. В церквах маленьких деревень, где все свои и у каждого свое кресло, к его спинке подвешена личная, собственноручно вышитая подушка для колен.
...Сегодня Рождественскую службу справляет женщина. Как сказать по-русски – священница? И слов таких нет. Матушка... викарий. Викарица? И в Англии это ново, первые женщины появились в церкви лет десять, не более, назад. Матушку зовут Хелен из церкви Тринити-черч, как она представилась нам, встав за кафедру. Хелен моложе меня, у нее круглые щечки, ласковый взгляд, и она сияет от радости (ведь сегодня великий день, великий вечер – канун Рождества, Крисмас ив!), посмеивается, всплескивает руками, с детским выражением читая нам про удивление волхвов и пастухов, которых трудно чем-то удивить, ведь они «известные эксперты ожидания и наблюдения»... Время от времени ее сменяет кто-нибудь из прихожан, и я не могу отвести расширенных глаз от обычных людей, читающих мне вслух Библию с амвона, от пожилой помощницы викария, выносившей распятие и зажигавшей свечи, – она поет, чуть прищуриваясь и улыбаясь, и на голове у нее – колпак Санта-Клауса... Рядом с распятием – нарядная елка, на стенах – детские вышивки и рисунки... Другой мир...
– Мир вам, дорогие мои! Мира вам в мире, мира в стране, мира в семье! А самое главное – мира в душе! Пожелайте друг другу мира! – обращается к нам Хелен, и люди вокруг, обернувшись, протягивают друг другу руки для пожатия: «Мир вам!» Барбара обнимает и целует меня, Малкольм касается меня щекой, и все новые и новые незнакомые люди подходят пожать мне руку, обнять и пожелать мне мира... Как это верно: душевного мира и покоя – это самое дорогое, о чем могут только мечтать, как о чуде, взрослые на всей земле, пока маленькие возятся с коробками в своей святой иллюзии о счастье там, внутри... Не ради ли этих минут покоя в доме, украшенном гирляндами плюща и остролиста, и предчувствия счастья наряженной елки, не ради ли этих надежд на будущую новую, тихую, светлую жизнь затеваем мы всю магазинную, кухонную, уборочную суету?
Можно сожалеть, что Рождество и Новый год стали коммерческими праздниками и темой массового гипноза, а можно упрямо считать их про себя праздниками всеобщей любви, марафоном забот и сосредоточенности на близких: чем обрадовать? Чем обнадежить и осчастливить? Однажды я поняла: в жизни каждого человека есть дробь: в числителе – толпа любимых людей, которых ты хотел бы поздравить и пригласить к огню под Рождество, а в знаменателе – число людей, которых ты пригласить, одарить, поздравить в состоянии. Если числитель ваш равен знаменателю – вы мудрый человек, живущий в гармонии с миром. Если числитель меньше знаменателя и дробь ваша меньше единицы... как говорят, вам есть куда расти. Если же число тех, кого вы любите, больше ваших физических, моральных, финансовых, временных возможностей – вы не зря выдыхаете углекислый газ в это небо. Счастливый вы человек.

В гостиной с елкой и камином

10 декабря британцы начинают спрашивать друг друга: «Ну как, вы уже покончили с рождественским шопингом?» А газеты выдают рекламу чудовищных молотков и топоров: «Вы наконец раздолбали ваш прошлогодний автомобиль?» В смысле закругляйтесь там с «кадиллаком», пора освежать жизнь – Рождество...
К этому времени уже пора сложить под елкой гору подарков, которые вы будете вручать друзьям и родным, навестившим вас с подарками перед Рождеством. А ваши домочадцы на блестящие свертки имеют право только любоваться до утра 25-го. Заверните их в несколько слоев газет, потому что все равно проковыряют дырочки, а если у вас малые дети, держите свертки у себя в офисе, в машине, в гараже – подсунете ночью.
Жестокий рождественский этикет! Ложиться спать неоподаренным! Кто же заснет! Дрожащие от нетерпения дети просыпаются ни свет ни заря и мчатся вытряхивать длинные чулки, развешанные для Санта-Клауса над камином. Дожили наконец! Потихоньку подтягиваются и взъерошенные взрослые в пижамах. Реклама, накручивающая этот сюжет с сентября, доводит детей до истерики, они просто не могут сомкнуть глаз и крутятся под одеялом до трех часов ночи, когда уже точно отключатся взрослые. Вот вопрос: три часа – это очень поздно или очень рано? Прилетал уже Санта-Клаус или еще нет? Проползти по коридору, по лестнице вниз, в гостиную с елкой и камином, схватить подарки – или нет? А вдруг скрипнет ступенька и спугнешь Санта-Клауса? Тогда подарки обратятся в золу и угли! У-ужас… Сидят маленькие в постельках, таращат бессонные глаза в окно: Санта-Клауса, летящего в санях с упряжкой оленей, можно заметить лишь по светящимся волшебным бутсам или по ярко-красному носу любимого оленя Рудольфа... Проходят годы, но поэзия Рождества, введенного в моду диккенсовскими рассказами, не выдыхается: теперь уже выросшие дети – сами родители – с ворохом свертков крадутся в три часа ночи из спальни по лестнице вниз, чтобы рассовать второпях подарки... и не столкнуться с детьми. Не спугнуть их веру в Санта-Клауса и волшебное устройство мира, о котором взрослым приходится только мечтать.
Эту иллюзию взрослым заменяет понимание счастья как суммы двух обстоятельств: есть кому дарить и есть что подарить.

Пальмы под снегом и киви для фазана

Воистину она чудесна – британская елочка над горой подарков, у камина в гостиной двухэтажного коттеджа, от калитки до трубы увитого иллюминацией. Ночью наш маленький таун превращается в сказочный Изумрудный город – в бесснежном мраке, в речном тумане только пылающие разноцветные контуры остроугольных крыш и труб, электрические свечи в окнах да горящие силуэты проволочных оленей и зайцев, белок и ланей в садах – они переступают копытцами, плавно клонят шеи, поводят глазами... Дивно брести по улицам вечером, тормозя то перед плакатом: «Санта-Клаус, пожалуйста, сюда, к Мэри!», то перед самим Санта-Клаусом в натуральную величину – вот он расселся над вывеской паба «Луна и шестипенсовик», качает пластиковой головой, сыплет пригоршни искусственного снега из алого мешка. Крупные снежинки вьются над зеленой травой, липнут к решетчатым стеклам, аккуратно сбрызнутым белым спреем: похоже, что иней… английская мечта! Последнее белое Рождество в Лондоне – со снегом, завалившим улицы и крыши, отяготившим пальмы и анютины глазки, – видели в 1895-м, а здесь, в графстве Сомерсет, – в год моего рождения... это чуть позже... Ох и панику навел тогда выпавший снег! Водители отказывались краем колеса ступить на белую скользкую трассу. Никто здесь не знает ни зимних шин, ни цепей на колеса, и маленькие деревни в холмах оказались в снежной блокаде: по ледяной дороге на лысых шинах не заберешься наверх. Закрылись школы, банки и правительственные учреждения.
Снег прекрасен, как всякая мечта, но что с нею делать в жизни, еще помнят только пожилые британцы, в детстве даже лепившие снеговиков.
Молодым же и маленьким снег приходится изучать на старинных открытках и северных курортах. В этом декабре было так тепло, что вдобавок к обычно цветущим акациям и цикламенам на месяц раньше проклюнулись крокусы и гиацинты, а в один прекрасный серый день в городском парке с голой ветки кустов неизвестного назначения я дрогнувшей рукой сорвала шершаво-колючий плод... киви. Киви, созревший в городском саду к 10 декабря! Что уж говорить про айву и золотые китайские яблочки, что качаются на облетевших ветках у школьного поля... Никому они не нужны и оставлены птицам и белкам – их в парках и лесах столько, что в солнечные дни живые непроходимые изгороди просто дрожат от птичьего гомона, писка и возни, а водителям бывает непросто увильнуть, не задеть, например, фазана, косолапо волочащего по скоростной трассе свой роскошный павлиний хвост.
Ах, кабы выпал снег! Чтобы дышалось морозно и сверкало все вокруг до слез и рези в глазах. Чтобы преобразилось, обновилось, очистилось все вокруг, чтобы жизнь началась сначала, какая-то новая-новая, белая, чистая жизнь... Потому прекрасно английское Рождество, что всегда можно надеяться на чудо: а вдруг возьмет да и снова выпадет снег!
Кто побогаче, покупает искусственный, но укрыть им дом и сад стоит несколько сотен фунтов, а очистить потом – несколько тысяч. Кто не так богат деньгами, как малыми детьми, тот укутывает дом и палисадник ватой... Можно поехать с лыжами в Альпы, Австрию, Норвегию. Но лучше всего – в Канаду. В знаменитый ледяной отель недалеко от Квебека. Четыре с половиной миллиона килограммов снега и двести пятьдесят тонн льда каждую осень громоздят друг на друга, собирая в сказочный дворец, одна мысль о котором нормального, даже неначитанного русского человека без всяких ассоциаций бросает в генетическую дрожь. Провести несколько незабываемых дней и ночей в сверкающем и просвечивающем насквозь хрустально-заиндевелом замке, где галерея ледяных скульптур и ледяное синема, где даже кровати и бокалы сделаны из льда. Страшный сон, ночной кошмар... за 500–800 фунтов за ночь. И платят их не они тебе, а ты им!
Тогда уж лучше поехать в Россию, померзнуть бесплатно. Фрэнсис – тетушка соседа Малкольма, который и сам, к слову сказать, трижды дед, прошлой зимой путешествовала по Петербургу, Москве и «Золотому кольцу». Вернулась ошеломленная: это было «экстремально хорошо»! Какие дворцы! Какие храмы! Какое искусство! «И боже мой, как же нас кормили!!»

Гори, пирог, синим пламенем

...Рождественский пудинг – особая радость дантиста. Жуют его с предельной осторожностью, а перед тем старательно крошат. На разломе он подозрительно похож на тот же самый кекс, то есть Крисмас-пай, но он не печется, а варится, и в нем совершенно нет муки. Сухофрукты, сахар, яйца и бренди смешиваются в шар и заворачиваются в чистое полотенце – и ныряй, колобок, в кипящий котел, а оттуда, бедняга, на несколько суток на холод. Такая тебе русская баня. Но это пустяки по сравнению с тем, что ждет его в праздничный вечер: еще раз польют бренди и подожгут... Таким, горящим синим пламенем, его и вносят на блюде в полутемную праздничную столовую, освещенную лишь огнем в камине, свечами на столе и гирляндой на елке. Режут пылающим, стараясь не обжечь пальцы, и раздают – каждому по сияющей горке на блюдце, и тут ваш выбор – с огнем заглатывать по-факирски или ложечкой потушить.
Но на этом не кончается, а начинается самое интересное: дело в том, что размешивать тесто для рождественского пудинга приглашали всех членов семьи, и каждый незаметно подмешивал в него что имел из серебра. Хозяйка – монетку (раньше это был шестипенсовик; отменен лет сорок назад, но еще раньше его перестали делать из чистого серебра). В богатой семье в старину в пудинг клали золотую монету в десять шиллингов – большие деньги. Впрочем, если прихватишь зубом всего лишь пенни, все равно резко разбогатеешь в наступающем году, такая примета. Тот, кто раскопает в развалинах слегка обугленного изюма и чернослива колечко, в наступившем году выйдет замуж (или женится, кому что нравится). «Какое лицо сделал дедушка, глядя на бабушку!» Та, что найдет у себя в пудинге наперсток, на этот год остается старой девой («бедный папа!»). Кто-то, ойкнув, прикусит серебряную пуговицу – он на целых двенадцать месяцев останется холостяком. Есть еще какая-то подозрительная «свинья», достающаяся, как правило, мальчишкам...
На сладкое подаются засахаренные сливы, миндаль и изюм, глазированные фрукты и имбирь. У каждой тарелки лежит хлопушка, да не простая, а с подарочком, шуткой или игрой слов («Какой шаг следует сделать при встрече со львом?» – «Большой!»). Взявшись за руки по типу хоровода, все одновременно взрывают хлопушки, после чего следует водрузить на голову корону из золотой фольги, выпавшую из хлопушки, и в этой короне провести весь вечер.
Важная часть рождественского ритуала – рассказывание страшных историй у камина. Например, про старый заброшенный замок, где в полночь со скрипом сами растворяются двери и шкафы, где бледная леди в мокрой одежде, позеленевшей от водорослей, все пытается вставить в скважину заржавленный ключ...
Увы, эти истории все дальше и дальше уходят в прошлое, и в моде последних сезонов – страшилки о неудачных новогодних путешествиях с ужасными подробностями вроде отсутствия в отеле бекона и горячей воды...
Следующий за Рождеством день называется «боксинг дэй» (коробочный, что ли? Как это правильно по-русски?) – день сбора коробок с полезными вещами для бедных людей или одиноких стариков – что в Англии не всегда одно и то же...

О выгоде эгоизма

Пройдет очередное новогодье, и хозяйки вздохнут с облегчением, отойдя от плиты. А магазины на следующий день откроют двери для распродажи всего новогоднего, зимнего за полцены. И снова толпы покупателей хлынут к витринам и кассам, но это будет уже другой народ: не пары, спустившие все доходы на подарки и угощения для родных и друзей, а одиночки, холостяки и холостячки, копившие деньги всю осень и встречавшие Рождество и Новый год наедине с телевизором: они пойдут закупать все практичное, трезвое, необходимое для себя, любимого, уже за полцены.
Первые понимают всю практичность философии эгоизма, но ничего не могут поделать с собой в предрождественском опьянении. В туманных сумерках ноября и декабря горит в их воображении сказочная елка, теплый символ семейного уюта и мира, лада между старыми и малыми, воплощение прочности устоев, идиллии домашнего счастья и покоя; пылает камин, в духовку с трудом втиснулась перекормленная индейка, съехалась вся любимая, даже дальняя родня, достается особая скатерть, пахнет корицей, свечным чадом и мандаринами, звенят фужеры и блаженно верещат дети, никто не ссорится, но каждый счастлив и благодарен. И «Рождество – это не повод помечтать о том, что ты можешь получить… Это время задуматься о том, что бы ты мог дать»...

...А в январе благотворительные магазинчики переполнятся ненужными подарками. Англичане не любят захламлять дом, регулярно потрошат шкафы и все лишнее, от надоевших сервизов и простыней до устаревших ботинок и брошек, безжалостно пакуют в особые мешки и выставляют перед домом. Приедет машина от благотворительной ассоциации «Помощь старикам», «Раковые исследования» или «Красный Крест» и соберет мешки, выставит вчерашние «подарки, которые вам не понравились» на витрины магазинов «чарити-шоп» за десятую часть цены. Здесь оденутся и обуются иммигранты и немногочисленные бедняки по призванию (чтобы быть по-настоящему бедным в Англии, нужно очень этого хотеть), любители антиквариата разберут ценные безделушки, практичные домохозяйки – новые тостеры и утюги, и кто-то купит за 3 фунта надетую один раз свадебную шляпу, похожую на торт и стоившую 120. Никто не застрахован от приглашения на свадьбу, а этикет требует шляпы-торта от каждой гостьи... Магазин отправит выручку старикам или в «Красный Крест», а на улицу выставит нераспроданный остаток... и всем хорошо.
Система не государственной, а вот такой, круговой, человеческой благотворительности очень развита в Англии. И потому нищих на улице увидеть нельзя. Может быть, они и есть, совсем бедные, но они проходят мимо вас, одетые с ног до головы за 5 фунтов не хуже, чем остальные за 100 или 500... Впрочем, на улицах здесь все одеты с таким невниманием и неинтересом к одежде, что даже владельцы роскошных автомобилей выглядят клиентами «чарити-шоп». Здесь по одежде не различают... А бедных каждую ночь церкви кормят горячим супом...
Чем еще особенно хорошо английское Рождество – это тем, что кончилась осень. А через неделю, сразу за Новым годом, начинается весна.

Фото автора

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"