ДОМАШНИЙ АРХИВ 
 

Мы снова на острове Сальткрока

Доброе сердце старой книжки

Памяти мамы

Каждый из нас, наверное, по-разному приходит к чтению. И у каждого свои воспоминания о Главной Книге Детства. У меня все начиналось в семидесятые годы. Ростов тогда выглядел совсем по-другому. И Кировский скверик тоже был иным. С зарослями кустарников, не тронутых садовыми ножницами, с искривленными небольшими деревцами “для лазания” и мощными каштанами и акациями, в тени которых было хорошо отдыхать. Наша компания детей была разновозрастной, в меру шумной и безалаберной...
Времени хватало нам на все, в том числе и на чтение. Поначалу читал кто-то из родителей; чаще всего это была моя мама. Начинала она читать, естественно, мне – и очень быстро вокруг собирался народ. Особенно оживленно становилось, если в руках у нее оказывалась только что появившаяся в русском переводе повесть Астрид Линдгрен “Мы на острове Сальткрока”. Незатейливая история семьи коренных стокгольмцев (отец и четверо детей), снявших дачу на заброшенном островке в шхерах и прикипевших душой и к острову, и к его обитателям. Слушать эту историю было увлекательно и очень уютно, а от теплоты человеческих отношений и нам всем становилось как-то славно на душе.
Годы шли, ребят из нашей компании разбросало по свету, а для меня “Сальткрока” на всю жизнь стала якорем, который связан с детством. Кому-то это может показаться наивным, но вот уже более тридцати лет идет рядом со мной по жизни Чёрвен-колбаска (“Казалось, девочка видела все насквозь. Я подумала, что она – само олицетворение Сальткроки, и если она нас не примет, мы никогда не будем приняты на острове”), ее сенбернар Боцман (“...такой же царственно величественный, как и его хозяйка”), любитель животных Пеле (который “может расплакаться оттого, что у незнакомых людей в трамвае грустный вид, или оттого, что ему попалась навстречу кошка, похожая на бездомную”), старший Мелькер Мелькерссон, непосредственный, как ребенок, вечно попадающий в смешные и грустные истории. Да и другие обитатели книги-острова. Разные – но умеющие видеть друг в друге доброе, способные это доброе раскрыть и прощающие порой что-то не совсем «красивое». Люди, которые не говорят красивых слов о дружбе и любви, но живут именно этим. Независимо от возраста.
“У Мелькера с Чёрвен завязалась та редкостная дружба, которая бывает иногда между ребенком и взрослым. Дружба двух равноправных людей, которые во всем откровенны друг с другом и имеют одинаковое право говорить начистоту. В характере Мелькера было много ребячливого, а у Чёрвен в меру чего-то другого, пусть не зрелости взрослого человека, но какой-то ощутимой внутренней силы, и это позволяло им держаться на равной или почти на равной ноге. Чёрвен, как никто, угощала Мелькера горькими истинами, от которых его порой даже передергивало, и он готов был дать ей нахлобучку, но потом остывал, понимая, что с Чёрвен это ни к чему не приведет. Однако большей частью она была милой и преданной, так как очень любила дядю Мелькера”.
Впрочем, в детстве я обращала внимание совсем на другие вещи... Приключения героев и их проблемы были моими, отнюдь не надуманными. Ибо “в семь лет часто подвергаешься опасностям. В таинственной и буйной стране детства часто ходишь на краю опасной пропасти и думаешь, что в этом нет «ничего особенного»“.
И юмор, ненавязчивый, тонкий, – сейчас это кажется странным, но оценить его мы могли уже в наши 6, 7, 8 лет... Оценить – и на всю жизнь запомнить фразы, диалоги и отдельные слова из книги. Навскидку – первое, что вспомнилось…
“– Ой, глядите, лягушонок в ведре, – завизжал от восторга Пеле. Малин жалобно вскрикнула, и Пеле удивленно посмотрел на нее.
– Что с тобой? Ты не любишь лягушаток?
– Люблю, но не в питьевой воде, – ответила Малин.
Пеле так и подскочил.
– Можно, я возьму его себе? – Потом, обратившись к Юхану, сказал: – Думаешь, папа заплатил особо за лягушат в колодце?
– Смотря по тому, сколько их там, – ответил Юхан. – Если их тьма-тьмущая, то они достались папе по дешевке.
…
– Лягушонок в колодце... в самом деле? “Такая уютная дача”, – уговаривал меня агент. Но он почему-то не предупредил, что здесь целый зверинец: совы в трубе, лягушата в колодце, гигантские собаки на кухне. Юхан, пойди посмотри, нет ли в спальне какого-нибудь лося?”

А доброта, которую буквально излучает каждая строка “Сальткроки”...
“– Я такой никчемный, – сказал Мелькер, подняв на нее глаза, полные слез. – День – равный целой жизни... а что я из него сделал? Я ни на что не гожусь, какое-то сплошное невезение. И книжки я пишу никудышные, не возражай, я сам знаю! Бедные дети, у вас такой никчемный отец!
Они обступили его со всех сторон, обняли и хором стали уверять, что ни у кого из детей нет такого доброго, такого умелого и такого хорошего отца, как у них, и что они обожают и любят его безгранично именно за то, что он такой добрый, такой умелый и такой хороший”.

И конечно же знаменитый совет “держись за кочергу” – фраза, которую я твержу себе почти каждый день.
“Но потом она уже не смеялась. Потому что дядя Мелькер наконец добрался до крыши, а это было, по-видимому, опасно.
Да и Мелькер думал то же самое.
– Неплохой дом, – пробормотал он, – только высоковат...
– Держись, папа! – закричал Юхан.
Чуть не разозлившись, Мелькер покачнулся. Ведь над ним была только бездонная высь, за что же ему держаться? Тут он услыхал пронзительный голос Чёрвен:
– Знаешь что? Держись за кочергу! Держись крепче, дядя Мелькер!”

Когда я на днях вновь взяла в руки “Мы на острове Сальткрока”, то думала о приближающихся новогодних и рождественских праздниках, о том, как уютно отмечали их в “столяровой усадьбе” на острове, о том, как легко помочь маленькому человеку на всю жизнь сохранить веру в Чудо...
“Пеле и не подозревал, что он наделал, сказав, что рождественского гнома нет. Детская вера Чёрвен в гнома с треском надломилась. Неужто гнома в самом деле нет? Чем ближе был сочельник, тем больше она волновалась. Может быть, Пеле и прав? Утром в сочельник, когда на завтрак ей дали кашу, она уже настолько отчаялась и перестала верить в гнома, что почти выбросила его из головы. Но от этого веселее ей не стало. Какой же теперь сочельник! Рождественского гнома не будет... и еще каша на завтрак! Она с отвращением отодвинула от себя тарелку.
– Поешь, оса ты этакая! – ласково сказала Мэрта. Она не понимала, почему у Чёрвен так потемнели глаза. – Такую кашу больше всего любит гном, – заверила она.
– Отдай ему и мою, – недовольно пробурчала Чёрвен. Она негодовала на этого гнома, которого вроде и не было, но который все-таки хотел, чтобы она ела его любимую кашу и шевелила ушами, и обиженно сказала: – Кашу есть да верить в рождественского гнома – других дел, по-твоему, у малышей нет?
Ниссе понял, что с ней что-то неладно. По лицу Чёрвен он почти всегда мог догадаться, когда с ней бывало неладно. Сейчас он тоже догадывался. И когда Чёрвен впилась в него глазами и напрямик спросила, есть на свете гномы или нет, он сразу понял, что сочельник будет ей не в радость, если он откровенно ответит: “Нет, они есть только в сказках!”
И тогда он показал ей старинный деревянный кашник, который принадлежал еще его бабушке. В рождественский вечер она доверху наполняла его кашей и ставила за угол дома для гнома.
– Что, если мы проделаем то же самое? – предложил Ниссе. – Давай положим твою кашу в кашник и оставим ее для гнома!
Чёрвен засияла так, будто внутри у нее зажглась рождественская свечка. Ясное дело, гномы есть, раз папина бабушка верила в них!”
А «День, равный целой жизни»? А «Дядя Мелькер, почему ты всегда купаешься одетый»? А праздник летнего солнцестояния?
“Чего только не сулит день, который начинается счастливым смехом мальчика и изумительно прекрасной погодой!”

* * *

9 декабря ушла из жизни моя мама. Она видела, что я перечитываю нашу любимую книгу, она улыбалась, выслушивая в очередной раз мои восторженные реплики, но сил преодолеть болезнь ей не хватило... И вот уже несколько дней я сквозь слезы твержу себе: “Держись за кочергу…”

Когда дожди, когда беда,
Когда ЧП везде и всюду –
Сдаваться? Что вы, никогда!
За кочергу держаться буду!
Из книги давних детских лет
Запомнились слова мне эти,
Веселой девочки совет.
(Величественней нет на свете,
Чем Чёрвен с острова Сальткрока, –
Так Малин пишет в дневнике...)
Теперь, когда мне очень плохо,
Есть “кочерга” в моей руке!

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"