ДОМАШНИЙ АРХИВ 
 

Под Новый год вдруг мелькнет нелепая мысль: а хорошо бы жить в валенке.
Там, за толстыми шерстяными стенушками, скатанными где-нибудь под Вологдой, наверное, не только тепло, но и тихо-тихо. А если что и слышно, так только самые родные сердцу звуки: чуть-чуть потрескивает рождественская свечечка, поскрипывает снег под окошком, малыш что-то лепечет во сне…

Зернышки новогодних яблок

Алексей Леонидович Решетов редко печатал свои стихи. Он жил затаенно и бедно далеко от столиц, не искал ни славы, ни почестей. Но еще в 60-х годах его поэзия нашла своего читателя. Строчки Решетова переписывали в заветные тетрадки, посылали в письмах, шептали в плацкартных вагонах. Это часто были очень грустные строчки о повседневной жизни поселка горняков с очередями, поминками по погибшим шахтерам, стиркой белья на крыльце барака. Но обо всем этом рассказывал голос столь родной и так целомудренно, что вся красота мира вдруг обступала эту неказистую жизнь и бережно поднимала ее к звездам, к солнышку, к Богу.
Недавно в Екатеринбурге вышло в свет первое собрание сочинений Алексея Решетова*. Увы, посмертное. В третьем томе собрана проза поэта. Сегодня нам хочется познакомить читателя с ее самыми светлыми страницами, с одной из глав автобиографической повести.

Дмитрий ШЕВАРОВ

В нашей комнате на тумбочке стоит елочка. Не целая, а только верхушка. У кого-то не влезла в комнату большая-пребольшая елка, вот и отрубили от нее верхушку. Елочных игрушек у нас не было, и бабушка вырезала и повесила на ветки модели из журнала мод. Они все время поворачиваются к нам нераскрашенной стороной.
Накануне бабушка говорила, что если что-то задумаешь, то в новогоднюю ночь это обязательно приснится.
Я забыл задумать, но сон увидел замечательный. Мне приснился Буденный – точь-в-точь такой же, как на портрете в интернате.
Я поздоровался с ним и попросил у него буденовку. Хоть не насовсем, а поносить. Ведь у Вальки Степанова и у Витьки Майорова они есть, а у меня нету.
Буденный погладил усы и сказал:
– Знаешь, я все свои буденовки раздал. Но я напишу тетке на Красную речку, и она тебе пришлет…
Как жалко, что такой сон кончился! Вставать не хочется. Надевай теперь эти гадские штаны с железными пуговицами, эти стоптанные ботинки…
Один ботинок надевается хорошо, другой как назло не лезет. У Петьки – то же самое. Нога упирается во что-то твердое и не идет дальше.
– Там что-то есть. – Петька засовывает руку в ботинок и щупает. – Не достается…
Взяв за пятку и носок, мы с силой встряхиваем ботинки. И тут на пол, почти одновременно, падают, стуча, два больших спелых яблока.
– Яблоко! У меня яблоко! – кричит брат.
– Яблоко! – кричу я. – У меня тоже яблоко!
– Яблоки! – Кричим мы, подбегая к бабушке.
– Баба, яблоки… Посмотри, баб, яблоки… Тут красненькое, тут желтенькое… Баба, баб, а где ты яблоки взяла?
Мы, забыв обо всем на свете, носимся по не протопленной еще комнате.
Мы прижимаем яблоки к груди, заворачиваем их в подолы рубашек, лижем разноцветную пахучую кожицу:
– Мое с веточкой!
– Мое с полосочками!
– Баб, это тебе в счет работы дали?
Бабушка в телогрейке, перехваченной тесемкой, выгребает из печки золу.
– Не бегайте в одном ботинке – это нехорошая примета. Залезайте в постель – видите, какая холодина! – говорит бабушка, и изо рта у нее идет пар.

…Холодина-дина-дина…

Мы залезаем под одеяло. Яблоки с нами. Им тоже холодно.

Холодина-дина-дина…
Светит лампа Аладдина.

– Складно? – спрашиваю я Петьку. Мне очень приятно, что я сочинил стихотворение.
Бабушка выносит ведро, разжигает печь. Потом присаживается на край нашей кровати.
– Баб, а правда, где ты яблоки достала?
Мы знаем, что на паек яблоки не дают и посылки с ними нам никто не присылает. Мы и видим-то яблоки впервые за столько лет.
– Знаете что… – говорит бабушка. Голос у нее таинственный, будто она хочет рассказать сказку. – Я ведь у вас Баба-Яга.
– Бабы-Ёги такие не бывают, – смеюсь я.
– Бывают! Спрячьте руки под одеяло! Вот я такая Баба-Яга. Вы вчера спали, а я раз-раз – и полетела…
– Куда? – в один голос спрашиваем мы.
– Ну, полетела… м-м-м… в Москву!
Бабушка прячет руки в рукава и продолжает:
– Прилетаю сразу в Кремль, спускаюсь через трубу, а там столы кругом, вазы на них стоят. Партизаны там в гостях. Ну, я потихоньку взяла два самых больших яблока и улетела.
– Баб, а почему ты побольше яблок не взяла?
– Больше нельзя. Иначе метла не выдержит – упадет.
– И нет! Ты, баба, не Баба-Яга!
– Вот Фомы-неверы.
– Да нет, правду скажи, ты летала?
– Ну конечно.
– И самолеты видела?
– Как тебя сейчас...

* * *

Я часто вспоминаю эти «кремлевские» яблоки, купленные бабушкой за баснословную цену на базаре.
Яблоки мы съели, а их зернышки закопали в горшок от давно зачахшего цветка. И поливали их до тех пор, пока бабушка не убедила нас, что это пустая затея. Так холодно, разве они уцелеют?..
И вот, думая теперь о своем детстве, я всегда сравниваю нас самих и эти яблочные зернышки.
Только человеческое тепло защитило и спасло нас с Петькой в те суровые годы. Не очень-то много мы его видели, но раз не погибли – значит, нет ничего на свете сильнее, чем даже самая скупая доброта человека.

* Алексей Решетов. Собрание сочинений. Екатеринбург. Банк культурной информации, 2004

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"