ПРИРОДА ШКОЛЫ

И вот еще один год на исходе. И что-то опять происходит в нашем образовательном королевстве. Новые управленческие революции, амбициозные планы – и молодые энергичные «люди дела» все активнее заявляют себя в педагогической власти. Тут бы и порадоваться: может, и вправду сдвинется что-то в заколдованной нашей системе, и раскинется наконец над нею бескрайнее небо в алмазах?..
А радости почему-то нет.
И в канун Нового года снова и снова вспоминаешь истории, доставшиеся от года прошедшего и лежащие на сердце грузом печального недоумения.
Простые истории о том, с какой легкостью «человеческое» в нашей жизни подменяется «функциональным», и про то, как беззащитен человек перед железобетонной логикой «производственных отношений». И вопрос вовсе не в том, что где-то нарушаются чьи-то права, за которые нужно бороться, а в чем-то неизмеримо более обыденном и не имеющем никаких правовых решений: в том, что кто-то утрачивает человеческое достоинство, утрачивает способность чувствовать и сострадать, и никакие организационные меры здесь невозможны, потому что атрофия совести не лечится организационными мерами.

Никогда не разговаривайте с журналистами

Одна знакомая учительница рассказала мне историю о притеснениях и бедах, которые начались после того, как работа ее ученика не прошла утверждение в медальной комиссии. Будто бы после этого ей и другим словесникам школы запретили подавать заявления на аттестацию в ближайшие три года: сначала, мол, тетради проверять научитесь! Историй о произволе администрации во время прохождения учителем аттестации я знаю немало, но эта была особенно интригующей. На мой вопрос: «Кто запретил?» – был ответ: «Не знаю. Но все в городе и районе говорят о каком-то таком приказе, даже люди, не имеющие к школе отношения…»
Вроде бы глухие, ничем не подкрепленные слухи. Но следствием этих слухов стало то, что заволновались учителя других школ: подавать работы в медальную комиссию – себе дороже!
И вот я решила встретиться с начальником управления образования этого района, чтобы между прочим расспросить и об этой ситуации.
…Сначала мы просто непринужденно разговаривали об ответственности руководителя за слова, сказанные подчиненным: «Да, есть граница, за которую переходить нельзя, она проведена законом. Но ситуации бывают разные. И люди разные. Всегда исходишь из целесообразности. Одни понимают слова, другие только приказы».
Но вот речь зашла об истории с запретом на аттестацию, и мой собеседник стал предельно собранным и настороженным:
– Откуда эта информация идет? Абсолютно непонятно. Никакого приказа не было. Покажите мне этот приказ!
– Приказа я видеть не могла, речь идет о прошлом годе.
– Не видели, а зачем же говорите?
– Приказа не было?
– Не было.
– А можно посмотреть книгу приказов за прошлый год?
– Друзья мои, книга приказов – слишком серьезный документ для корреспондента. И самое главное: почему это я должен вам этот документ давать? Вы говорите о приказе – вот вы и показывайте мне этот приказ.
– Но я о нем только слышу. И мне бы хотелось убедиться, что такого приказа нет…
– И следующий момент: почему вы говорите о словесниках школы, когда речь шла всего лишь об одном учителе, ученик которого не прошел на медаль?
– Так, значит, об одном учителе был приказ?
– Ну да, об одном. К другим это никакого отношения не имело. И мало ли что люди говорят! Мнения бывают разные. А я задаю простой вопрос: вы точно знаете, что я как председатель аттестационной комиссии кого-то лишил права прохождения аттестации?
– Вы просто не имеете на это права.
– Не имею. Поэтому я этого и не делал. И значит, не о чем говорить. Откуда пошел разговор? Я не знаю природы его происхождения. Если хотите, давайте сядем в машину и поедем к тому, кто это вам рассказал. Пусть при мне это скажет.
– Зачем? Этому человеку здесь дальше жить и работать.
– А мне что делать? Мне надо этого человека жестко и даже жестоко наказать.
– Обратите внимание, как вы остро реагируете!
– Да. Он подлежит наказанию, потому что не имел права так говорить. Так кто этот человек?
– Какая разница? Но теперь я вижу: жалоба, похоже, была небезосновательна.
– Порядочный человек должен называть фамилию: Иванов Иван Иванович не прав. Никаких преследований у нас нет и быть не может.
– Вы говорите «не может», а общий тон разговора говорит, что очень даже может!
– Если вы ведете речь о некомпетентности управления…
– Да нет же, речь о другом. Учителей припугнули, и они пожаловались...
– Кто припугнул? Кого? Я поговорю с ними так же, как с вами сейчас разговариваю, и никаких неприятностей у них не будет. А кстати, вы сами-то как относитесь к тому, что слишком много претендентов на медаль? Медаль-то должна быть заслуженной! А если в медальной работе комиссия находит пять ошибок? Куда смотрели учителя? За что они деньги получают? Пусть сначала сами правила выучат.
Что ж, подобная позиция среди управленцев образования встречается довольно часто: собственные представления о педагогической целесообразности они формулируют как закон. Эти представления начинают играть роль государственной политики образования на местах, формировать соответствующую атмосферу в школах.
А судить о том, насколько сладко искушение «вершить судьбами», можно по последствиям приведенного выше разговора. Собрав – на всякий случай всех! – словесников района, мой собеседник, как мне сообщила моя знакомая, «всем устроил разнос и запретил разговаривать с какими бы то ни было корреспондентами без его разрешения».
И ничего с таким начальником не поделаешь, потому что по-другому проявить власть он просто не способен.
Увы.

Людмила КОЖУРИНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"