КРУГИ ИСТОРИИ
Имперские дети
 30 декабря 1922 года I съезд Советов СССР
постановил объединить РСФСР, Украину, Белоруссию
и Закавказскую Федерацию в единое государство –
Союз Советских Социалистических Республик.
Многие посчитали его тогда вторым изданием
Российской империи.
Сегодня все чаще говорят, что, не развались
великая держава, не было бы национальных
конфликтов. Так ли это?
В России действительно немало людей продолжают
испытывать ностальгию по «старым добрым
временам». Вероятно, для кого-то они и были такими.
Но попробуйте убедить в этом бывших жителей
«освобожденной» Бессарабии и Буковины,
Прибалтики и Западной Украины. Попробуйте это
доказать двенадцати репрессированным народам,
подвергнувшимся, по существу, геноциду. Вряд ли
поверят евреи и другие «инородцы», на себе
познавшие, что такое, например, процентная норма,
«дело врачей» и иные прелести государственной
политики «дружбы народов». У каждого свой опыт.
Когда десять лет назад в Германии
появилась первая массовая русскоязычная газета
для многочисленных немцев-переселенцев,
редакционная почта в первую очередь оказалась
завалена письмами о депортации и о жизни в
советских трудовых лагерях. Самой популярной
рубрикой стала «Поиск». Ничего удивительного в
этом не было. Многих судьба разбросала в судный
час. Поволжские немцы, как «неблагонадежные»,
были выселены первыми, как только началась война,
– уже в августе 1941 года.
Такая же участь постигла и другие народы: от
крымских татар – по надуманному обвинению в
пособничестве оккупантам – до чеченцев и
ингушей, до чьих земель фашисты просто не дошли.
Всего депортации подверглось около 3,3 млн
человек. Все они были сорваны с земли и лишились
корней. Нарушился многовековой уклад жизни.
Уничтожались традиции. Новые территории были
подчас неприемлемы для спецпереселенцев ни по
климату, ни по ментальности обитателей края. Люди
отчуждались от привычного быта и дичали.
Насаждалась если не вражда, то недоверие между
прибывшими и коренными жителями. Народы делились
на первосортные и второсортные.
Виктор Астафьев вспоминал, что к нему на малую
родину под Красноярск выселили и немцев, и
литовцев, даже финнов. На десяти языках говорили
в деревне. «В порошок стерли души».
Без вины виноватые, люди должны были прятать
глаза, скрывать свою национальность,
приспосабливаться и подлаживаться. А
генетическая обида накапливалась и передавалась
по наследству. В ожидании своего часа. Так, в
старые добрые времена, когда «наш адрес был не
дом и не улица», закладывались основы будущей
национальной розни.
В 1988 году в Соединенных Штатах был принят закон о
компенсации американцам японского
происхождения, проведшим годы войны в лагерях
(правда, без конфискации имущества), – 20 тысяч
долларов каждому. А президент Рейган назвал их
изоляцию «великой трагедией Америки». В СССР
только в 1956 году «наказанные народы», как назвал
их Александр Некрич, были «сняты с учета». (Закон
РСФСР о реабилитации репрессированных народов
был принят только 26 апреля 1991 года.) Никакой
компенсации. Никаких извинений. Но теперь они
хотя бы могли жить, что называется, минуя «черту
оседлости». Риторический вопрос: где они хотели
жить? Но там, на родине, в их домах жили другие –
тоже невиноватые, что так сложилась их судьба.
Они обжились, привыкли, а теперь что – уезжать.
Куда? Так «мудрая национальная политика» посеяла
семена дракона, а собирать кровавую жатву
пришлось будущим поколениям.
Борис Пастернак, остро переживший выселение из
Москвы знакомых немцев, писал в 41-м: «Сколько горя
и зла кругом, какими горами копится человеческое
разоренье, сколько счетов, друг друга
перекрывающих, прячет за пазуху человеческое
злопамятство, сколько десятилетий должно будет
уйти в будущем на их обоюдостороннее погашение».
Основной причиной почти всех межнациональных
конфликтов в перестроечном СССР и новой России
стал конфликт имперских амбиций, с одной стороны,
и стихии национальных движений – с другой.
Дальше сюжет разворачивался похоже –
противостояние, насилие, ненависть, взаимная
месть.
Не желая того, СССР стал своеобразным
инкубатором наций, а потом и государств.
Советская власть всегда держала сыр в мышеловке
– право нации на самоопределение. Она давала
суверенитет, разрешала всю государственную
атрибутику, но управляла из Москвы. А потом
заигралась. И потеряла контроль. И сама попала в
западню.
Болезнь передается по наследству. Теперь Россия
страдает имперским синдромом. Недавние события в
Украине и в Абхазии только доказывают это. СССР
как будто нет, а фантомные боли в местах
ампутации есть.
Но, строго говоря, «советская империя» во многом
была не более чем метафора. Что, впрочем, не
мешает большой части ее прежних граждан до сих
пор ощущать привычное, успокаивающее дыхание
империи за спиной и оставаться имперскими
детьми. Во всяком случае – советскими людьми.
Пусть не одним народом, но с одной ментальностью.
У имперских детей свое специфическое сознание.
Во-первых, они никак не могут вырасти. Во-вторых,
имперских детей не интересуют причины, их всегда
возмущают факты и последствия. Ибо имперское
сознание отличает предельная историческая
небрежность: если было давно, то и не было вовсе.
Имперские дети никак не могут уразуметь, что
расширение границ их страны не связано напрямую
ни с ее величием, ни с их благополучием. Их
воспитали так, что чем больше, тем лучше. Но они
радеют не корысти ради, а потому, что «за державу
обидно». Они испытывают унижения, если у них
что-то забирают. Лучше сами отдадут. Подарят. Даже
если это и не их. С другой стороны, имперские дети,
как и положено детям, наивны и простодушны. Ими
легко манипулировать. И они готовы раз за разом
снова верить тем, кто их уже обманывал.
Имперские дети не чувствуют вины, а если и
чувствуют, то никогда в этом не признаются. Они
идентифицируют себя в первую очередь с империей,
а не со своей национальностью, которой часто
просто жертвуют.
Как любое другое, советское имперское сознание –
кривое зеркало. Особенно при взгляде на малое.
Этот взгляд всегда размыт. Имперские дети
близоруки – они не видят целостности. В отличие,
кстати, от того, как из маленькой страны смотрят
на большую. Предельно концентрированно.
Наше имперское «детское» сознание всегда
зиждется на благородных мотивах: или кого-то от
чего-то защитить, или освободить. Но чем больше
экспансия (под любым предлогом), тем более хиреет
народ. Россия давно вышла за пределы своих
возможностей. А нация есть нечто, имеющее свой
оптимальный размер, как говорил Михаил Гефтер.
Получилось: пространства больше, а свободы
меньше. Это заметил еще Ключевский, который
связывал разрастание «лоскутной» российской
империи с потерей русским народом свободы и
гражданских прав. Территориальное расширение
государства шло в обратно пропорциональном
отношении к развитию внутренних свобод. Роковой
парадокс: величие государства достигается за
счет усиления рабства населения. Россия могла
переварить себя саму, только посадив на хлеб и
воду.
…Я помню, как в 90-м году у меня в 10 классе
появились армянские дети из Баку. Самый разгар
предреволюционного времени, общественная
атмосфера политизирована до предела, а мои дети
спокойны и аполитичны. Чего явно нельзя сказать о
детях-беженцах. В отличие от москвичей бакинцы
были намного серьезнее. Они уже кое-что видели.
Подлинное. А «дружба народов» обернулась для них
своей черной подкладкой. Они видели последствия
взрывов «мин». История прошла сквозь них.
Прошлась погромами.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|